Глава 8 Богатство земное и небесное / Бог и маммона

Серию поучений, посвященных теме богатства земного и небесного, продолжают следующие слова:

Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6:24).

В параллельном месте Луки добавлено лишь слово «слуга»: Никакой слуга (οἰκέτης) не может служить двум господам… (Лк. 16:13). В остальном текст идентичен. У обоих евангелистов использован глагол δουλεύειν (служить), указывающий на рабский труд (от δοῦλος — раб).

Рабство было широко распространенным в древнем мире институтом. В Израиле рабство существовало со времен Авраама. Рабами становились иноплеменники, взятые в плен (Втор. 21:10) или купленные у окрестных народов (Лев. 25:44). В рабство можно было попасть по причине бедности (Лев. 25:39) или за долги (4 Цар. 4:1). Раба покупали за деньги — буквально за серебро (Быт. 17:12); он и воспринимался как имущество (букв. «серебро») своего хозяина (Исх. 21:20–21). Правовое положение рабов в Израиле регулировалось законом, который вносил некоторые ограничения во власть над ними хозяев (Исх. 21:1–11, 21, 26–27; Лев. 25:39–55).

Иисус не оспаривал рабство, как не оспаривал другие существовавшие в его время социальные институты. Ранняя Церковь также не оспаривала этот институт. Апостол Павел призывал рабов повиноваться господам со стра­хом и трепетом… служа с усерди­ем, как Господу, а не как человекам (Еф. 6:5–7). Он считал, что каждый должен оставаться в том звании, в каком призван, однако советовал рабу сделаться свободным, если это для него возможно (1 Кор. 7:20–24). При этом он подчеркивал, что в Церкви нет ни раба, ни свободного, но все — одно во Христе Иисусе (Гал. 3:28).

Говоря о человеке, служащем двум господам, Иисус использовал хорошо знакомый Его слушателям образ. При этом Его наставление было полностью лишено социальной направленности. Образ слуги и двух господ был призван лишь продемонстрировать невозможность одновременного служения двум идеалам — небесному и земному. Одно исключает другое, совместить Бога и маммону невозможно.

Непонятное для греческого читателя слово μαμωνᾶς (маммона) употреблено не только у Матфея, но и у Луки, от которого можно было бы ожидать перевода. Более того, у Луки этот термин использован трижды: в тексте, параллельном рассматриваемому месту из Нагорной проповеди, а также в предшествующей этому тексту притче о нечестном управителе. Притча завершается словами: Приобре­тайте себе друзей богатством неправедным, чтобы  они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители… Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто пове­рит вам истинное? (Лк. 16:9, 11). В обоих случаях в русском переводе словом «богатство» передано греческое μαμωνᾶς (маммона).

Почему оба евангелиста использовали непонятный семитизм? Думается, для этого могло быть две причины. Во-первых, они хотели донести изречение Иисуса в форме, максимально близкой к той, в которой оно изначально прозвучало. Во-вторых, возможно, они не нашли подходящего эквивалента в греческом языке.

Использованный термин передает или еврейское ממון māmôn, или, что более вероятно, арамейское ממונא māmōnā, переводимое обычно как «богатство», «имущество», «деньги»1Об этимологии этого слова см.: Honeyman A. M. The Etymology of Mammon. P. 60–65.. Это слово не встречается в Ветхом Завете, но встречается в кумранских рукописях как на иврите2The Dictionary of Classical Hebrew. Vol. 5. P. 330., так и на арамейском3Cook E. M. Dictionary of Qumran Aramaic. P. 141; Fitzmyer J. A. The Gospel according to Luke (X–XXIV). P. 1109.. Возможно, слово имело широкое хождение во времена Иисуса, и конкретный смысл, который в него вкладывали, авторам евангельских повествований был известен. Блаженный Августин считал это слово происходящим из пунического языка4Августин. О Нагорной проповеди Господа. 2, 14, 47 (PL 34, 1290); Августин. Проповедь. 113 (PL 38, 648). Пунический язык принадлежал к семитской языковой семье и был диалектом финикийского. На пуническом языке говорили в Северной Африке, в частности, в Карфагене, а также в некоторых других местах  средиземноморского  побережья.. Иоанн Златоуст, употребляя этот термин, возвращается к утверждению о том, что плохо не богатство само по себе, а порабощение человека богатству:

Как же Авраам и Иов угодили Богу, спросишь ты? Не о богатых напоминай мне, а о тех, которые были рабами богатства. Иов был богат, но не служил маммоне; имел богатство и обладал им, был господином его, а не рабом. Он пользовался им как управитель чужого имения, не только не похищая чужого, но и собственное отдавая неимущим; и что всего более, он не услаждался тем, что имел у себя, как сам свидетельствовал об этом, говоря: радовался ли я, что богатство мое было велико? (Иов 31:25). Потому-то, и когда лишился богатства, не скорбел. Но ныне не таковы богатые; они, будучи несчастнее всякого пленника, платят дань маммоне как некоему жестокому тирану5Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 21, 1 (PG 57, 295–296). Рус. пер.: Т. 7. Кн. 1. С. 243..

В Нагорной проповеди Иисус использовал знакомый Его слушателям образ рабского труда для указания на духовное рабство, происходящее от того, что человек становится пленником и рабом собственного имущества. Вслед за Иисусом отцы Церкви квалифицировали богатство как несущее в себе духовную опасность, но только в том случае, если человек оказывается порабощен ему, отдает все свои силы и душу сохранению и умножению своего земного благосостояния. Как мы уже говорили, богатство, по учению отцов, может быть полезно, если человек делится им с окружающими. Но оно становится препятствием на пути к Богу, если превращается в самоцель и самоценность. Жизнь человека теряет смысл, если ее главной целью становится обслуживание тех материальных средств и имущества, которыми он владеет.

Помимо богатства материального существуют и другие виды богатства, которые могут стать препятствием для достижения Царства Небесного. На это указывает священник Александр Ельчанинов, служивший в эмиграции в 1920-е и начале 30-х годов:

Не нужно думать, что есть только один вид богатства — деньги. Можно быть богатым богатством молодости, иметь сокровище таланта, дарований, обладать капиталом здоровья. Все эти богатства — тоже препятствия к спасению. Богатство материальное порабощает нас, обостряет наш эгоизм, смущает наше сердце, гнетет нас заботами, страхами, требует жертв себе, как ненасытный демон. Не оно служит нам, а мы обычно служим ему. Но не то же ли и с богатствами здоровья, силы, молодости, красоты, таланта? Не так ли и они усиливают нашу гордость, берут в плен наше сердце, отводя его от Бога. Да, поистине блаженны нищие в смысле имущества — как легко им приобрести евангельскую легкость духа и свободу от земных пут, но блаженны и не имеющие здоровья и молодости (потому что страдающий плотью перестает грешить), блаженны некрасивые, неталантливые, неудачники — они не имеют в себе главного врага — гордости, так как им нечем гордиться…6Ельчанинов Александр, свящ. Записи. С. 36–37.