Глава 4. Закон и пророки / Любовь к врагам

Серию антитез, в которых Иисус противопоставляет Свое учение ветхозаветным предписаниям, завершают слова о любви к врагам:

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: люби́те врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? (Мф. 5:43–47).

Изречение, на которое ссылается Иисус, отсутствует в Ветхом Завете. Ближайший эквивалент — слова из книги Левит, которые звучат так: Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя (Лев. 19:18). Под ближним (евр. רע rēa‘) здесь понимается соплеменник, представитель народа израильского, верующий в единого Бога: призыв книги Левит не распространяется на иноплеменников и язычников. В Нагорной проповеди Иисус берет из этого изречения лишь его смысловое ядро: люби ближнего твоего; все остальное Он оставляет за скобками. В других случаях, однако, Он приводит эту заповедь в более полном варианте: Возлюби ближнего твое­го, как самого себя (Мф. 22:39; Мк. 12:31).

В таком варианте она встречается в разговоре Иисуса с законником, который, искушая Его, спрашивает: Учи­тель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус отвечает: Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею ду­шою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наи­большая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждает­ся весь закон и пророки (Мф. 22:35–40). В параллельном повествовании Марка Иисус, процитировав две основные заповеди, говорит законнику: Иной большей сих заповедей нет (Мк. 12:28–34).

Ту же историю мы встречаем у Луки, но здесь вопрос законника сформулирован по-иному: Учитель! что́ мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус отвечает вопросом на вопрос: В законе что́ написано? ка́к чита­ешь? В версии Луки заповеди о любви к Богу и ближнему озвучивает сам вопросивший Иисуса законник. Иисус реагирует словами: Правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить. Но законник не успокаивается — он спрашивает: а кто мой ближний? (Лк. 10:25–29). Иисус в ответ излагает притчу о том, как некий человек попался в руки разбойников, которые его раздели и избили; проходившие мимо священник и левит не помогли ему, и только самарянин, увидев его, сжалился над ним, перевязал его раны и отвез в гостиницу. Иисус завершает притчу вопросом: Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Законник отвечает: Оказавший ему милость. Иисус говорит ему: Иди, и ты поступай так же (Лк. 10:30–37).

Весь этот материал необходимо учитывать для понимания того, какой смысл вкладывал Иисус в заповедь о любви к ближнему. Во-первых, Он утверждал, что это одна из двух главных заповедей закона Моисеева: в совокупности заповеди о любви к Богу и ближнему составляют нравственное ядро закона и пророков. Во-вторых, под ближним Иисус понимает не только единоверца и соплеменника: ближний — это всякий, кто нуждается в помощи, участии, заботе.

Таким образом, отталкиваясь от буквы Ветхого Завета, Иисус полностью меняет ее дух, наполняя заповедь Моисеева закона совершенно иным содержанием, чем то, которое было изначально в нее вложено. Обычную поведенческую норму, подчеркивающую необходимость солидарности между членами одного народа, Иисус превращает в основополагающий нравственный принцип, который должен распространяться на всех людей вне зависимости от их национальности и вероисповедания.

Слова «ненавидь врага твоего» мы в такой форме в Ветхом Завете не находим. Возможно, изречение «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего» употреблялось еврейскими раввинами и было на слуху у тех, к кому Иисус обращался в Нагорной проповеди. Похожее предписание мы находим в кумранском «Уставе общины»: «…любить всех сынов света, каждого сообразно его жребию в совете Бога, и ненавидеть всех сынов тьмы, каждого по его преступлению [сообразно] с возмездием Бога… Вот правила пути для руководителя в эти времена, для его любви вместе с его ненавистью, вечной ненавистью к людям преисподней, скрытным духом…»11QS1, 9–11; 9, 21–22. Рус. пер.: Тексты Кумрана. Вып. 2. С. 112, 127.Тем не менее этот текст нельзя считать прямой параллелью к изречению, цитируемому Иисусом2Высказывалось предположение о том, что Мф. 5:17 и 5:43 появились в контексте «встречи Иисуса с концепциями ессеев» (Schubert K. The Sermon on the Mount and the Qumran Texts. P. 121), однако никаких сведений о такой встрече мы не имеем..

По своему содержанию выражение «люби ближнего, но ненавидь врага», хотя и не имеет прямых аналогов в законе Моисеевом, полностью соответствует общей нравственной установке Ветхого Завета, где термин «враг» (евр. איב ’ōyēḇ) употребляется в двух основных значениях: а) враг народа израильского, то есть всякий народ, ведущий военные действия против Израиля или его потенциальный противник, в расширительном смысле, всякий иной народ; б) личный враг того или иного человека. Благословение Божие выражается в том, что Бог предает в руки человека его врагов (Быт. 14:20; 22:17; 24:60; 49:8). А это происходит только в том случае, если человек верен Богу: Если ты бу­дешь слушать гласа Его и исполнять все, что скажу [тебе], то врагом буду врагов твоих и противником противников твоих (Исх. 23:22). Древние евреи искренне верили, что, если они будут соблюдать заповеди Божии, Бог будет отождествлять их врагов со Своими врагами.

Тексты, в которых предполагается гуманное отношение к врагу, в Ветхом Завете крайне немногочисленны (Исх. 23:4–5; Притч. 24:17–18; 25:21–22). В абсолютном большинстве случаев, когда в Библии упоминается враг, это упоминание имеет ярко выраженную негативную окраску. Псалмы царя Давида наполнены жалобами на врагов, молитвами о победе над ними и даже упреками в адрес Бога за то, что Он попускает врагам одолеть праведника. Приведем лишь несколько примеров, относящихся к началу и концу книги Псалтирь:

Господи! как умножились враги мои! Многие восстают на меня, многие говорят душе моей: «нет ему спасения в Боге»… Восстань, Господи! спаси меня, Боже мой! ибо Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых (Пс. 3:2–3, 8).

Да будут постыжены и жестоко поражены все враги мои; да возвратятся и постыдятся мгновенно (Пс. 6:11) Восстань, Господи, во гневе Твоем; подвигнись против неистовства врагов моих (Пс. 7:7).

Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец, доколе будешь скрывать лице Твое от меня?.. Доколе врагу моему возноситься надо мною? Призри, услышь меня, Господи Боже мой!.. да не скажет враг мой: «я одолел его». Да не возрадуются гонители мои, если я поколеблюсь (Пс. 12:2–5).

Храни меня, как зеницу ока; в тени крыл Твоих укрой меня от лица нечестивых, нападающих на меня, — от врагов души моей, окружающих меня (Пс. 16:8–9).

Если я пойду посреди напастей, Ты оживишь меня, прострешь на ярость врагов моих руку Твою, и спасет меня десница Твоя (Пс. 137:7).

Враг преследует душу мою, втоптал в землю жизнь мою, принудил меня жить во тьме, как давно умерших… Избавь меня, Господи, от врагов моих; к Тебе прибегаю (Пс. 142:3, 9).

Ненависть к врагам была не просто характерной чертой древних евреев: она была частью их идентичности, их мироощущения. Можно только догадываться, какое изумление и негодование вызывал у фарисеев и законников призыв Иисуса любить врагов, благословлять проклинающих, благотворить ненавидящим и молиться за обижающих и гонящих. Этот призыв ниспровергал их основополагающие жизненные установки, радикально расходился с духом и буквой закона Моисеева, требовал от них переосмысления своей поведенческой модели в повседневной жизни:

Любовь к врагам — непреодолимая преграда не только для естественного человека. Да, она превосходит его силы, оскорбляет его представления о добре и зле. Но важнее, что любовь к врагам — это и для человека под законом прегрешение против закона: отделиться от врага и осудить его — вот требование закона. Но Иисус берет закон Бога в Свои руки и толкует. Победа над врагом — в любви к врагу, такова воля Божия в Его законе3Бонхёффер Д. Хождение вслед. С. 93..

Этот призыв, кроме того, имел социально-политическое измерение: отказаться от представления о других народах как врагах своего народа, о язычниках и иноплеменниках как врагах Божиих, для фарисея означало не что иное, как полностью утратить почву под ногами, лишиться одной из главных составляющих своей истории, утратить мотивацию к борьбе за национальное самоопределение. То, что Иисус в Своих речах приводил в пример иноплеменников и иноверцев, будь то самарянин (Лк. 10:33), римский сотник (Мф. 8:5–10; Лк. 7:2–9), сарептская вдова-язычница или сирийский правитель, тоже язычник (Лк. 4:25–27), вызывало раздражение, злобу и ненависть у Его слушателей из числа фарисеев и законников. За одну такую речь они чуть не сбросили Его с горы (Лк. 4:29).

Своей заповедью Иисус прежде всего пытается раздвинуть рамки мышления слушателей, заставить их понять, что Его учение имеет универсальный характер. Иисус не противопоставляет любовь к врагам любви к ближним: Он расширяет понятие ближних, включая в него врагов. Любящий только тех, кто его любит, ничем не отличается от мытарей; приветствующий только братьев своих ничем не отличается от язычников: так в Нагорной проповеди. В Проповеди на равнине параллельное место звучит несколько иначе: И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодар ность? ибо и грешники то́же делают (Лк. 6:32–33). У Матфея исполняющему заповедь Иисуса противопоставляются мытари и язычники; у Луки — грешники. Матфеевское если приветствуете только братьев ваших (Мф. 5:47), имеющее достаточно узкий смысл, у Луки заменено более широким и всеобъемлющим: если делаете добро тем, которые вам делают добро (в буквальном переводе «если благотворите благотворящим вам»).

Основную мысль в обоих случаях можно передать следующим образом: отношение к человеку не должно зависеть от его отношения к нам; любовь не должна быть только взаимной; добро не может быть только ответным. В проявлении любви и делании добра христианин призван занимать проактивную, а не реактивную позицию: он должен не просто реагировать на чувства и поступки других, но сам становиться источником любви и добра.

Именно такой образ действий являет Сам Иисус. К Нему стекались тысячи людей, и Он общался с ними, исцелял их болезни, вникал в их нужды, проявлял к ним любовь и милосердие, не ожидая ни ответной любви, ни награды за благодеяние. Из поля Его внимания и любви не была исключена ни одна категория людей, включая мытарей и блудниц. Даже фарисеи и законники не были лишены Его заботы: жестко и непримиримо относясь к фарисейству, обличая его наиболее уродливые проявления, Иисус не отказывался общаться с фарисеями и законниками, отвечать на их вопросы, посещать их дома и сидеть с ними за одним столом. Что же касается заповеди молиться за обижающих и гонящих, то ее Он исполнил буквально, когда на кресте молился за тех, кто распинал Его: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23:34).

В Новом Завете «любовь» (ἀγάπη) — один из основополагающих терминов, ключевой для понимания всей мировоззренческой системы Иисуса. С наибольшей полнотой христианское понимание любви раскрывается в корпусе писаний Иоанна — его Евангелии и посланиях. Нагорная проповедь, в отличие от четвертого Евангелия, не содержит целостного богословия любви. В ней говорится об одном из проявлений любви — о любви к врагам. Но именно способность человека любить врагов оказывается основным индикатором того, насколько полно он усвоил христианское учение о любви и в какой степени готов претворять его в жизнь.

Заповедь о любви к врагам можно назвать квинтэссенцией всей христианской нравственности: в ней, как в фокусе, отражены другие заповеди Иисуса. Не случайно она помещена последней в серии антитез, в которых Его учение противопоставляется ветхозаветным установлениям. Именно заповедь о любви к врагам наиболее решительно обновляет ветхозаветное представление о любви, о нравственности, о тех критериях, на которых должно строиться отношение человека к человеку. Эта заповедь закладывает основу того нового миропорядка, который, по-видимому, вообще неосуществим вне рамок общины учеников Иисуса.

Любовь является внутренним чувством, расположением человека по отношению к другим людям. Она имеет не только рациональную, но и эмоциональную основу. По этой причине человеку очень трудно заставить себя полюбить кого-то, принудить себя любить врагов. Любовь к врагам не достигается путем самовнушения, она не может быть следствием решения человека поступать по отношению к ближним так, а не иначе. Безусловно, для приобретения любви к врагам требуется работа над собой, но одной этой работы недостаточно. Необходимо еще и наличие благоприятной среды, в которой человек будет развивать в себе это качество. Такой средой является община учеников Иисуса — Церковь.

Нравственные увещания Иисуса, содержащиеся в Нагорной проповеди, иногда воспринимают как призыв к жесткому самоконтролю, включая контроль за своими словами и эмоциями (Мф. 5:21–26, 33–37), за своим поведением в сексуальной сфере (Мф. 5:27–30)4Barton C. Discipleship and Family Ties in Mark and Matthew. P. 214.. С нашей точки зрения, современный термин «самоконтроль» вряд ли может в полной мере отразить ту духовную работу, которой требует от человека Нагорная проповедь. Эта работа не сводится только к контролю за своими страстями или поступками: она прежде всего направлена на искоренение страстей, изживание тех причин, которые ведут к дурным поступкам. Что же касается любви к врагам, то никаким самоконтролем ее достичь невозможно: для ее приобретения требуется помощь свыше. 

Иоанн Златоуст называет любовь к врагам «высочайшей из всех добродетелей», а молитву за обидчиков — «высочайшей вершиной любомудрия»5Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея-евангелиста. 18, 3 (PG 57, 268, 271–272). Рус. пер.: Т. 7. Кн. 1. С. 208, 212.. Под термином «любомудрие» (φιλοσοφία) в узком смысле святоотеческая традиция понимает греческую философию; в более широком смысле этот термин указывает на мудрость, умеренность, выдержку и другие качества, составляющие добродетельный образ жизни, или на сам этот образ жизни. В данном контексте слова Златоуста могут быть поняты как аллюзия на античные философские системы, которым противопоставляется превосходящее их в нравственном отношении учение Иисуса. Призыв любить врагов в том виде, в каком мы находим его в Нагорной проповеди, чужд не только ветхозаветной ментальности, он чужд и образу мыслей античных философов, в чьих системах мы не находим подобного призыва6Senior D. Matthew. P. 80.. Впрочем, и вся духовно-нравственная программа Иисуса достаточно радикально расходится с античными философскими системами, даже если в некоторых из них имеются параллели к отдельным христианским нравственным установкам.

Призыв к молитве за обидчиков и гонителей нашел широкое отражение в памятниках раннехристианской литературы. В Деяниях апостольских рассказывается о Стефане, который, когда его побивали камнями, восклицал: Господи! не вмени им греха сего (Деян. 7:60). В «Дидахи» (конец I или 1-я половина II века) христианское учение суммируется в следующих словах: «Благословляйте проклинающих вас и молитесь о врагах ваших, поститесь о гонителях ваших. Ибо какая благодать, если вы любите любящих вас? Не то же ли делают и язычники? Вы же люби́те ненавидящих вас, и не будет у вас врага»7Дидахи 1, 3 (SC 248, 142–144). Рус. пер.: С. 18..

Поликарп Смирнский (II век) пишет: «Молитесь за всех святых. Молитесь также за царей, за власти и князей, даже за преследующих и ненавидящих вас и за врагов креста, чтобы плод вашей веры был явен для всех и сами вы были совершенны»8Поликарп Смирнский. Послание к Филиппийцам. 12 (SC 10, 220). Рус. пер.: С. 365.. Под святыми здесь понимаются члены христианской общины, под врагами креста — язычники, гонители Церкви, в том числе римская власть. Выражение «за преследующих и ненавидящих .вас», вероятно, является одной из раннехристианских литургических формул: аналогичные формулы (например, «о ненавидящих и обидящих нас») сохранились в православном богослужении.

Заповедь о любви к врагам помимо «Дидахи» встречается у целого ряда раннехристианских авторов. Климент Римский (кон. I в.) отмечает реакцию язычников на выполнение или невыполнение этой заповеди христианами: «Ибо когда они услышат от нас, что Бог говорит: “Нет благодати вам, если любите любящих вас, но благодать вам, если любите врагов и ненавидящих вас’’, — когда они это услышат, удивляются преизбытку благости. Когда же увидят, что мы не любим не только ненавидящих, но и любящих [нас], насмехаются над нами…»9Климент Римский. 2-е послание к Коринфянам. 13, 4 (Die Apostolischen Väter. S. 75). Рус. пер.: С. 402.

Иустин Философ (II век) приводит слова Иисуса в следующей редакции: «Если любите любящих вас, что нового делаете? Ибо и блудники это делают. А Я говорю вам: моли́тесь за врагов ваших и люби́те ненавидящих вас; и благословляйте проклинающих вас и моли́тесь за обижающих вас»10Иустин Философ. 1-я апология. 15 (PG 6, 349–352). Рус. пер.: С. 45.. Отметим употребление слова «блудники»(πóρνοι) вместо оригинального «мытари» (как у Матфея) или «грешники» (как у Луки): Иустин как будто бы хочет максимально заострить мысль Иисуса, проведя параллель между любовью, основанной исключительно на взаимности, и блудом. Характерна также замена матфеевского «что особенного (τί περισσóν) делаете» на «что нового (τί καινóν) делаете»: здесь содержится скрытое указание на новизну заповеди о любви к врагам по сравнению с установками иудаизма и язычества, с которыми Иустин полемизирует в своих сочинениях.

Любовь к врагам не исключает, а дополняет любовь к друзьям, близким, любящим: она есть то особенное и новое, что добавляется к обычному и старому, но не перечеркивает его. Здесь мы видим наглядный пример того, как Иисус исполняет (восполняет) Ветхий Завет, не нарушая и не упраздняя его (Мф. 5:17). То, что человек призван любить любящих и благотворить благотворителям, — это как бы само собой разумеется, так же как и то, что нельзя убивать и прелюбодействовать. Но Иисус призывает к праведности, которая превосходит праведность фарисеев, и не просто регулирует человеческие взаимоотношения в правовом поле, а открывает людям путь в Царство Небесное (Мф. 5:20), делает их сынами и дочерьми Небесного Отца.

По учению Иисуса, любовь Бога к человеку не зависит от поведения человека. Именно в этом смысл слов о том, что Бог повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добры ми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5:45), ибо Он благ и к неблагодарным и злым (Лк. 6:35). Подобно отцу из притчи о блудном сыне Бог любит и того, кто Ему верен, и того, кто от Него отходит (Лк. 15:11–24). Степень любви Бога к человеку не зависит от степени благочестия человека и меры его трудов: об этом говорится в притче о работниках одиннадцатого часа (Мф. 20:1–16).

Такой подход вносит существенные коррективы в ветхозаветное понимание Бога, Которому авторы библейских книг приписывали способность раскаиваться в Своих действиях по отношению к людям вследствие их дурного поведения (Быт. 6:6–7; 1 Цар. 15:35). Бог представлен в Ветхом Завете как справедливый Судия: Он поощряет за праведность и наказывает за грехи. Мера наказания при этом соответствует мере греховности человека: представление о законе справедливого возмездия (око за око, зуб за зуб) переносится из сферы человеческих взаимоотношений в сферу взаимоотношений между Богом и человеком.

Иисус не отменяет полностью этот «судебный» аспект Божественной справедливости: Он, в частности, говорит о Страшном суде, на котором человек получит воздаяние за грехи (Мф. 25:31–46). Но акцент смещается в сторону Божественного милосердия. Это позволяет некоторым христианским авторам вообще оспаривать представление о том, что Бог справедлив. С наибольшей полемической заостренностью такое представление оспаривается Исааком Сириным, который говорит, что в любви Божией нет никаких градаций, нет «больше» или «меньше»: благость и любовь Божии не уменьшаются вследствие дурных поступков людей11Исаак Сирин. 2-е собрание. Беседа 38, 5 (CSC O 554, 150). Рус. пер.: С. 267–268.. Бог равным образом любит и праведников, и грешников, не делая различия между ними: «У Него одна любовь по отношению к нам и к святым ангелам. И к грешникам она такая же, как к праведникам. Свидетельством этого является Боговоплощение»12Исаак Сирин. Главы о знании. IV, 87. Рус. пер. в кн.: Иларион (Алфеев), митр. Духовный мир преподобного Исаака Сирина. С. 89.. Когда Бог наказывает человека, Он делает это из любви, а не из мести, ненависти или ярости13Его же. Слова подвижнические. 45 (Mar Isaacus Ninivita. De perfectione religiosa. P. 323). Рус. пер.: С. 404 (Слово 85)..

Представление о милосердии Божием, о том, что Бог прощает грешников, не чуждо Ветхому Завету. Открываясь Моисею, Бог говорит о Себе: Господь, Господь, Бог че­ ловеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многоми­ лостивый и истинный, сохраняющий [правду и являющий] милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвер­ того рода (Исх. 34:6–7). Здесь тема человеколюбия, милосердия и прощения даже доминирует над темой наказания. Но этого нельзя сказать обо всем Ветхом Завете. Подлинный и радикальный сдвиг в пользу представления о Боге как источнике любви, милосердия и прощения мы находим только в Новом Завете — в проповеди Иисуса и основанном на ней учении апостолов.

Заповедь Иисуса о любви к врагам имеет долгую и сложную историю интерпретации в церковной традиции. Различными способами христианские авторы пытались смягчить ее остроту, сделать ее более практически применимой, чем она может показаться.

Ориген обратил внимание на то, что Иисус призывает любить ближнего как самого себя, а говоря о любви к врагам, исключает эти слова. Отталкиваясь от слов греческого перевода Песни Песней «установите Мой порядок в любви» (Песн. 2:4)14В еврейском масоретском тексте здесь совсем другое предложение; русский синодальный перевод следует еврейскому (а не греческому, который использовал Ориген)., Ориген аллегорически трактует эти слова в том смысле, что в любви должна быть своя иерархия. Любить Христа нужно больше, чем отца, сына или дочь. Что же касается любви к людям, то, «во-первых, заповедано нам любить родителей, во-вторых, детей, в-третьих, слуг. Если же сын твой плох, а слуга хорош, то слуга пусть займет в любви место сына, и тогда порядок любви у святых будет установлен верно». При этом если Бога надо любить всем сердцем, всей душой, всей добродетелью, всем разумением, то любить ближнего так не требуется: его надо любить, как самого себя. В отношении любви к врагам «Божественное Слово не требует невозможного, не говорит “любите врагов ваших, как самих себя”, но только: “любите врагов ваших”. Довольно с них того, что мы их любим и не питаем к ним ненависти»15Ориген. Беседы на Песнь Песней. 2, 8 (GCS 33, 52–53)..

Такая трактовка не получила поддержки и продолжения в дальнейшей традиции. Однако попытки смягчить заповедь Иисуса не прекращались и после Оригена, главным образом путем сведения этой заповеди исключительно к сфере личной нравственности. Из заповеди о любви к врагам исключались, в частности, враги Божии и противники на войне. Широкую известность получили слова святителя Филарета Московского, которыми он завершил свою проповедь о любви к врагам, произнесенную между 1806 и 1808 годами: «Гнушайтесь убо врагами Божиими, поражайте врагов отечества, любите враги ваша»16Филарет Московский. Слово в Неделю 19 по Пятидесятнице. В кн: Святитель Филарет, митрополит Московский. Слова и речи. Т. 1. С. 289.. Эти слова, во-первых, отражают тот общий принцип, которым всегда руководствовалась Церковь в своем отношении к еретикам, безбожникам и богохульникам; во-вторых, указывают на ту ситуацию, в которой заповедь о любви к врагам не может быть применима: ситуацию войны. Здесь вступает в силу иная логика, начинают действовать иные правила.

Если внимательно вчитаться в слова Иисуса, мы увидим, что слова «люби́те врагов ваших» являются общим принципом, который затем конкретизируется в трех других призывах: благословляйте проклинающих  вас,  благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас (Мф. 5:44). Все три призыва очевидным образом относятся к сфере личной нравственности. При этом лишь один предполагает конкретные действия («благотворите»), два других («благословляйте» и «молитесь») скорее говорят об умонастроении человека, его внутреннем расположении. Здесь никоим образом не затрагивается ситуация войны, и извлекать из этих призывов основание для отказа от борьбы с вооруженным противником было бы откровенной натяжкой. Здесь также ничего не говорится о врагах Божиих — тех, кто посягает на святыню, истину, кто хулит имя Божие, наносит вред Церкви.

Можно усмотреть противоречие между призывом Филарета Московского «гнушаться врагами Божиими» и приведенными выше словами Исаака Сирина о человеке, у которого «сердце милующее» и который «и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились»17Исаак Сирин. Слова подвижнические. 74 (De perfectione. P. 507– 508). Рус. пер.: С. 205–206 (Слово 48).. Однако это кажущееся противоречие. Церковь во все времена с максимальной строгостью относилась к еретикам как врагам Божиим и врагам истины, отсекая их от своего тела, но при этом никогда не прекращала молитву об их покаянии, вразумлении и возвращении в лоно Церкви. Гнушение ересью, богохульством, святотатством и другими действиями и пороками, делающими человека врагом Церкви, не мешают христианину молиться о нем и надеяться на его спасение.

Молитва является универсальным ответом на злобу, ненависть, вражду. Этот ответ дал Иисус, когда молился за распинавших Его (Лк. 23:34). Призыв к молитве за обидчиков и гонителей — очень важный аспект христианского учения о любви к врагам, часто оставляемый без должного внимания. Этот призыв выходит за рамки личной нравственности: он распространяется не только на тех, кто наносит человеку личную обиду, но и на гонителей Церкви. Глагол «гнать» (διώκω) и производные от него слова в Евангелиях имеют очень конкретный смысл: в большинстве случаев они указывают на гонения против учеников Иисуса как единого сообщества, на гонения против Церкви. Нельзя не вспомнить заключительные заповеди Блаженства: Блаженны изгнанные (δεδιωγμένοι) за правду… Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать (διώξωσιν) и всячески неправед­ но злословить за Меня (Мф. 5:10–11). Как должны члены Церкви относиться к гонителям? Прежде всего молиться за них. 

О любви к врагам и молитве за них писал в ХХ веке выдающийся афонский подвижник преподобный Силуан. Он делил людей не на врагов и друзей, а на познавших Бога и не познавших Его18Софроний (Сахаров), архим. Старец Силуан. С. 50.. В своих заметках, опубликованных после его смерти, он пишет:

Господь хочет, чтобы мы любили ближнего… И если ты… любишь врагов своих, себя же считаешь хуже всех, это значит, что с тобою большая благодать Святого Духа. Кто носит в себе Духа Святого хотя бы и немного, тот скорбит о всем народе день и ночь, и сердце его жалеет всякое создание Божие, и особенно людей, которые не знают Бога или противятся Ему и потому идут в огонь мучения. За них он молится день и ночь, больше, чем за себя, чтобы все покаялись и познали Господа… Христос молился за распинавших Его: «Отче, не поставь им греха сего; не ведают бо, что творят» (Лк. 23:34). Архидиакон Стефан молился за тех, которые побивали его камнями, чтобы Господь не вменил им этого во грех. И мы, если хотим сохранить благодать, должны молиться за врагов. Если ты не жалеешь грешника, который будет мучиться в огне, то, значит, нет  в тебе благодати Святого Духа…19Цит. по: Софроний (Сахаров), архим. Старец Силуан. С. 147.

Слова русского подвижника XX века во многом созвучны словам сирийского святого VII века. И в том и в другом случае молитва становится той питательной средой, в которой любовь к врагам взращивается как глубокое внутреннее переживание, позволяющее видеть в свете любви всех людей и весь мир. Оба автора принадлежат к монашеской традиции — той традиции, в которой заповеди Иисуса нашли свое наиболее буквальное применение. Монахи именно для того уходили от мира, чтобы не зависеть от законов и стандартов мира сего и беспрепятственно жить по заповедям Евангелия. Подражая образу жизни Иисуса, они осуществляли на практике то, что многим казалось неосуществимым, доказывая вслед за Ним, что начертанный Им идеал не утопичен, хотя и труднодостижим. При этом монахи не считали свой образ жизни чем-то исключительным: кроме безбрачия, нестяжания, послушания и пребывания в общине, что является отличительными чертами монашеской традиции, во всем остальном они призваны исполнять тот нравственный идеал, который адресован всей общине последователей Иисуса.