Книга третья / Глава I / Точное изыскание о том, почему блаженный Креститель назван от Христа не только светильником, но горящим и светящим

Только что окончив писание второй книги и переплыв широкое и глубокое море Божественных созерцаний, таким образом уже рассчитав достигнуть конца как некоей пристани и как бы причаливая ладью к земле, – мы усматриваем начало другого моря, то есть движение к дальнейшим речениям (Евангелия), совершать которое (движение) надлежит нам со всяким старанием, чего требует самая цель предмета и к чему в такой же мере побуждает изречение некоего (мудреца), что «добрых трудов плод благословен» (Прем.3:15). И вот, восходя опять в дерзновенное настроение духа, предоставим управление нами благому и человеколюбивому Богу. Развернув, подобно парусу, широту ума и имея благодать Духа как попутный ветерок с кормы, выйдем в глубокое изыскание, ибо Христос есть «дающий в море путь и в воде стезю» (Ис.43:16).

Вторая книга окончилась у нас на изречении: «Я же не от человека свидетельство принимаю, но это говорю, чтобы вы спаслись» (Ин.5:34). Третью же начнем со следующих за тем по порядку слов Христа о святом Крестителе.

Ин.5:35. Он бе светильник горяй и светяй: вы же восхотесте возрадоватися в час светения его

Светильнику уподобляет святого Крестителя, так как он, по присущей природе человека мере сил, воссиял пред пришествием Его, впрочем, пользуясь не своим светом, ибо в светильнике не свой свет, но отвне сообщаемый и привносимый. Такое же освещение от Христа в духе можно видеть и во святых, почему и, весьма благоразумно мысля и поступая, сами своим голосом исповедуют, «что из полноты Его мы все получили» (Ин.1:16). Это потому, что свет по природе есть Единородный как воссиявший из света, то есть из сущности Отца. Тварь же причаствует Ему, как и все, что обладает способностью рассуждать и мыслить, есть как бы сосуд для наполнения Божественным светом, превосходно устроенный Всесовершеннейшим Художником всего Богом. Итак, по прежде уже данному рассуждению, светильник есть блаженный Креститель. Говоря это, Спаситель благоусмотрительно призывает неразумных фарисеев к воспоминанию слов Бога и Отца, говорящего в одном месте о Нем: «Я приготовил светильник Христу (помазанному – «слав».) Моему» (Пс.131:17). И весьма благополезно и необходимо Христос к прежде уже сказанному присоединяет теперь и это. Так как Он, исключая всякий повод для непослушания иудеев и всячески привлекая их к вере в Себя, казался как бы соглашающимся на непринятие свидетельства его (Крестителя) в словах: «Я же не от человека свидетельство принимаю», то, дабы не думали, что Господь действительно и истинно рассуждает о Предтече таким именно образом, каким являлся внешний вид речи, благополезно приводит в настоящем случае уже не Себя говорящим что-либо о нем, но (Псалмопевца), восклицающего словами Отца. Думал Он, что по крайней мере из благоговения к Богу и Отцу должен устыжаться противник, или уже более явным оказываться богоборцем, как скоро бесстыдно восстает против самых даже слов Бога и Отца.

Итак, «был», говорит, «он светильник, вы же пожелали возрадоваться на час в свете его». Надлежало не только показать, что фарисеи легко уклоняются от долга и по великому нечестию нравов отталкивают от себя желание верить, но и обличить их в том, что они непостоянны и совершенно не привыкли прилежно стремиться к благу, а едва отведав и на одних только словах похвалив тех, которые казались достопочтенными, они не стеснялись быстро переходить к противоположному настроению. Это, полагаю, и означает «пожелать на час возрадоваться в свете его». Ведь сначала они удивлялись пред святым Крестителем как подвижником, как боголюбцем, как образцом всякого благочестия, но удостаивая его своего удивления, они оскорбляют его и не выносят его слов: «приготовьте путь Господень, прямыми делайте стези Бога вашего». Очевидно, они оказываются делающими это по своей непослушливости.

Сохранив, как предполагаю, общепринятый и обычный образ толкования предложенного изречения, мы таким образом уже изложили, по мере наших сил, смысл его. Но поскольку слово Спасителя оказывается увлекающим нас к глубоким размышлениям и вынуждающим как бы коснуться более острых мыслей, обозначая, что Иоанн был не просто только «светильник», но и «горящий и светящий», то почитаем необходимым, точнее вникнув в смысл сказанного, исследовать красоту истины. Поставим же опять на вид себе изречение: «он был светильник», говорит. Достаточно было и чрез это одно указать на святого Крестителя, чтобы слушатели пришли к разумению пророчества о нем, гласящего так: «уготовах светильник Христу Моему»(Пс.131:17). А как к слову «светильник» присоединяет «горящий и светящий», то очевидно возводит этим слушателя не к одному только изречению пророка, но и к какому-либо подзаконному прообразованию, как в образе и тени предначертывавшему светение Иоанна, которое он прекрасно совершил, засвидетельствовав о Владыке Христе. Также и фарисеев, постоянно занимавшихся Моисеевыми изречениями и считавших себя мудрецами, изобличает опять в невежестве и в том, что они более по видимости суть мудрецы, чем действительно законоведы. Такова вся цель изречения. Но, полагаю, нам необходимо следует, обращаясь к самому Божественному откровению, разъяснить уже, что блаженный Креститель был не просто «светильник», но и «горящий и светящий».

Итак, когда Бог давал повеления относительно святой скинии, после устроения десяти завес, говорит к священноначальнику Моисею: «И ты заповедай сынам Израилевым, и да возьмут для тебя елей из маслин, без осадка, чистый, выжатый, для возжжения света, дабы горел светильник всегда в скинии свидетельства вне завесы, что над Заветом: зажигать будет его Аарон и сыновья его с вечера до утра пред Господом – (это) узаконение вечное в роды ваши от сынов Израилевых; и ты приведи к себе Аарона, брата твоего, и сыновей его, от сынов Израилевых священнодействовать Мне» (Исх.27:20–28, 1). На этом да престанет Божественное Откровение, и перейдем уже к посильному изъяснению его. Елеем чистым и без выжимок, кажется, обозначает чистейшую и совершеннейшую природу Духа Святаго, которая, входя в нас непостижимым для нас образом, подобно елею, питает, поддерживает и умножает в душе нашей освещение, как в светильнике находящееся. Так и божественный Креститель, веруем, воссиял светом свидетельства о Спасителе нашем, не отынуду получив силу световождения, как чрез умственный елей, способный и годный к возжжению Божественного света в нас, на который прикровенно указал и Сам Спаситель в словах: «Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк.12:49). Итак, блаженный Креститель был «светильник», всегда в скинии свидетельства, как опять в прообразе, «горящий и светящий». Что он светит в скинии свидетельства, этим прекрасно указывается на то, что принято в церквах освещение от него и оно должно находиться не вне священного и Божественного двора Спасителева. Впрочем, светильник оказывается вне завесы, чем указывается на то, что он (Креститель) должен вносить простейшее и предварительное только освещение, говоря: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф.4:17), но он не открывает ничего из сокровенного внутри завесы, очевидно из тайн нашего Спасителя, ибо не крестил в причастие Святаго Духа и не внес освещение от Него вовнутрь завесы, а был во внешней (первой) скинии, «имевшей еще стояние» (Евр.9:8), по слову Павла. Если же говорит, что «будет возжигать его Аарон и сыны его от вечера до утра пред Господом – (это есть) закон вечный в роды ваши», то и эти слова, думаю, должно толковать подобным же образом. Аарон и сыны его означают священнодействующих в свое время в церквах, то есть учителей в них и служителей Божественных жертвенников. Им повелевается всегда сохранять сияющим умственный светильник, то есть Иоанна, на что указывают слова: «будут возжигать его от вечера до утра». Ведь все то время, в которое подобало светиться свету светильника, есть продолжительность ночи, чрез которую знаменуется мера настоящего века, – а под светом разумеем будущий век. Впрочем, горит или сияющим сохраняется светильник, давая всегда приятное верующим в Христа освещение Его и голосом служащих, каждого в свое время, священников будучи свидетельствуем, что истинен говорящий это.

А чтобы научить тебя тому, что чрез это прообразовывал Спасителева предвозвестника, Бог тотчас же присоединяет избрание священнослужащих. Обдумай все содержание главы, и ты придешь опять к такому, как мне кажется, небесплодному созерцанию. При окончании скинии приводится установление о светильнике, после чего тотчас же следует избрание и назначение священников. Это потому, что при конце закона и пророков воссиял Предтечи «глас вопиющаго в пустыне», как написано: «приготовьте путь Господень, прямыми делайте стези Бога нашего» (Ис.40:3; Мф.3:3), – после которого тотчас же последовало избрание и объявление чрез Христа святых Апостолов, ибо избрал Господь «двенадцать, коих и Апостолами наименовал» (Лк.6:13).

На этом покончив наше рассуждение о светильнике, обратимся опять к изречению Спасителя: «он был светильник», говорит, «горящий и светящий, вы же пожелали возрадоваться на час в свете его». Обвиняет и обличает опять невежественное и упрямое отношение к послушанию со стороны фарисеев, как страдавших несравненной грубостью, – которые не были в состоянии понимать даже то, чего знатоками возвещались, и оказались весьма далекими от точного законоведения, совершенно не зная того, что Законодатель, как в образах, предначертал чрез Моисея. Словами: «Светильник был он, горящий и светящий», по нашему мнению, постыжает еще не уразумевших того, что уже давно начертано прикровенно в прообразах закона. А в словах: «Вы же пожелали возрадоваться на час в свете его» – опять представляет их всегда предпочитающими вышнему решению свою волю и обыкшими следовать одним только собственным своим желаниям. Между тем как Законодатель, говорит, постановил светить и гореть светильнику всегда, «вы пожелали» гореть ему не навсегда, но «на один час», то есть на совершенно малейшее время. Удивившись ему вначале, вы, насколько это вас самих касалось, загасили свет светильника, безумно восставая на посланного от Бога и не только сами отказываясь креститься, но и препятствуя крестить других. Так, они посылали к нему, говоря: «Зачем же крестишь?» (Ин.1:25), – то есть: зачем просвещаешь к покаянию и познанию Христа? Итак, подвизаясь опять за Иоанна, Спаситель возлагает на неразумных книжников и фарисеев обвинение в глупости и беззаконии. Это, думаю, уразумев и прекрасно разобрав, и блаженный Лука обвиняет их безумие, говоря: «и весь народ, слышав, – очевидно слова Спасителя, – оправдал Бога, крестившись крещением Иоанна: а фарисеи и законники волю Божию отвергли от себя, не крестившись от него» (Лк.7:29–30).

Ин.5:36–37. Аз же имам свидетельство более Иоаннова: дела бо, яже даде Мне Отец, да совершу Я, та дела, яже творю, свидетельствуют о Мне, яко Отец Мя посла. И Пославый Мя Отец Сам свидетельствова о Мне

Хотя и был, говорит, он светильником, прообразован в постановлениях закона и предвозвещен гласом святых пророков, как имевший некогда явиться для предвоссияния Истинному Свету и возвещения среди нас о том, что подобает делать благоустроенным путь Господа и Бога, – но если вам может казаться недостоверным даже и тот, кто столь велик в добродетели, по присущему вам необузданному и нелепейшему безрассудству, то перехожу уже к большему, против чего вы, естественно ожидать, не должны уже предъявлять какого-либо возражения, стыдясь, даже против своей воли, пред самой красотой истины. Не словами уже и решениями человеческими славлюсь и не стану считать нужным собирать свидетельства о Себе из одних только слов, но предоставлю Себя досточуднейшему и гораздо большему сказанного и из самого уже величия дел открываю ясно, что Я – Бог по природе и явился из Бога Отца; вреда же Моим законам Я не причиняю никакого, если преобразую их по Своей воле и прикровенно сказанное древним из грубой буквы превращаю в духовное созерцание.

Любознательный да обратит опять свое внимание на то, что Спаситель в словах о свидетельстве дел в пользу Его Божественной природы ясно научает тому, что недопустимо было бы иметь кому-либо всецело подобающую Богу силу и действенность, если и Сам Он не будет Богом по природе, ибо Он свидетельствуется чрез дела не другим каким, думаю, образом, но этим самым. Ведь если Он является Совершителем дел Родителя и то, что оказывается вполне подобающим Тому только Одному, это Он исполняет и Сам Своей силой, то разве не ясно должно быть каждому, что Он унаследовал тожественную с Ним природу и, блистая свойствами Родителя, как сущий из Него, имеет равную с Ним силу и действенность?

Впрочем, от Него, говорит, получил дела: или по образу человечества и зраку раба говоря это как бы уничиженнее, чем надлежало, и домостроительно, или же именем даяния обозначая благоволение и согласие Бога и Отца во всех чудесных деяниях. Так, утверждает Он и то, что послан, как «умаливший Себя», согласно написанному (Флп.2:7), ради любви к нам, по отношению к истинно подобающему Богу достоинству. Он унизил Себя, и это уничижение унижения мы можем находить не в других способах, как в тех, какими Он иногда говорил как человек. С этим согласуется чрез Псалмопевца сказанное от Него опять ради нас человекообразно: «Я же поставлен царем от Него над Сионом, горою святою Его, возвещать повеление Господне» (Пс.2:6–7). Будучи царем всегда с Отцом, сопрестольный и совосседающий с Ним, как Бог с Богом Родителем, Он, говорит, рукоположен в Царя и Господа, называя получающим то, что как Бог имел, когда явился человеком, которому по природе не свойственно царствовать, но как имя, так и дело господства ему, конечно, только дается отынуду.