Глава 11. Свет миру / «Я свет пришел в мир»

12-я глава Евангелия от Иоанна завершается последней речью Иисуса, обращенной к не названной аудитории. Эта речь почти полностью повторяет то, что Иисус говорил в других речах и, следовательно, служит своего рода эпилогом к полемике с иудеями, разворачивавшейся на протяжении всего предшествующего повествования:

Иисус же возгласил и сказал: верующий в Меня не в Меня верует, но в Пославшего Меня. И видящий Меня видит Пославшего Меня. Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме. И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его, ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день. Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить. И Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная. Итак, что Я говорю, говорю, как сказал Мне Отец (Ин. 12:44–50).

Термин «возгласил» (ἔκραξεν) в буквальном переводе указывает на значительное повышение громкости голоса («закричал», «громко воззвал», слав. «возопил»). Этот термин употребляется Иоанном в тех случаях, когда он передает слова, на которых Иисус акцентировал внимание слушателей (Ин. 7:28, 37). В том же значении в современном русском языке употребляется слово «подчеркнул». В данном случае, в соответствии со смыслом произносимого, термин указывает на то, что предваряемая им краткая речь Иисуса «подводит итог многих линий Его учения»1Carson D. A. The Gospel according to John. P. 451.. Этих линий здесь намечается восемь, и каждая из них имеет магистральный характер:

1. Вера в Иисуса есть вера в Пославшего Его. Этот тезис суммирует то, что Иисус неоднократно говорил иудеям о Своем нерасторжимом единстве с Отцом: «Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (Ин. 5:23); «И пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне» (Ин. 5:37); «Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную» (Ин. 6:40); «Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня, Которого вы не знаете» (Ин. 7:28); «Я не один, но Я и Отец, пославший Меня» (Ин. 8:16). Подобно тому, как в международных делах главу государства представляет его чрезвычайный и полномочный посол, Бога Отца представляет на земле Его полномочный Посланник. Он послушен Отцу и выполняет волю Его (Ин. 6:38), но в то же время, в отличие от земного посланника, Он равен Отцу (Ин. 5:18). Это делает Его миссию уникальной и несопоставимой с какими бы то ни было формами земного посланничества или посольства.
2. Видение Иисуса есть видение Отца. Бог Отец по Своей природе невидим: Его «никто никогда не видел» (1 Ин. 4:12). Он — Тот, «Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может» (1 Тим. 6:16). Однако Богочеловек Иисус делает Его видимым для людей: «Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:18). Иудеям Иисус говорит: «Я и Отец — одно» (Ин. 10:30). А Филиппу на Тайной вечере скажет: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9). Те же, кто не веруют в Иисуса, не могут увидеть Бога и услышать Его голос: «А вы ни гласа Его никогда не слышали, ни лица Его не видели; и не имеете слова Его пребывающего в вас, потому что вы не веруете Тому, Которого Он послал» (Ин. 5:38).
3. Иисус есть свет миру. Эта тема, как мы видели, проходит через все четвертое Евангелие, начиная с пролога (Ин. 1:9), и возникает в нескольких речах Иисуса, перед разными аудиториями. Народу Он говорил: «Я свет миру» (Ин. 8:12). Ученики слышали от Него: «Доколе Я в мире, Я свет миру» (Ин. 9:5). В беседе с Никодимом Иисус также говорил о Себе как о свете: «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир...» (Ин. 3:19).
4. Верующий в Иисуса не остается во тьме. Затрагивается, опять же, ключевая тема проповеди Иисуса, отраженная и у синоптиков, и в четвертом Евангелии. Никодиму Иисус возвещает о том, что Сын Божий послан в мир, «дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную... Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден...» (Ин. 3:16, 18). Ученикам Иисус говорит: «Кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12). Вера отверзает духовные очи: не верят те, кто «более возлюбили тьму, нежели свет» (Ин. 3:19). В отличие от того, кто родился слепым и не виноват в своей слепоте (Ин. 9:2–3), они виновны в том, что не видят, ибо отвергают Того, Кто может открыть им очи. Если бы они были слепы не по своей вине, то не имели бы греха, но поскольку они пребывают в уверенности, что видят, грех остается на них (Ин. 9:41).
5. Иисус не будет судить того, кто услышит Его слова и не поверит, ибо Он пришел не судить мир, но спасти. Здесь почти буквально повторяется то, что Иисус сказал в беседе с Никодимом: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3:17). Иудеям Иисус говорил: «Я не сужу никого» (Ин. 8:15–16). Выше мы подробно разобрали эти и другие изречения Иисуса, в которых речь идет о Его суде.
6. Судьей того, кто отвергает Иисуса, станет Его слово. Эта мысль в такой форме ранее не звучала. В беседе с иудеями после исцеления расслабленного Иисус говорил им о том, что Он не будет обвинителем против них перед Отцом: таким обвинителем будет Моисей, на которого они уповают, но чьим писаниям не верят (Ин. 5:45–47). Связь между словом Иисуса и судом Божьим прослеживается в словах из той же беседы: «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24). «Слово Мое не вмещается в вас», — говорит Иисус в другой беседе (Ин. 8:37). Однако Его обетование тем, кто соблюдет Его слово, остается непреложным: «Кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек» (Ин. 8:51). Характерно сочетание прошедшего, настоящего и будущего времени в этих изречениях: слушающий слово Иисуса не просто когда-то в будущем «не увидит» (μὴ θεωρήσῃ) смерти — он уже здесь, в своей земной жизни, «не приходит» (οὐκ ἔρχεται) на суд и уже здесь «перешел» (μεταβέβηκεν) от смерти в жизнь.
7. Заповедь Отца есть жизнь вечная. О какой заповеди идет речь? В синоптических Евангелиях, в том числе в содержащихся в них поучениях Иисуса, слово «заповедь» (ἐντολή) указывает на заповеди закона Моисеева (Мф. 15:3, 6; 19:17; 22:36–40; Мр. 7:8–9; 10:5, 19; 12:28–31; Лк. 18:20; 23:56). В четвертом Евангелии Иисус говорит о заповеди, которую Он Сам получил от Отца: в соответствии с этой заповедью Он должен отдать Свою жизнь, «чтобы опять принять ее» (Ин. 10:17–18). Путь к воскресению для Него лежит через смерть. Подобным образом, и для человека путь к вечной жизни лежит через послушание воле Божьей и умерщвление собственной воли, а точнее — через такое подчинение своей воли божественному Промыслу, которое делает невозможным конфликт между двумя волями — божественной и человеческой. В Иисусе Христе человеческая воля находится в полной гармонии с божественной благодаря тому, что Иисус беспрекословно исполняет заповедь Отца. К этому же Иисус призывает Своих учеников.
8. Иисус говорил не от Себя, но от имени пославшего Его Отца: Он говорит то, что сказал Ему Отец. Характерно, что глагол «говорить» употреблен сначала в прошедшем времени (ἐλάλησα), потом дважды в настоящем (λαλῶ). Прошедшее время указывает на предыдущие беседы, в которых данная мысль звучала многократно: «Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (Ин. 7:15–16). Употребляя глагол«говорить» в прошедшем времени, Иисус подчеркивает, что Его миссия на земле завершается: Он сказал иудеям все, что хотел. Далее Он будет учить их не словом, а молчанием (Мф. 27:12; Мр. 14:61; 15:5; Ин. 23:9). Подобно безгласному агнцу, о котором пророчествовал Исаия (Ис. 53:7), Он на суде не будет отверзать уст Своих и в молчании примет смертный приговор.

На суде у первосвященников и Пилата Иисус не будет отвечать на вопросы. Тем самым Он, в соответствии с собственным учением (Мф. 5:39–41), откажется от самозащиты. Откажется Он и от того, что в юридической практике называется последним словом подсудимого. Этим последним словом, обращенным к Его обвинителям, становится заключительный раздел 12-й главы Евангелия от Иоанна, где Иисус подводит итог тому, что говорил раньше, резюмирует Свое учение в кратких тезисах и в последний раз напоминает иудеям о том выборе, который ставил перед ними в течение всего времени Своего пребывания на земле: выборе между верой и неверием, между светом и тьмой, между жизнью и смертью.

Его слова на этот раз остаются без ответа: Евангелист ничего не говорит о реакции аудитории. Полемика окончена, все слова сказаны, аргументы сторон исчерпаны. Суд в лице иудеев удаляется на заседание, Подсудимый ждет неизбежного приговора. Отвергнутый народом Израильским царь Израилев вступает на Свой последний, крестный путь; Агнец Божий, берущий на Себя грех мира, идет на заклание.

* * *

Терминология света, играющая важную роль в Евангелии от Иоанна, в научной литературе обычно воспринимается как имеющая исключительно или преимущественно метафорический характер. Символизм света, присущий этому Евангелию, воспринимается, прежде всего, как характерная особенность языка Евангелиста, связанная с влиянием Ветхого Завета, а также, возможно, греческой философии, Филона Александрийского и богословия Кумранской общины2Dodd C. H. The Interpretation of the Fourth Gospel. P. 201–208; 357–358; Moody Smith D. John. P. 181..

Однако, как мы видели, согласно автору четвертого Евангелия, терминология, связанная со светом, восходит к Самому Иисусу, вновь и вновь возникая в Его прямой речи. Мы также имели возможность убедиться в том, целый ряд метафор в речи Иисуса имеет значение, выходящее за пределы обычной метафоры или символа: они обладают и переносным, и буквальным смыслом, имеют и духовное, и материальное выражение.

Так например, вода живая — символ вечной жизни, благодати Святого Духа. Но вода является, кроме того, и той материальной субстанцией, которая используется в таинстве Крещения. Без этой воды невозможно вступление в Церковь, а значит, невозможно и вхождение в Царствие Божье (Ин. 3:5). Для человека как существа, состоящего из души и тела, материальная субстанция в качестве носительницы благодати Божьей оказывается необходима.

Точно так же хлеб является символом Иисуса, дающего людям духовную пищу, утоляющего их духовный голод. Но материальный хлеб, изготовленный человеческими руками, необходим для таинства Евхаристии, без которой человек не может иметь в себе жизнь (Ин. 6:53). Через хлеб, ставший Телом Христа и вошедшим в материальную плоть человека под видом материального хлеба, человек как существо одновременно материальное и духовное всем своим естеством соединяется с Богом.

Иисус метафорически изображает Себя в виде доброго пастыря (Ин. 10:11). Но это тоже не просто метафора. Он создает Церковь как общину Своих учеников, в каждом новом поколении заново рождающихся от воды и Духа. Для этой общины Он становится реальным пастырем, осуществляя управление ею через Своих учеников, но продолжая невидимо присутствовать среди них. К апостолам, а через них ко всем последующим поколениям Своих учеников Он обратит слова: «Не оставлю вас сиротами; приду к вам... Я живу, и вы будете жить» (Ин. 14:18–19); «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). В каждом новом поколении живое присутствие Иисуса как доброго пастыря будет возобновляться в опыте христианской общины и в личном опыте отдельных ее членов.

Список метафор-символов, имеющих значение, выходящее за пределы метафорического или символического, можно продолжить. Свет, безусловно, относится к их числу. Синоптические Евангелия рассказывают о том, как Иисус преобразился перед учениками, «и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф. 17:2; Мр. 9:2–3; Лк. 9:29). Здесь свет — отнюдь не метафора: он имеет вполне конкретное, видимое выражение, заставляя учеников в страхе пасть на землю. По крайней мере, один раз Иисус явил ученикам тот свет, о котором говорил в Своих поучениях, но который был скрыт под «завесой» Его человеческой плоти (Евр. 10:20).

И синоптики, и автор четвертого Евангелия повествуют о том, как Иисус даровал или возвращал зрение слепым (Мф. 9:27–31; 12:22; 15:31; 20:34; 21:14; Мр. 8:22–26; 10:46–52; Лк. 7:21; 18:35–43; Ин. 9:1–7). Для людей, исцеленных Иисусом, свет — отнюдь не метафора, а часть их экзистенциального опыта. Обретение зрения благодаря Иисусу становится главным событием жизни исцеленного на материальном, физическом уровне. Если же оно, как в случае с бывшим слепорожденным, сопровождается обретением духовного зрения благодаря вере в Иисуса (Ин. 9:35–38), то становится также главным событием его духовной жизни, поворотным пунктом, с которого начинается его путь к жизни вечной.

Рассматривая повествование о Преображении в книге «Чудеса Иисуса», мы указали на особое внимание, уделяемое в восточно-христианской богословской традиции вопросу о природе божественного света3См.: Иларион (Алфеев), митрополит. Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга III: Чудеса Иисуса. С. //////////////.. Не будем повторять то, что подробно изложено там. Напомним лишь, что божественный свет воспринимается в восточно-христианской традиции не только как метафора, используемая для описания Бога, но и как составная часть религиозного опыта, доступного избранникам Божьим в разных поколениях. Хотя рассказы о видениях, подобных тому, которого ученики Иисуса удостоились на горе Преображения, не часты в христианской литературе, их достаточно для того, чтобы утверждать, что восточно-христианская (православная) традиция обладает особым, уникальным опытом общения с Богом через созерцание Его света. Здесь мы выходим не только далеко за пределы метафорического языка, но и вообще за пределы явлений, которые можно описать в литературных или языковедческих категориях.

К приведенным в книге «Чудеса Иисуса» примерам (видениям божественного света Симеоном Новым Богословом, беседе Серафима Саровского с Мотовиловым) можно добавить много других. Они свидетельствуют о том, что православная традиция обладает особым, уникальным опытом экзистенциального приобщения к тем реальностям, которые скрываются за метафорами-символами из четвертого Евангелия. Для исследователя, рассматривающего текст Евангелия исключительно с литературно-критической точки зрения, экзистенциальный смысл этих метафор или вообще закрыт или не представляет интереса. Для церковной общины, внутри которой продолжается история, описанная на страницах Евангелия, напротив, важнейшим становится то, как реальность, скрытая за метафорами, ретранслируется в духовный опыт ее членов.