Книга пятая / Глава I / О том, что наши дела не подчинены часам вследствие какой-либо необходимости, как неразумно думают эллины, но по собственному произволению мы направляемся как к добру, так и ко злу; и о том, что мы управляемся Божественными мановениями

Ин.7:30. Искаху убо да имут Его иудеи: и никтоже возложи нань руки, яко не у бе пришел час Его

Уязвленные обличениями фарисеи, видя, что молчание здесь будет небезвредным для их упрямства, а для народа полезным, ибо они как будто соглашались (с народом) признать наконец Его Христом, – обращаются к обычной им дерзости и опять жаждут убийства. Отбросив уважение к закону как бесполезное для них, не обращая никакого внимания на содержащиеся в Священном Писании постановления и не удостоив памяти заповедь: «Невинного и справедливого не убивай» (Исх.23:7), они страдают несправедливейшею яростию против Христа. Но по Божественной силе их предприятия опять обращаются в совершенно противоположный им исход, ибо «не получит коварный добычи», по написанному (Притч.12:27). Итак, «ищут Его схватить», как говорит Евангелист, представляя свое молчание при обличениях добровольным и самовнушенным и последовавшим за тем гневом отклоняя мысль, что они были (невольно) удержаны Им. Ведь это именно некоторые из иерусалимлян принимали за доказательство того, что Иисус есть Бог по природе, говоря: «Вот с дерзновением говорит, и ничего Ему не говорят: неужели узнали начальники истинно, что Он есть Христос» (Ин.7:26). Но «Уловляющий мудрецов в лукавстве их» (1Кор.3:19) являет бездейственною дерзость рассуждавших так, а тихо высказывавшиеся догадки и предположения народа подтверждает, ибо им препятствует Божественная сила, налагающая узду на их беззакония и их замыслам дозволяющая простираться только до одних попыток. Также и причину того, что они оказались не в состоянии привести в исполнение предположенную цель, благополезно указал при этом премудрый Евангелист, ибо «еще не пришел», говорит, «час Его», часом здесь очевидно назвав время, и именно страдания и честного распятия. Вот и отсюда наконец разве не ясным становится для каждого, что Христос отнюдь не пострадал бы, если бы не имел желания пострадать? Ведь не по насилию иудейскому, но добровольно Он восшел на крест за нас и ради нас. Поэтому-то и говорит, отклоняя укоризну в кажущемся бессилии Своем: «Никто не отъемлет душу Мою от Меня, Я полагаю ее Сам от Себя; власть имею положить ее и опять власть имею взять ее» (Ин.10:18). Он, как мы уже прежде сказали, не против воли претерпел за нас Крест, – Он Сам Себя как святую жертву принес Богу и Отцу, купив кровию Своею спасение всех. Посему и говорил в евангельских проповедях: «За них Я свящу Себя» (Ин.17:19). «Свящу» говорит здесь вместо «привожу и посвящаю», ибо свято приносимое в жертву Богу. А что Он принял совершенно свободное от всякого насилия чьего-либо заклание за всех, это мы опять узнаем, когда выслушаем говорящего в псалмах к Богу и Отцу: «Жертвы и приношения Ты не восхотел, тело же совершил Мне; всесожжений и (жертв) о грехе не возблагожелал, тогда Я сказал: вот иду, во главе книги написано о Мне – сотворить волю Твою, Боже» (Пс.39:7–9). Видишь, что добровольно допускает страдание за всех, ибо вот, говорит, иду, а не по необходимости от кого-либо другого влекусь насильственно. Итак, избегает теперешней дерзости начальников, сохраняя страдание для надлежащего времени и являя Божественнейшее во всем дерзновение.

Это считаю достаточным для изъяснения данного изречения. Но так как некоторые из тайноводствуемых, слыша слова «еще не пришел час Его», по великому легкомыслию своему, кажется, увлекаются эллинским и безумным злоучением, так что неразумно думают, что человеческие дела подчинены часам, дням и временам, то почитаю также необходимым нечто немногое сказать и об этом, если цель наша требует посредством всяких рассуждений доставлять пользу читателям. Чадам Церкви, воспитанным на Священных Писаниях, для изобличения эллинской лжи и полного освобождения от возникающего отсюда лжеучения, полагаю, будет достаточно сказанного в виде обвинения или мудрого порицания Павлом к некоторым, имевшим такое настроение: «Дни наблюдаете и месяцы и времена и годы; боюсь за вас, не напрасно ли я трудился для вас» (Гал.4:10–11). И в самом деле, говоря без всякой искусственности, ведь объятый таким безумием погубит свою душу и окажется бесчестящим Самого Творца и Зиждителя всех нас, Которому Одному только мудрое и основательное учение усвояет управление над нами. Они же, не рассудив правильно понять это, должны уничтожать значение Промысла и уже не верят, что Владыка всяческих есть хранитель и распорядитель наших дел, но должны усвоять власть над всеми временами и часами, ставя тварь выше Творца и лишая одного из прекраснейших свойств Того, Кому подобает всякая честь и слава и поклонение, приписывая твари вышетварное и созданиям уделяя то, чем подобает венчать Создателя. Но вина их не останавливается на этом, но идет далее до гораздо худшего сравнительно с этим. Ведь они, очевидно, должны благолюбивого Бога подвергать поношению и врага всякого греха называть совершителем зла. В самом деле, если время сотворено Им, и час, и день, и год, а между тем эти последние приводят некоторых как бы по необходимости и насильственно к невольному иногда худу и к подпадению возникающим отсюда бедам, то разве не ясною окажется истинность нашего рассуждения об этом? И где же в таком случае окажется наконец сказанное премудрым Моисеем: «И видел Бог все, что сотворил, и вот все прекрасно очень» (Быт.1:31). Ведь одним из этого всего является и время, а во времени и час, день и год. Если же то, что око Божественной Природы видело хорошим, мы станем называть это виновником худа, то не должны ли будем прямо признать, что Господь всяческих оказался Творцом постыднейшего?

Думаю, что и теперь уже должны устыдиться подверженные только что сказанным нами заблуждениям. Но поскольку некоторые, кажется, не только хотят разделять эллинские суеверия, но даже и защищать их, то это заставляет нас рассмотреть и с другой стороны присущую этому учению нелепость и при помощи надлежащих умозаключений постараться противопоставить истину их богохульству. Итак, если, по вашему мнению, время и час насильственно и принудительно заставляют нас направляться к добру или злу, то излишен, как оказывается, будет для нас разум, направляющий к каждому делу, советующий удаляться худого и повелевающий, напротив, стремиться к похвальному. Какая же, скажи мне, будет уже польза отсюда и какой добрый плод получится от разума, если я окажусь, конечно, в страдательном состоянии и пойду, даже и против своей воли, к тому, к чему позовет час и захочет принудить время? Должно последовать то же, что, говорят, бывает с кормчими кораблей, которые отчаиваются во всякой надежде спасти судно, если им случится подвергнуться опасности во время бури, – пускают все канаты, бросают даже и самые рули, уже нисколько не надеясь на свое искусство, и таким образом отдаются движениям волн и носятся по морю. Из сказанного уже видно, что никакой пользы не будет для желающих добродетели и никакого вреда не явится для делателей худого, если мы не будем иметь ни награды, ни наказания от Бога за каждое деяние и получать возмездие соответственно качеству дел. В таком случае, скажи мне, час не определит ли нередко прекраснейшее и время не принесет ли особенно полезное, хотя я и окажусь совершителем постыднейшего? И наоборот, время не даст иногда ничего доброго, а, напротив, принесет, так сказать, все самое тяжелое тем, которые прекрасно рассудили, что следует предпочитать делание добра.

Но ничего подобного не может быть, пожалуй, скажет кто, но час и время дают каждому только подобающее ему.

Следовательно, время в конце концов будет царить над нами? А достоинство Промысла мы должны будем усвоять часам, уже совсем не думая о Боге? Не станем ничего просить у Него посредством молитвы, а у часа и времени? Что же следует отсюда? Станем поклоняться твари вместо Творца и славу Создателя нечестиво присвоим созданному Им. Отсюда же мы без большого труда можем усмотреть, что их постыдство здесь и громадное нечестие явно оказываются гораздо мерзостнее их блудниц, предающихся распутству.

Но ради пользы скажу и еще нечто, что приходит мне на ум. Излишне в таком случае, как кажется, Божественные и человеческие законы определяют любителям дурного подобающие им наказания, а высоко ценящим желание жить благопристойнейшим образом назначают почести. Ведь если совсем ничто не находится в нашей воле, а подлежит необходимости, зависящей от часов и неизбежно и неотвратимо ведущей к тому и другому (доброму и худому), то разве справедливо будет с нашей стороны признавать подобающими похвалы добрым людям, а не таковым, как бы в качестве долга, воздавать противоположное (порицания)? Зачем же, скажи мне, и законы понуждают нас избегать худого и стремиться к хорошему, как скоро имеются другие вожжи наших намерений, легко направляющие нас, куда им угодно? Ведь человеческие дела должны подлежать власти часов, как говорят они и желают, нисколько не подумав о получающейся отсюда нелепости. И разве не должны они, даже против воли, утверждать, что получивший владычество над всем, что есть на земле, то есть человек, окажется несчастнее даже самих бессловесных животных и будет проводить жалкую жизнь, – долженствующий иметь преимущество по причине природы своей получит место уже во втором, вернее же – в последнем ряду? В самом деле, если те (животные неразумные) по собственным своим влечениям, без всякого препятствия, направляются к тому, что потребно им и может быть полезным, и избегают того, что оказывается вредным, а мы будем находиться в рабстве у сурового властелина – времени и иметь подобно скипетру висящую над нами неотвратимую и жестокую власть часов, то разве мы не оказываемся в несравненно худшем положении, чем в каком находятся те?

Но, быть может, устыдится пожелавший защищать или, вернее, лгать на часы и времена, ни для чего такого не созданные, и, отклоняя нелепость в этом учении, скажет: мы не утверждаем, любезнейший, того, что час или время или година властвуют над человеческими делами, но говорим, что есть часы и времена дурные, которые иногда, наподобие бурных ветров, наносят нам беды.

Но таковым возразим мы: о поврежденные умом и упившиеся чистым безумием! Как это вы опять не заметили, что вооружаете свой ум против Самой Верховной Сущности? Разве не окажется Она совершительницею дурного, если есть что-либо плохое из созданного Ею? Но это, как уже ранее сказано, мы минуем, а постараемся убедить вас особенно в том, каким это образом час или время могли бы причинять нам вред или, напротив, доставлять радость, если бы Бог не управлял всем, как Он велит и желает соответственно тому, что подобает каждому, или опечалить, или, напротив, обрадовать. Ведь мы слышали только что ваши слова, что ничто наше не находится во власти у часов, однако ж некоторые есть по природе дурные (часы) и подобно ветру стремительно несутся на нас. Но, думаю, нет опять ничего трудного доказать, что и это ваше рассуждение исполнено крайней глупости. Кому же, в самом деле, не очевидно, что промежуток в двенадцать часов распределяется так, что одни (двенадцать часов) принадлежат дню, а другие ночи, а ночь и день не бывают для кого-либо одного, а для другого не бывают, но приходят для всех? Точно таким же образом и дурное по природе не бывает дурно для одного, а для другого нет, но ни для кого-либо одного, ни для кого-либо другого, а, напротив, для всех в равной мере принесет вред, в какой бы промежуток дня или ночи ни пришло оно. Но как же тогда оказывается возможным в один и тот же день или час видеть одного человека пребывающим в благополучии и наслаждающимся многими радостями, так что устраивает блестящие пиры и с великим старанием собирает гостей, а другие находятся в совершенно противоположном состоянии и иной нередко готовится мучительною смертию расстаться с жизнью? На каком основании, скажи мне, и каким образом допустима возможность в один час и одно время видеть одного в таком, другого в ином состоянии? Как назовешь такой час? Дурным или хорошим? Я не могу отвечать, видя то и другое в одно время, одного наслаждающимся, а другого находя мертвым, издыхающим и несчастным. Разве поэтому не невежественным баснословием и изобретением бесовского безумия должно оказаться учение о часах? Думаю, что все без колебаний согласятся с этим и осудят думающих так.

Можно, как кажется, удовольствоваться и сказанным. Но чтобы не оставить никакого предлога для пустословия и не дать возможности для каких-либо предположений, перейду к изложению событий и сейчас сделанное рассуждение запечатлею тем, что несомненно было. Так, однажды ассирияне, окружив святой город, то есть Иерусалим, намеревались вести осаду. Вождь их, это был Рапсак, то коварными речами сначала пытался укротить дух его воинов, то старался сделать это угрозами. Блаженный Езекия, облеченный тогда царским саном, надеялся не на свои войска, но возлагал получение победы на Бога всяческих и в прилежнейшей молитве призывал от Него только помощь себе. И Бог тотчас внял праведнику и вслед за молитвою оказал Свою благодать. «Вышел Ангел Господень, – как написано, – и истребил из стана иноплеменников сто восемьдесят пять тысяч» (Ис.37:36). Что скажешь на это, любезнейший? В одну ночь, в тот же самый час и время ассириянин подвергается истреблению от руки Ангела, а множество иерусалимлян спасается – одни оказываются в беде, другие – в веселии и радости. Где же сила часа? Как не одинаково распределяется он для тех и других? Одним причиняет радость, другим плохую смерть? Ведь не решишься же ты, хотя и не стесняешься в болтовне, назвать его (час) двуприродным и многовидным.

Такое же значение для нас может иметь и рассказ о Дафане и Авироне, которые, восстав некогда против начальства Моисея и без (Божественного) призвания не побоявшись вторгнуться в чин Божественного священства, со всем домом своим низошли в глубины земли (Чис.16:32–33). Таким образом, одни оказываются в аду, а прочее сонмище (народа) спасается. Ведь надлежало бы, без сомнения, если бы наказание было совсем не от Божественного гнева, а от часа, обрушиться ему не на одну только часть сонмища, но равномерно обнять всех.

Итак, мы не должны считать причиною скорби или радости ни час, ни день, ни время, поскольку это относится к собственной природе и если выражаться правильно, но можем получать от часа или времени как пользу, так, напротив, и вред и, обращаясь умело или бестолково, находиться или в приятном, или в неприятном положении. Так, для примера могу сказать: «Время всякому предмету» (Еккл.3:1), как написано, и знать времена весьма полезно, а не знать весьма вредно. Зимою, конечно, не подобает пускаться в мореплавание, а делать это летом благоразумно. Так рассуждая об этом, управление нами мы должны усвоять Владыке всего Богу. Ведь если, по неложному слову Спасителя (Мф.10:29), совсем маленькая и малоценная птичка (воробей) никогда не попадет в сеть без изволения Бога и Отца, то каким образом удостоенный такой чести и превознесенный над всем может подвергнуться чему-либо вопреки ожиданию или по желанию, если Промысл не посылает чего-либо из сказанного соответственно жизни каждого?

Присоединю к этому и еще нечто другое, что едва было не исчезло из моей памяти, хотя это и имеет очень близкое отношение к нашему предмету и даже требует точно такого же исследования о себе, впрочем, не представляет трудности для решения, – напротив, человек, одаренный разумом и имеющий ум, приученный к различению добра и зла (Евр.5:14), весьма легко поймет это. Что же это такое, о чем говорим это?

Брак совершали бывшие некогда хананеянами обитатели страны, смежной с Иудейскою. То была Галилея. На пир они звали и Господа с Матерью Его и святыми учениками, а поводом к торжеству было у них заключение супружества. Когда Господь присутствовал здесь в качестве сотрапезника вместе с другими, собранными на пир, для благословения узаконенного Им брака, у трапезовавших оказался недостаток вина. Тогда Мать, как продолжавшая еще иметь власть над Сыном, ради превеликого смирения Спасителя, а вместе с тем уже по большему опыту знавшая о Его Божественной силе, говорит: «Вина не имеют». Знала Она, что Он весьма легко совершит то, чего требовало положение вещей. Но Господь говорит Ей: «Что Мне и Тебе, Жена? Еще не пришел час Мой» (Ин.2:3–4).

Боголюбивый ум, чуждый нелепых догматов и как можно далее убегающий от эллинского суеверия, благочестиво поймет сказанное (в Евангелии). Еще не пришло, говорит, время Моего объявления, очевидно чрез знамения. Как Бог по природе, Он, конечно, отнюдь не не ведал подобающее каждому предмету время. Почему? Кто по великому своему неразумению обращается то туда, то сюда – ведь торно для многих зло и, по мнению некоторых болтунов, даже и Сам Христос подчинен действию часов, – тот этим самым оказывается пред нами неразумным и в чем надеялся иметь защиту своих слов, тем самым уличится в присущей этому учению нелепости. И действительно, если мы согласимся, что природа вещей подчинена действию часов и поэтому именно Христос говорил Матери: «Еще не пришел час Мой», то каким образом, скажи мне, еще не имея, согласно вашему мерзкому и глупому учению, со стороны часа действия, поспешествующего Его желанию, Он является совершителем просьбы? Ведь вода тотчас оказывается превратившеюся в вино. И если вы думаете, что предметы должны подлежать власти часов, то разве не должен был Господь с самого начала и совсем не пытаться совершить то, чему не было соответствия в часе? Но Он оказывается нисколько не позаботившимся об этом, а дал им как бы преждевременную благодать. Таким образом, сила часа не была препятствием, и время еще не настало тогда для объявления Его посредством чудес – вот что говорит Христос.

Итак, мы свободны от этого вашего мнения, и под часом должно разуметься само время, подобающее для каждого предмета. А что мы находимся вне зависимости от необходимости часов, этот предмет, полагаю, не требует дальнейших доказательств. Мы уже достаточно рассмотрели это.

Впрочем, в настоящем случае поспешим указать на то, что часом в Священном Писании называется подобающее каждому предмету время. Так, досточудный Павел указывает значение того, что мы называем часом, в воззвании: «И (так) это зная время, что (настал) час вам от сна восстать; ночь прошла, а день приблизился» (Рим.13:11–12). Видишь, что сначала поставил «время», а потом присоединил «час», обозначая этим одно и то же, а не другое что-либо, ибо уже было тогда время, чтобы погруженные в грехи и пробудились, и открыли глаза к полезному, и восстали к боголюбезному бодрствованию.

Ин.7:31. От народа же мнози вероваша в Него и глаголаху: Христос, егда приидет, еда больша знамения сотворит, яже Сей сотвори

Достопримечательно искусство, с каким ведется здесь рассуждение, и как стройно продолжает Евангелист после того речь. Сказав сначала, что иудеи искали Его схватить и своими несмысленно расставленными сетями заключить в столь жестокую и несвоевременно задуманную опасность, показывает народ уверовавшим, дабы известны наконец стали злокозни начальников на Него. Ведь народ так далек был от желания неистовствовать против Него, что уже составляет о Нем (верное) представление на основании чудес и открыто исповедует, что подобает наконец последовать Его учению. Такая речь была, кажется, в устах всего Иудейского народа и простиралась по всей их стране, так что пришествие Христа считалось великим некиим явлением: Он должен и совершать чудеса, превышающие разум, и ввести учение весьма досточуднейшее и превосходящее подзаконные наставления. Так, женщина самарянская, когда приходила к источнику Иаковлеву почерпнуть воды и беседовала со Спасителем, говорит: «Ведаем, что Мессия придет, называемый Христос; когда придет Он, возвестит нам все» (Ин.4:25). Это «ведаем» здесь мы должны относить с полною вероятностию не к ней только одной, но, усвояя всему Самарянскому и Иудейскому народу, тем самым найдем здесь подтверждение только что сказанному нами. Видя, что распространяемые о нем (Мессии) блестящие ожидания не превышают того, что уже было теперь, они как бы так говорят друг к другу: в чем, по указанию закона, должен открыться нам Христос? Каким возвестило Его слово святых пророков? Очевидно, чудотворцем и учителем добра. Но мы видим, что тем и другим в превысшей степени отличается Тот, Кто уже пришел. Остаются ли еще большие знамения, какие можно придумать? Что трудное не в состоянии оказался Он совершить? Чего не соделано чудесным и сверхразумным образом? В ком будем искать еще большего? Не видим ли, что Он достигает уже предела всякой чудесности? Что ожидаемое от Христа не является в Нем? Поэтому уже постыден, наконец, отказ от веры в Него, неразумно равнодушие и совсем неестественна медлительность в избрании прекраснейшего. Да исповедуется Он Богом, ибо этого, даже против воли, требует сама природа вещей.

С полным правом и не удаляясь от истины можно бы было приписать иудеям такую речь. Впрочем, надо заметить, что подчиненный народ погиб вследствие упрямства начальников. Руководимый блеском совершаемого, он был уже прекрасно расположен к вере и ожидал только совета относительно Христа со стороны начальников. Но они были способны к такой жестокости, что пытались причинить зло Тому, Кто предвозвещен быть исполнителем великих надежд и уже удостоверен совершенными Им делами.

Ин.7:32. Слышаша архиереи и фарисеи народ ропщут о Нем сия

Негодует народ на начальников, и вполне справедливо. Он распространял много толков о Спасителе нашем Христе не потому, что Он был дивным и превышавшим ожидания чудотворцем, не потому, что пришел с учением, лучшим подзаконного богослужения, но потому, что еще не был принят архиереями и фарисеями Тот, Кто имел славу, равняющуюся с ожидавшейся от Христа (Мессии), и отнюдь не уступал ни в чем, что народные толки приписывали тому (Мессии) или что предвозвестило о нем слово святых пророков. Таким образом, они справедливо обвинялись в том, что более одержимы завистью, чем действительно заботятся о спасении народа. Такое, далеко распространившееся, обвинение не скрывается от начальников, и народ, как видим, обижался на них, имея основания удивляться Господу и весьма жаждая веровать Ему, не вынося уже иго жестоковластия начальников, но как бы стараясь делать то, что сказано в псалмах: «Расторгнем узы их и сбросим с себя иго их» (Пс.2:3). Подвергнув душу народа не игу постановлений закона, но подчинив его собственным выдумкам, уча учениям, заповедям человеческим (Мф.15:9), оставив прямой и торный путь, они низвергли в пропасти и рвы тех, которых уже было готово спасение и которые уже сами собою руководились к правильным рассуждениям.

Ин.7:32. И послаша архиереи и фарисеи слуги, чтобы схватили Его

«Невинного и праведного не убивай» (Исх.23:7), – возвещает закон и громко и ясно возглашает: «Не будь (участвуй) с большинством во зле» (Исх.23:2), а законоблюстители убивают, присвояющие себе толкование закона Моисеева и обыкновенно укоряющие всех других, если они не держались такого же образа мыслей. Но здесь, нисколько не заботясь о законе и попирая досточтимые заповеди, стараются окружить сетями Того, Кто не совершил никакого греха, потому что, напротив, Сам был Христос, уже имевший удостоверение в этом посредством самих дел.

Ведь безбожным начальникам иудейским, справедливо может сказать каждый, если бы они были сведущи в Слове Божием и знали Божественные законы, без всякого сомнения, более подобало бы обратиться с речью к народу, надлежащими рассуждениями опровергнуть молву о Нем, отстранить от себя подозрение в зависти, заставить думать подобающее, как скоро они полагали, что народ совершенно ошибается, и имели истинные представления о Христе. Ведь им надлежало бы представить доказательства из пророческих свидетельств и посредством всего вообще Священного Писания оправдаться от обвинений народа и сообщить о Христе более истинное учение, если бы они знали что-либо большее о Нем. Но не обретая здесь никакой защиты и устыжаясь Святого Писания как оказывающегося вместе с народом обвиняющим их, они впадают в постыдную дерзость и стараются истребить Христа, так как не могут изобличить Его, что Он ошибается. Несноснее же всего прочего то, что это есть решение не каких-либо обыкновенных людей, но есть дерзость архиереев, имевших одинаковое с фарисеями настроение, хотя им, как стоявшим во главе священства и в этом имевшим преимущество, надлежало бы являться руководителями и наставниками как в добрых мыслях, так и превосходить их в намерениях, угодных Богу. Но как они оказались без хорошего ума и поставили Закон Божий ниже своих помыслов, то и увлеклись безрассудными стремлениями только к своим желаниям. Так голова обратилась в хвост, по написанному (Втор.28:44), ибо вождь оказывается позади (народа) и, сочувствуя нечестию фарисеев, делает уже необузданные нападения на Христа. Ведь у людей дурных вражда против добродетельных всегда оказывается беспричинною и дело борьбы тут как бы хромает, не имея помощи в изобретательности каких-либо благовидных причин, но опираясь на один только порок зависти. Не будучи в силах состязаться с великими делами тех, ни посредством мужества получать равномерной с ними славы или достигать всего лучшего посредством лучшего, они впадают в дикие рассуждения и безрассудно вооружаются против славы победителей, стараясь уничтожить то, что вынуждает их подвергаться посрамлению. Дурное всегда изобличается сравнением с хорошим. А между тем, наоборот, им надлежало бы стремиться сравняться с ними равными же средствами и более стараться о том, чтобы думать и делать одинаковое с достойными похвал. И нечто жестокое, как видно, придумали фарисеи. Когда они узнали, что народ ропщет и уже такие ведет разговоры: «Не Сей ли есть, Кого ищут убить? Вот с дерзновением говорит, и ничего Ему не говорят. Неужели узнали начальники, что Он есть Христос?» (Ин.7:25–26), то опять, по свойственному им лукавству, желая отклонить от себя такое подозрение, повелевают Его связать и для исполнения этого самого посылают слуг.

Ин.7:33. Рече же им Иисус: еще мало время с вами есмь, и иду к Пославшему Мя

Будучи Богом по природе, Господь не не ведал опять смертоубийственные злоумышления фарисеев и нечестивое о Себе решение архиереев. Очами Божества Он созерцает уже присутствующими и смешивающимися с толпою тех, которые в качестве слуг были назначены ими, чтобы схватить Его. Поэтому ведет общую речь как бы ко всему вокруг стоящему народу, но и заключающую как бы частный ответ к ним, а вместе и в то же время и научает многому полезному. Грозит мягко, но и обличает их в пренебрежении к тому, чему надлежит радоваться. Но что и в другом отношении их предприятие, если оно и совершится на деле, будет для них бесплодно и каким образом, об этом скажем теперь, разделив речь на отдельные части.

В словах «еще малое время с вами» Я является как бы так учащим: скажите Мне, говорит, по какой причине, наконец, вы нападаете на Меня как на медлящего (и слишком долго пребывающего) в этом мире? Я, признаюсь в этом, тяжел для вас и вам подобных и не очень приятен для не чтущих добродетель, сокрушая небоголюбивого и поражая иногда обличениями нечестивца; знаю, что вызвал к Себе ненависть; но не простирайте так преждевременно на Меня сети смерти: малое еще с вами буду время, с радостию отойду, когда придет надлежащее время для страдания, и Сам не потерплю быть вместе с злыми, неприятно Мне, говорит, обращение с убийцами, уйду от нечестивцев, как Бог, и буду с Своими все дни века, хотя покажусь отсутствующим плотию. А в изречении «пойду к Пославшему Меня» указывает опять нечто такое: напрасно, говорит, вы отточили на Меня меч своего нечестия; что сокрушаете своими бессильными намерениями? Остановите стрелу убийства, она не попадает в цель; жизнь не подчинится смерти и тление не возобладает над нетлением; не буду заключен вратами ада, не буду с вами мертвым в гробах, возлечу к Тому, от Кого Я есмь, взойду снова на небеса, являясь пред Ангелами и людьми обвинением вашего нечестия; тогда одни удивятся пред Восходящим, а другие при встрече скажут: «Что это за раны посреди рук Его?» – и скажу к ним: «(Это раны), которыми поражен Я в дому возлюбленного Моего» (Зах.13:6). Так опять с великою скромностию и изрядною кротостию составлена речь, и это нам в образец (для подражания). Посему и Павел говорит, что рабу Божию не подобает «ратовать, но ласковым быть ко всем, в кротости наставляя противовосстающих» (2Тим.2:24–25). Боголюбивому уму, полагаю, надо быть вне всякого шума и бурных движений гнева, удаляться от проявлений малодушия как от некоего свирепого нападения волн, наслаждаться кроткими рассуждениями, как тихою погодою, и особенно любить проводить жизнь в великодушии, незлобивым оказываться ко всем, обладать вполне добрым настроением и вести речь с врагами непостыдную.

Ин.7:34. Взыщете Мене и не обрящете

Мягко сказано и это и с великою скромностию. Буквальное значение этих слов нетрудно для понимания, но они заключают в себе некую трудную и сокровенную тайну. Когда Он взойдет, говорит, к Пославшему Его, то есть к Богу и Отцу, хотя бы они и продолжали делать попытки к козням и не прекратили преследований, совершенно не будет доступен им Тот, Кто восходит на самые небеса. Более же истинное и прикровенное значение этих слов таково: Я, говорит, послан для дарования вам жизни, пришел изъять из человеческой природы угнетающую ее вследствие преступления смерть и терпеливо возвести к Богу впавших в грех. Я явился, чтобы сообщить Божественный и небесный свет находящимся во тьме и, кроме того, еще «нищим благовествовать, слепым» дать «прозрение, проповедать пленным отпущение, призвать лето Господне приятное» (Ис.61:1–2). Но если вам, по неразумию, угодно изгонять Того, Кто предложил столь обильное получение небесных благ, то вскоре Сам Я отойду к Тому, от Кого Я есмь, а вы раскаетесь и, удручаемые бездейственным запоздалым сожалением, горько будете оплакивать себя самих, – если же захотите еще искать Подателя жизни, то не возможно уже будет обрести Того, Кого пожелаете. Раз удалившись и лишив вас любви, Я прегражду вам и все полезное, что вы станете искать.

Подобное же нечто найдем о них в проповедях пророков. Так, один из пророков говорит об израильтянах: «С овцами и тельцами придут взыскать Господа, и не обретут Его, потому что Я отклонился от них» (Ос.5:6). Не пожелав избрать жизнь, когда Он присутствовал, и неразумными рассуждениями оттолкнув бывшее у них под руками благо, могут ли быть они уже способны к приятию его? С полным небрежением опустив удобное время, каким образом они могли бы иметь блага этого времени? Ведь только тогда, когда настало и еще есть удобное время, должно искать того, что есть в нем и от него. Когда же оно пройдет и престанет, излишне уже будет и напрасно искание присущей этому времени пользы. Так и блаженный Павел говорит: «Вот теперь время благоприятно, вот теперь день спасения» (2Кор.6:2), а также: «Пока время имеем, да совершаем добро ко всем» (Гал.6:10). Да, благонравным отнюдь не подобает, когда уже пройдет время, искать свойственных ему благ, но, напротив, когда оно начинается и является как бы в самом цвету.

Кроме этого, и еще немало можно говорить о времени от Священного Писания, но, представляя исследовать это трудолюбцам, упомяну вкратце еще только об одном, хотя и общем у нас и употребительном предмете, однако ж имеющем немалую пользу. Как известно, рисующие картины на досках когда изображают время в человеческом виде, то все прочие части человеческого тела начертывают, как кому угодно, но непременно с такою именно головою: с затылка представляют ее безволосою и лысою, накладывая светлые краски, а с средины черепа свешивают на чело длинные волосы, спускающиеся и ниже и рассыпающиеся. Этим самым видом они указывают на то, что когда какое-либо (удобное) время настало и как бы встречается лицом к лицу, то легко бывает схватить его за волоса, а когда оно уже прошло, то как уже можно бы было взять его? Итак, как бы покрыто густыми волосами и легко берется время настоящее еще, но прошедшее – уже нет. На это и указывает отсутствие волос на затылке, как бы ускользающем от руки того, кто хочет схватить его. Поэтому, если не в нашей власти воротить блага прошедшего времени, не станем дремать во время присутствующих благ, но будем, напротив, бодрствовать – и не станем безрассудно стараться уловлять полезное тогда, когда уже бесполезно искать его.

Ин.7:34. И идеже есмь Аз, вы не можете приити

В мягких опять выражениях удаляет из Царства Небесного Иудейский народ, присоединив к прежде сказанному дальнейшие слова, вложив, однако же, в них глубокую тайну. Принимая изречение в простейшем смысле и без дальнейшего исследования, думаем, что оно указывает именно на то, что Он отнюдь не будет в их руках и не впадет в их сети, возвратившись к Отцу. Ведь и небо не может быть доступным им, а Восседающий с Самим Богом и Отцом каким образом мог бы быть взят ищущими Его? Простой смысл этого изречения неглубок, но более и лучше соответствует легкомыслию иудеев и их уму. Ведь они всегда оказываются думающими земное. Точный же и сокровенный смысл этого изречения имеет такой вид: Я, говорит, избегнув сетей вашего нечестия, вознесусь к Богу и Отцу; предварю Наших поклонников, чтобы, показав им удобопроходимую стезю, ведущую на небо, всех иметь с Собою. «А вы не можете приити, где (есмь) Я», то есть лишенными Божественных благ окажетесь, будете непричастны Моей славе и чужды соцарствования со святыми, не вкусившими останетесь дара надежды, пребудете вне Божественных брачных трапез, не увидите Моего торжества, не взойдете в вышние обители и не узрите красоты Церкви первородных, невидим останется для вас вышний град, не будете созерцать обильный Иерусалим. Ведь там будет славословить Меня мое стадо, «вы же не можете приити», ибо небо не примет господоубийц, Херувимы не отворят врат рая, чтобы вошел богоборный народ, и человек, подверженный нечестию к Богу, никоим образом не отклонит пламенного меча, – он (меч) знает одного только благочестивца, чтит боголюбца и веру ставит знаком мира.

Такое созерцание можем дать изречению, исследуя повсюду истинный и людям мудрым подобающий смысл. К этому присоединим для пользы еще одно небольшое разъяснение, именно: те, кто возвышаются до боголюбивого состояния, они и находиться будут и праздновать вместе со Христом, а те, кто разделяют иудейские безумия, отнюдь не будут в таком положении, но подвергнутся горькому наказанию за свое неверие. Об этом пусть блаженный Павел, выступив пред нами, воскликнет к умершим для греха: «Вы ведь умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге; когда Христос явится, жизнь ваша, тогда и вы с Ним явитесь во славе» (Кол.3:3–4), – и еще представляя рассуждение о воскресении: «И мы живые, – говорит, – остающиеся, вместе с ними восхищены будем в облаках, на встречу Господа, в воздух, и так всегда с Господом будем» (1Фес.4:17). Сходное сему и Сам Спаситель оказывается говорящим Своим ученикам: так, во время вечери с ними «говорю же вам, – сказал, – не буду пить отныне от сего плода виноградного, до дня того, когда его буду пить новый с вами в Царстве Небесном» (Мф.26:29). Также и висевшему с Ним разбойнику, посредством веры в Него у самых врат ада восхитившему себе благодать святых, говорит: «Истинно говорю тебе: днесь со Мною будешь в раю» (Лк.23:43). Итак, почтившие Его благопослушанием беспрепятственно будут находиться вместе с Ним и наслаждаться превосходящими ум благами. А не отказывающиеся удручать Его своим безумием, не будучи и сынами брачного чертога, с позором снидут в ад и подвергнутся тяжким наказаниям, ибо «извергнутся», по написанному, «во тьму внешнюю» (Мф.8:12). Такую истину, как бы в виде загадки, высказывает Господь иудеям в словах: «куда Я пойду, вы не можете приити».

Ин.7:35. Реша же иудеи к себе: камо Сей хощет ити, яко мы не обрящем Его? еда в разсеяние ли еллинское хощет ити и учити еллины?

Замечаешь ли и здесь также низменность иудейских рассуждений? Усматриваешь ли их жалкое предположение земного смысла (в изречении Господа)? Не говорят, что взойдет на небо, хотя и ясно слышали: «Еще мало с вами Я и пойду к Пославшему Меня» (Ин.7:33), но воображают страну эллинов, как будто у них находился Пославший Его, к Кому Он, как возвещал, и уйдет. Однако же чрез эти слова, по-видимому, пророчествует народ Иудейский, хотя и не ведая того, что говорит. Подвигнутые некиим Божественным действием, они даруют Христа стране язычников, в виде догадки представляя то, что немного спустя оказалось истинным. Ведь и в самом деле Он имел идти к эллинам и учить их, отвергнув неблагодарную матерь иудеев – Иерусалим. Заметь, однако ж, что не простую ведут об этом речь, ибо не только предполагают то, что уйдет в эллинское рассеяние, но злостно присоединяют, что и намеревается учить эллинов, дабы в этом подозрении найти опять предлог к обвинению Его. Ведь сообщаться с рассеянием эллинов посредством хождения в их города и страны оказывалось у иудеев частым явлением и безвинным. А изъяснять иноплеменникам закон и непосвященным открывать Божественные тайны не было у них делом невинным и безнаказанным. Так, чрез пророка Иеремию Бог обвиняет некоторых, не различавших этого, говоря: «И прочли вне закон» (Ам.4:5). Поэтому с горечью говорят, что «хочет учить еллинов», привлекая Его (к ответственности) как легко преступающего закон и из прежде уже совершенных Им дел в день субботний полагая, что делать безразлично все, хотя бы это и не согласовалось с Божественными законами, было для Него обычно и ничего не значило.

Ин.7:37. В последний же день праздника великий стояше Иисус, и зваше глаголя: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет

Надо внимательно исследовать и в этом изречении, что такое премудрый Евангелист опять загадочно говорит нам, с особенною некоторою выразительностью назвав «великим последний праздничный день». Или что побудило Господа нашего Иисуса Христа, как бы по необходимому какому основанию и соответствовавшему времени, именно в этот день обратиться к иудеям со словами: «Если кто жаждет, да придет ко Мне и пьет». Ведь Ему было бы можно воспользоваться и другими словами, например: Я – свет, Я – истина. Но применив изложение к учению о вере, Он употребил это «да пьет» как нечто необходимое и соответствовавшее речи об этом празднике. В немногих словах попытаюсь высказать цель, заключающуюся в этом изречении.

Когда Бог установлял праздник кущепоставления, Он дал Моисею такое повеление: «В пятнадцатый день месяца седьмого – праздник кущей (палаток) Господу, и приносите всесожжения и жертвы семь дней, и день первый назван святым будет вам» (Лев.23:34–36). Потом, дав постановления касательно жертв, присоединил опять: «И в пятнадцатый день месяца седьмого сего, приносите всесожжения Господу семь дней, а день первый – покой, и день седьмой – покой: и в день первый возьмите красивых фиников, и ветви дерева густолиственные, и плод дерева прекрасного, и вербы, и ветви ивы с потока – (чтобы) радоваться» (Лев.23:39, 40). Уже во второй книге мы подробно исследовали по частям приведенное место и длинное сделали о нем рассуждение, однако же и здесь, сократив в немногих словах, снова напомним сказанное. Мы говорили, что праздник кущепоставления означает тревожделенное для нас время воскресения. Взятие красивых ветвей пальмовых и плодов прекрасного дерева и, кроме того, еще и прочее указывает на некое повторение или возвращение рая, который снова будет дан нам чрез Христа. А как к последнему речению прибавлено, что все надо взять «с потока» и также (с ветвями, взятыми) от него веселиться, то мы говорили, что потоку уподобляется Господь наш Иисус Христос, в Котором действительно обретем всякую радость в надежде и усладу, – в Нем и веселиться будем божественно и духовно. А что Он есть и называется духовно потоком, об этом засвидетельствует нам премудрый Псалмопевец, обращаясь с речью как бы к Богу и Отцу о нас: «Сыны же человеческие в крове крыл Твоих будут надеяться, упьются от изобилия дома Твоего, и потоком сладости Твоей напоишь их» (Пс.35:8–9). И Сам Господь в одном месте у пророков говорит: «Вот Я направляю к ним как бы реку мира и как бы поток полноводный» (Ис.66:12).

А как первый и седьмой день закон называет святым, то и сам божественный Евангелист наименовал его великим, во уважение, как кажется, общепринятого у иудеев обычая (так называть эти дни). Поэтому и Спаситель, указывая на Себя, называет тем самым потоком, о котором упоминается в постановлениях о празднике и который предвозвещен в изречении закона, говоря: «Если кто жаждет, да приходит ко Мне и пьет». Смотри, как отклоняет ум иудеев от образов, содержащихся в Писаниях, и искусно переводит прообразы в истину. Я, говорит, и есть поток, предвозвещенный законодателем в словах о празднике. И если ветви вербы и ивы и ветви дерева густые надо было взять с потока, поток же – Христос, то, очевидно, в тех постановлениях о празднике речь образная, не в собственном и истинном смысле, но содержащая символы предметов духовных, которые будут даны благочестивцам чрез Христа.

Так как более пространное об этом рассуждение нами, как уже прежде сказали мы, дано во «второй книге», то не будем повторяться, но перейдем к следующему.

Ин.7:38. Веруяй в Мя, якоже рече Писание, – реки от чрева его истекут воды живы

Показывает продолжительною и нестареющею награду за веру и говорит, что верующий будет наслаждаться обильнейшими дарами Божественными. Он будет так преисполнен дарами Духа, что не только упитает свой собственный ум, но и в состоянии окажется наполнять ими сердца других, наподобие речного потока изливая богоданные блага и на ближнего своего. Это самое и повелевает святым Апостолам в словах: «Даром получили, даром давайте» (Мф.10:8). Так и сам премудрый и священный Павел, желая стать таковым деятелем, говорит нам в послании: «Желаю видеть вас, да некий преподам дар духовный» (Рим.1:11). Весьма хорошо видишь это как во святых Евангелистах, так и в евангельских учителях Церкви, которые идущим ко Христу чрез веру преизобильное изливая слово Божественного учения, доставляют духовную радость и уже не позволяют испытывать жажду знания истины, но как бы премудрыми звуками и громким голосом внедряют ее в сердца наставляемых. Поэтому и Псалмопевец, радуясь в духе о них, возглашал: «Подняли реки, Господи, подняли реки голоса свои» (Пс.92:3). Великое нечто и необычайное возгласило слово святых и «во всю землю исшел звук их», как написано, «и в концы вселенной речи их» (Пс.18:5). Явить их такими реками нам обещал чрез пророка Исаию Бог, Он Бог и Владыка всяческих, говоря: «Благословят Меня звери полевые, сирины и страусы за то, что Я дал в пустыне воду и реки в земле безводной – (чтобы) напоить род Мой избранный, народ Мой, что приобрел Я – (чтобы чрез него) совершенства Мои возвещать» (Ис.43:20–21). Очевидно поэтому, что «реками», которые изыдут «из чрева верующего», Спаситель называет благодатное дарование к учению и учености, о котором и Павел упоминает в словах: «Кому (одному) дается чрез Духа слово премудрости» (1Кор.12:8).

Впрочем, надо при этом знать, что такое изречение, какое приведено, буквально не имеется в Божественном Писании, – Спаситель изложил Своими словами, истолковав более смысл. Так, находим одно место о всяком чтущем и любящем Бога, что он «будет, как сад влажный и как источник, в котором не исчезает вода» (Ис.58:11). Что прежде говорил уже самарянской женщине, это и теперь возвещает ясно. Там Он говорит: «Всякий, пьющий от воды сей, возжаждет опять; кто же будет пить от воды, что Я дам ему, не возжаждет во век, но вода, что Я дам ему, будет ему источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин.4:13–14). Здесь же опять, выражая ту же самую мысль, говорит: «Реки из чрева его потекут воды живой».