Книга четвертая / Глава I / О том, что Сын ни в чем не менее Бога и Отца, потому что Он существует из Него по природе, хотя бы некоторые и говорили, что Он подчиняется Ему

Ин.6:38–39. Яко снидох с небесе, не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя (Отца): се же есть воля Пославшаго Мя, да все, еже даде Ми, не погублю от него, но воскрешу е в последний день

Речь эта на первый взгляд может кому-либо показаться трудною и не вполне свободною от соблазна по отношению к вере, так что уже поэтому мы ожидаем встретиться с хитроумными возражениями наших противников. Но на самом деле здесь совсем ничего нет непреодолимого, ибо «все очевидно для разумевающих и все прямо для обретающих знание» (Притч.8:9), то есть для тех, которые благочестиво стараются изъяснять и понимать тайны в Божественных Писаниях.

Итак, в этих словах Христос дает нам как бы доказательство некое и удостоверение ясное в том, что приходящий к Нему не будет извержен вон, ибо ради этой-то, говорит, причины Я и нисшел с неба, то есть стал человеком по благоволению Бога и Отца и даже не откажусь и от совершения невольных, в некоем особом смысле, дел, доколе не достигну для верующих в Меня вечной жизни и оживления из мертвых, упразднив державу смерти.

Что же (спрашивается) поэтому было невольным и вольным для Христа? Бесчестие от иудеев, поношение, обиды, побои, бичевание, оплевание и, кроме того, еще оклеветания, а в конце всего смерть плоти. Это ради нас Христос претерпел добровольно. А как дерзкие насилия иудеев над Ним были совершенно неотвратимы, то Он восприемлет на Себя страдания, но делает вольным невольное (желательным нежелательное), ради (той) пользы (какая была от) страдания, при благоволении к Нему Бога и Отца и соизволении на добровольное перенесение всего за спасение всех. В этом-то преимущественно и должны мы усматривать безмерную благость Божественной Природы как не отрекающейся ради нас взять на Себя даже и то, что должна была отвергать.

Отсюда можешь уразуметь, что крестные страдания хотя были в некотором отношении невольны (нежелательны) для Спасителя Христа, но вольны (желательны) ради нас и (по причине) благоволения (на них) Бога и Отца. Так, когда Он должен был восходить на крест, Он сделал, очевидно в виде молитвы, такое обращение к Отцу: «Отче, если возможно, да прейдет от Меня чаша сия, впрочем, не как Я хочу, но как Ты!» (Мф.26:39). Так как «Богом было Слово» бессмертным и нетленным и самою жизнью по природе, то для всех, полагаю, совершенно очевидно, что Оно не могло страшиться смерти. Однако ж как явившийся во плоти дозволяет претерпевать свойственное плоти и страшиться уже скоро предстоявшей смерти, дабы явиться истинным человеком. Посему говорит: «Если возможно, да прейдет от Меня чаша сия». Если можно, говорит, Отче, не подвергаясь смерти, подпадшим ей возвратить жизнь, если смерть умрет без Моей смерти, конечно по плоти, то да прейдет мимо, говорит, чаша. Впрочем, если это не может совершиться иначе, то не как Я хочу, но как Ты. Видишь, как опять человеческая природа, поскольку это относится (только) к ней, даже и в Самом Христе оказывается изнемогающею. Но посредством соединенного с нею Слова она возвышается до Божественного дерзновения и переходит в мужественное настроение, так что не допускает угодного своим собственным желаниям, но, напротив, следует Божественной цели и спешно устремляется ко всему тому, к чему бы ни призывал нас закон Творца. А что мы говорим здесь истину, можешь узнать и из самого прибавления (Им слов): «ибо дух, – говорит, – бодр, а плоть немощна» (Мф.26:41). Не не ведал Христос, что подвергаться смерти и чувствовать страх пред нею всего менее свойственно Божественному достоинству, почему к сказанному тотчас же присоединил и причину, сказав, что плоти по самой ее природе подобает и свойственно быть немощною, между тем как дух оказывается бодрым и не могущим подвергаться никакому повреждению. Отсюда можешь видеть, как смерть была невольною для Христа по причине плоти и бесславия страдания, но в то же время и вольною, доколе не была приведена к благополучному для всего мира концу воля Отца, то есть спасение и жизнь всех.

Не на то же ли, без всякого сомнения, самое указывает Он нам и в словах, что «это» есть «воля Отца, да не погубит» ничего из приведенного (к Нему), «но воскресит это в последний день?» Ибо, как мы уже ранее сказали, человеколюбивый Бог и Отец приводит ко Христу, как Жизни и Спасителю, (всякого) нуждающегося в жизни и спасении.

Но чувствую опять, что говорю несогласное (с мнением) врага истины, ибо он отнюдь не согласится с только что сказанным нами, а будет громко кричать и приступать к нам с такими возгласами...

Куда это, любезнейший, ты опять увлекаешь нас, придумываешь хитросплетенные отступления мыслей и отвлекаешь рассуждение от истины? Вероятно, говорит, ты стыдишься признать невольное подчинение Сына, ибо разве и чрез это не будет для нас очевидным, что Он отнюдь не начальствует и не правит домостроением в делах, а, напротив, подчиняется желаниям Отца? Таким образом, Он сознавал Себя ниже равенства с Ним, так что и вынуждается некоторым образом и невольное (нежелательное) делать вольным (желательным) и совершать совсем не то, что было угодно Ему, но – Отцу. И не говори мне опять, говорит (противник), относя сказанное к вочеловечению, что «как человек подчиняется». Вот ведь, как видишь, будучи еще Богом и Словом чистым и несоединенным с плотью, Он «сошел с неба» и, прежде чем всецело облекся в образ раба, подчинялся Отцу, очевидно, как преимуществующему и начальствующему.

Сильными, как, без сомнения, думаешь ты, любезнейший, и убедительными словами (наподобие удобоподвижной конницы) устремляешься на нас, впрочем, не прямо идущими, но уклонившимися от царского и торного пути, – и, оставив, как говорят у эллинов, проезжую дорогу, устремляешься к стремнинам и скалам. В самом деле, вы напрасно стараетесь постоянно выставлять против нас это подчинение Сына Отцу, как будто кто-либо из обыкших правильно мыслить думает, что должно предпочитать противоположное (мнение), а не напротив – признавать необходимым соглашаться с вами в этом. Ведь мы не можем представлять Святую и Единосущную Троицу когда-либо восстающею против Себя Самой, но и не разделяется на разные мнения или так, чтобы Отцу или Сыну или Святому Духу могло быть угодным что-либо особо (от других лиц Святой Троицы), но Они согласуются во всем, так что во всей Святой Троице как сущей из единого Божества всегда пребывает и одна и та же воля. Поэтому мы должны устранить подробную речь об этом и воздержимся от совершенно бесполезного спора: если этим никто не затрагивается, то нам излишне напрягаться.

Но так как вы, привыкшие превратно думать и рассуждать, согласие Сына с желаниями Отца называете являющимся вследствие необходимости подчинением, то об этом мы представим надлежащее против вас рассуждение. Ведь если бы вы представляли такую речь свою в простоте, то справедливо можно бы было спокойно оставить без всякого исследования это речение (то есть «подчинение» Сына Отцу). Но поелику мы видим, что оно выставляется (вами) с некиим особым злоумышлением, то по необходимости должны выступить против, надеясь на силу Святаго Духа, а не на свои слова.

Отнюдь не безусловно и не во всех отношениях вообще и не о всяком предмете Сын утверждал, что Он не совершает Своих желаний, но говорит, что сохраняет волю Отца в определенном деле, как могу думать, по причине твоих злоухищрений, как Бог наперед позаботившись о нашей безопасности. Претерпевает же невольное и делает для Себя вольным ради нас, разумею страдание на кресте, так как таково было благоизволение Родителя, как уже прежде сказано нами. И действительно, сейчас же можно видеть предложенную причину и ясно указанную цель, по которой Он, как Сам говорит, отказался от Своих желаний и исполняет волю Отца, ибо говорит: «Это есть воля Отца, да все, что дал Мне, не погублю» (ничего) «из него, но воскрешу это в последний день».

Что страдание на кресте оказывается для Единородного действительно невольным и вместе вольным, об этом уже ясно было сказано прежде. Но теперь снова займемся точнейшим исследованием этого, раскрывая истину читателям.

Прежде всего приступлю к исследованию указываемого вами «подчинения», причем очевидно предполагается и бесспорно признается вами, что желания Святой Троицы всегда сходятся в одну волю и одно намерение. Пусть же поэтому скажут нам эти ужасные софисты: название и состояние подчинения есть ли существо Сына и Его природа, как, например, человечество у человека, – или же, существуя прежде, Он Сам своим особенным образом подчиняется Отцу, как это, например, можно думать об Ангеле или другой какой разумной силе, ибо, поскольку это есть и существует, (необходимо) принимает (соответствующий) образ подчинения.

Если скажете, что существо Сына заключается в подчинении Отцу, то это уже будет подчинением, а не сыном. И в таком случае разве не окажетесь вы, скажи мне, болтающими уже величайший вздор? Неужели подчинение может быть мыслимо существующим само по себе, без принадлежности какому-либо из бытий? Ведь такие предметы, как подчинение, всегда принадлежат тем из существующих бытий, в которых находятся, а не иначе, – они наблюдаются находящимися при сущностях, а не составляющими самих сущностей или существующими сами по себе. И как, например, пожелание, призывающее и влекущее к чему-либо из существующего, не могло бы существовать само по себе, но порождается только в том, кто склонен воспринимать, так и подчинение, открывающее некую склонность желаний к подчинению кому-либо, не может быть мыслимо существующим в особой своей природе, но совсем напротив – как состояние или воля или желание существует в каком-либо (другом) из бытий. Иначе как название, так и состояние подчинения, высказанное безразлично (и беспредметно), не будет собственно относиться ни к кому, и даже невозможно узнать, худо оно или хорошо, если не будет присоединено, кого это подчинение. Ведь можно подчиняться Богу, но также и диаволу. И как имя «мудрец» есть нечто обоюдное, ибо некоторые «мудры (суть) на злодеяние» (Иер.4:22), и напротив – «мудрецы наследуют славу» (Притч.3:35), очевидно, имеющие мудрость в добре; так и подчинение заключает в себе некую обоюдность, а не точно определенное отношение, ибо совершенно неясным остается, кого оно будет подчинением. Поэтому и природа Сына должна оставаться для нас неизвестною, если будет мыслиться вами как подчинение. Кого же подчинение, безошибочно ответить на это было бы невозможно, при отсутствии всякого определения (при термине «подчинение»). А что подчинение никогда не может существовать само по себе своим особым образом, это несколько грубее и нагляднее мы можем увидеть, направив речь уже к самим творениям, воспользовавшись для сего некоторым умозаключением. Если, например, существо человека мы определим (состоящим) в подчинении, то должны будем, без сомнения, заключать, что он не может быть в состоянии неподчинения. Но как же в таком случае Песнопевцем говорилось к кому-то, уже как сущему и существующему и, однако ж, еще не подчиненному: «Подчинись Господу и умоли Его» (Пс.36:7)? Разве не видишь, как бессмысленно представлять подчинение существующим само по себе? Поэтому необходимо признавать и то, что Сын прежде есть и существует в собственной природе, а потом уже как таковой (уже существующий как сын) говорит, что подчиняется Отцу. Что же, скажи мне, вынуждает Явившегося из сущности Родившего, точное начертание Его природы, отпадать от равенства с Ним ради Его (Сына) повиновения (Отцу)? Но мы, правильно мысля и говоря, признаем Единосущного Родителю и во всем усвояем Ему равночестие и отнюдь не допускаем, чтобы Он в каком-либо отношении был ниже свойственного Божеству достоинства. Ты же смотри, каким образом благодаря так называемому подчинению удаляешь от равномерной чести с Отцом Того, Кто блистает одинаковыми (с Отцом) качествами, по причине тожества сущности.

Но именно это самое, скажет (противник), должно подтверждать наше положение, что Сын повинуется Отцу и заботится совсем не о собственных желаниях, но следует желаниям Отца, очевидно как высшего и большего.

Но именно это самое, по твоим, любезнейший, словам, что, по твоему мнению, должно подтверждать твои слова, опять обретешь ты ничем другим, как плодом присущего вам невежества. Ведь если бы мы рассуждали о том, кто выше достоинством и имеет преимущество в славе, то и тогда ваша болтовня едва ли бы имела какое-либо действительное значение. Поелику же исследуется образ единосущия, то не должны ли вы оказаться безмерно неразумными, уделяя Богу и Отцу большую степень его (единосущия) против Его собственного Порождения? Большее или меньшее или что бы то ни было подобное сему мы не можем, конечно, считать принадлежностию самой сущности, как это утверждали мы и относительно подчинения, но все это – вне сущности и относится к тому, что бывает только около или при сущностях. Только уже прежде явившееся и существующее может допускать большее или меньшее, например в сравнении с другим. Если же нет ничего уже существующего и прежде явившегося, при чем таковое (большее или меньшее) обыкновенно бывает, то как это могло бы быть само по себе, что мыслится и определяется только в качестве случайного (по отношению к сущности)? Поэтому когда называются вами (термины) большее или меньшее, то вы не касаетесь сущности ни Единородного, ни также Отца, но одними только внешними преимуществами или умалением воздадите почтение, как вы думаете, Отцу и выразите поношение Сыну, хотя вы ясно слышите возглас Его: «Не чтущий Сына и Отца не чтит», – и что всем подобает чтить Сына так, как чтут Отца (Ин.5:23). Что существа, отнюдь не могущие быть отделенными друг от друга как разнородные, но получившие одну и ту же сущность, должны быть облечены равностепенною славою, этому с благою целью учил Христос, «не от людей свидетельство о Себе» допустив принять, как сказал Он, но Сам явившись свидетелем о Себе, достовернейшим и достойнейшим всех (Ин.5:34). Будучи истиною по природе, Он высказывает, без сомнения, только истинное, как это можно нам доказать и из самого качества предметов. В самом деле, большее или меньшее относятся ведь не к самой сущности чего-либо, но к тому, что есть при сущностях. Так, например, человек, поскольку он мыслится и называется как человек, отнюдь не может иметь что-либо большее или меньшее другого какого-либо человека – человек как человек ни меньше человека, ни больше, опять как человек, ибо природа оказывается равною во всех. То же самое рассуждение сохраняет силу и по отношению к Ангелам, или и ко всему сотворенному и находящемуся в числе тварей. Итак, такие определения (большее и меньшее) оказываются совершенно недопустимыми по отношению к самим сущностям, но суть случайные явления в сущностях или нечто находящееся при сущностях, как показали мы выше. Каким же поэтому образом Отец будет больше Сына, Бог по природе (больше) Бога по природе? Рождение Сына из Него (Отца), без сомнения, должно вынуждать вас даже и невольно усвоять Ему единосущие.

Приняв, таким образом, за несомненное, что Сын есть Бог по природе, мы разрешим, если угодно, вопрос: уделяя Ему честь, равную с Тем, от Которого Он есть, усвоим ли мы чрез это и (подобающую) славу Родившему, – или же совершим противоположное, уничижая Рожденного низшими и меньшими достоинствами, что вернее и действительно делается (противниками). Ведь слава Отцу – родить такого, каков Сам Он есть по природе. Но случится совершенно противоположное – от чего избави Бог, – если Сын не сохранит подобающее Ему благородство, имея менее или в отношении славы, или чего бы то ни было из того, что, без сомнения, должно было бы принадлежать Ему, дабы во всем явиться совершенным и истинным Богом. Но, будучи такой (равной с Отцом) природы, Он чтит Отца, чему не смейся, человек, и не навлекай на себя наказание, охудшая невежественно то, что всего менее следует (охудшать). В самом деле, подобает удивляться пред Ним, конечно, и за то, что Он чтит и любит Родившего, ибо всякий вид добродетели источником как бы некиим и корнем имеет Верховную над всеми Сущность. Явленное прежде в Ней благо изливается и в нас, которые созданы по образу Ее. Вот почему и нам Законодатель возвещал, что должно чтить отца и мать, а также и награду за это полагал прекраснейшую, признавая это, как полагаю, за самое великое дело и настолько свободное от всякого упрека, что оно является даже причиною долгой жизни. Итак, как мы ради подчинения и повиновения родителям не оказываемся сравнительно с ними какой-либо другой природы, но, будучи тем, что и они, людьми от людей, и имея и сохраняя совершеннейшее определение человечества, стараемся оказывать повиновение в качестве достославной добродетели, так должно мыслить и об Отце и Сыне, ибо, будучи тем, что есть, очевидно Богом от Бога, Совершенным от Совершенного, непреложным начертанием сущности Родителя, Он не может помышлять ни о чем другом, как о том, что помышляет и Сам Тот, Которого Он есть и Совет и Слово. Он может желать, конечно, только одинакового с Отцом, одинаковыми, так сказать, законами единосущия соудерживаемый вместе с Отцом в сожелании всего благого.

Поэтому отнюдь не соблазняйся, человек, когда слышишь слова Его: «Я сошел с неба, не да творю волю Мою, но волю Пославшего Меня». Что в начале (рассуждения) говорили мы, это опять скажем: об определенном и ясном предмете говорил здесь Христос. Он говорит эти слова, научая тому, что Его смерть за всех была вольною, ибо так восхотела Божественная Природа, но и невольною, по причине крестных страданий и поскольку это касалось плоти, отвращающейся от смерти. И об этом у нас уже было сделано обширное рассуждение. А что и невольным в некотором отношении оказывается для Спасителя Христа, поскольку Он был человек, страдание на кресте, это нам можно видеть и из самой природы дела. Так, мы утверждаем, что делом иудейского безумия было то, что Христос несомненно должен был подвергнуться распятию, и это непременно должно было быть от них, заранее подготовленных к дерзновению на это тем, что они уже совершили по отношению к святым пророкам и бывшим в то время святым. Поскольку иначе было невозможно впавшее в смерть снова восстановить к жизни, если бы не стало человеком Единородное Божие Слово, – и Ему надлежало, конечно, претерпеть (все) бывшее: невольное Он соделал для Себя вольным, и это допустила Божественная Природа ради любви к нам.

Да, художница всего Премудрость, то есть Сын, коварно устроенное вследствие диавольской злобы, разумею Его смерть по плоти, явила путем спасения и дверью жизни для нас, а надежды диавола разрушены, и в конце концов он узнал и испытал, что жестоко для него богоборствовать. Так и божественный Псалмопевец, как мне кажется, согласен с этими словами и указывает на нечто подобное же, когда говорит как бы о Христе и диаволе: «В сети его смирит его» (Пс.9:30–31). Сеть расставил Христу диавол – смерть, но этой самой собственной сетью он усмирен, ибо разрушена смерть смертью Христа, и упразднен тиран, не ожидавший падения.

Не трудно составить об этом обширное рассуждение, но мы опять скажем только то, что необходимо в настоящем случае. Если смерть Христа не была собственно и действительно делом желаний иудейских и плодом нечестивой дерзости их, но Божественный суд, как думают некоторые, несомненно, вел к этому; то разве не надлежало, наконец, и Божественной воле исполняться уже как бы вследствие необходимости, чрез посредство людей конечно, а не иначе? Но в таком случае каким образом, скажи мне, могли бы подвергаться еще и справедливому наказанию те, которые служат неотвратимым решениям Божиим? И каким образом будет заслуживать «горе» и «лучше было бы, если бы не родился человек тот», чрез которого предан Христос (Мф.26:24)? Если бы страдание было только вольным для Спасителя и отнюдь не мыслилось бы в каком-либо другом отношении невольным, то разве мог бы справедливо подвергаться какому-либо наказанию тот, кто оказался служителем Владычней воли и неотвратимого будущего? Или разве не должно быть очевидным для всех, что благоугодное Божественной и Неизреченной Природе, без сомнения, должно было совершиться, и совершиться, конечно, чрез кого-либо? Но как из этого, так и из многого другого можно увидеть, что если с «небес сошел» Сын претерпеть смерть за всех, то, конечно, вместе и добровольно и невольно, дабы всех воскресить в «последний день», при благоволении на это и Самого Отца ради пользы для всех, но чрез это Он отнюдь не желает считаться иноприродным или в чем бы то ни было меньшим Своего Родителя.

Предполагаю, что противник наш уже устыдится и не станет противоречить нашему рассуждению об этом. Но продолжающему настаивать и рассудившему, что надо продолжать спор, скажу вот что: если «сошел с небес» Сын для того, чтобы исполнить не Свою «волю», как Сам говорит, «но (волю) Отца», и тебе, может быть, не покажутся приятными (убедительными) только что сделанные нами об этом рассуждения, то иначе разве не необходимо будет сказать, что желания Их некоторым образом оказываются взаимно противными и воля Их разделяется на противоположные хотения? Но ведь для всех бесспорно, что если нет ничего разделяющего, то, без всякого сомнения, должна быть одна у Обоих воля, – если же Он преследует Свою волю как некую другую, отличную от воли Отца, а между тем исполняет эту последнюю, то разве не будет безрассудным для нас говорить, что есть одна воля, а не другая, отличная от одной?

Посмотрим же теперь, в чем состоит воля Отца, ибо таким образом мы узнаем, конечно, и о другой воле, чего она желает. Итак, воля Отца, как сказал Сам Спаситель, «чтобы все, что дал» Ему, «не погубил» (ничего) «из него, но воскресил это (в) последний день». Никто не возразит против того, что она блага и человеколюбива. Но перенося мысли к противоположной ей воле Сына, мы должны будем находить Его и не человеколюбивым, и не благим, помышляющим совершенно противное Отцу и не желающим ни спасать нас, ни воскрешать от смерти. И как в таком случае Он мог уже быть пастырем добрым? Как в знак присущего Ему человеколюбия полагал отдание души Своей за нас? Ведь если «сошел с небес» для того, чтобы исполнить это по добровольному желанию, то как же не собственную волю исполняет, не погубляя то, что предано Ему Отцом, но даже воскрешая в последний день? Если же этого нет у Него в желании, но Он служит желаниям Отца, и воскрешая и спасая, очевидно, погибших и подверженных смерти, то разве мы не истину выскажем, утверждая, что Сын ни благ, ни даже человеколюбив? Да смолкнет поэтому христоборец ввиду того, что возражение его отовсюду несет ему обвинение в богохульстве, и да не лает на нас жестокими словами об этом.

Ин.6:40. Се бо есть воля Отца Моего, да всяк видяй Сына и веруяй в Него имать жизнь вечную, и воскрешу его Аз в последний день

Уже определив благую волю Отца, уясняет ее снова и полнее предлагает на рассмотрение слушателям посредством повторения того же самого. Ясно раскрывает, какой был способ приведения (верующих Отцом к Сыну) и что приобретают вследствие этого приведения приводимые.

Итак, Сыну, могущему животворить, Отец дает то, что нуждается в жизни. А дает таким образом, что посредством знания влагает каждому истинное понятие о Сыне и способность ясного уразумения того, что Он есть Бог от Бога Отца истинного, дабы, так настроенный и осиянный созерцанием Его, возносился к награде за веру, то есть к вечной жизни и бесконечному блаженству. Таким образом, посредством познания и богоприличного созерцания Отец приводит к Сыну тех, которым определяет сообщать Божественную благодать. Сын же, прияв, животворит и, сообщая собственное благо (жизнь) подверженным по своей природе тлению и внедряя в них, как бы искру огня, животворную силу Духа, всецело их преобразует в бессмертие.

А слыша опять, что приводит Отец, Сын же подает силу оживления прибегающим к Нему, не уклонись к той нелепой мысли, чтобы думать, что Тот и Другой особо и отдельно совершают что-либо, чему соответствует природа Каждого, – напротив, усвояй себе ту мысль, что Отец есть содеятель Сыну и со своей стороны Сын Отцу, – и всей, утверждаю, Святой Троицы дело есть спасение нас и возведение от смерти опять к жизни. Знай, что и Отец в достаточной мере обладает всею потребною для сего силою, подобным же образом и Сын, и также еще Святой Дух. Посредством всей Святой Троицы приходят к нам блага и «все во всем» (1Кор.15:28; Кол.3и др.). Бог и Отец всецело обретается чрез Сына в Духе.

Однако ж должно обратить внимание и на то, что нечто весьма достопримечательное обретается в вере в Сына, ибо жизнь имеет она своею наградою. А если Отец и Бог познается в Сыне (сущем таковым) по природе, то кто же, наконец, может сносить тех, кто ставят Его вне сущности Отца и направляют свой необузданный язык к такому богохульству? Чрез то, что Он объявляет Себя могущим впадшее в смерть восстановить к жизни, чрез это самое Он непосредственно, без всякого уже посредства, восходит к природному тожеству с Родителем, ибо животворение есть дело свойственное жизни, – и если Отец есть Жизнь по природе, то, без сомнения, жизнью должен быть представляем и Тот, Кто от Него по природе, то есть Единородный.

Ин.6:41. Роптаху убо иудее о Нем, яко рече: Аз есмь хлеб сшедый с небесе

Негодуют опять, ничего не уразумевая в словах Христа. В этом большею частию выражается невежественный ум, ибо, не в состоянии будучи обнять то учение, посредством которого им следовало преобразиться к лучшему, он впадает наконец в неуместное малодушие. И действительно, разве мы не находим подтверждение верности этого опять на самих же иудеях? Раздражаются по какой причине? Какое слово вызвало их на это? «Ропщут»почему же? Хотя, наоборот, им надлежало бы со всею любознательностью направить свой ум к этим словам и из самых уже дел усматривать истину – посредством великости совершенного чуда идти к верному уразумению того, мог ли бы Христос говорить ложь, называя Себя «хлебом» и притом «с неба сошедшим», или же Он высказывает истину и таковым именно (говорящим истину) Он должен бы был оказаться в их глазах. Так, судя правильно, можно было прекрасно научиться обретению полезного. Но, ничего не исследуя, они гневаются, хотя уже в прошедшем Христос показал Себя действительным и истинным хлебом жизни и противопоставлял Себя манне, в качестве прообраза и сени подававшейся их отцам в пустыне, ибо приходящий ко Мне, говорит, не будет жаждать никогда (Ин.6:35). Ведь евшие ту манну получали некое краткое и весьма скоропреходящее удовольствие плотское, а приходящие к Нему чрез веру не одинаковой с тогдашними людьми пользы достигнут, но будут вкушать постоянную благодать благословения.

Так заблуждается ум иудеев, смотрящий на одно только земное. Следовательно, о них именно и воспевалось это: «Да помрачатся очи их (чтобы) – не видеть, и хребет их навсегда согни» (Пс.68:24), дабы, ниоткуда не направляясь к познанию Божественных тайн, «злые зло погибли» (Мф.21:41) благодаря своему безумию и крайней необузданности в неверии. А припоминая кое-что в Моисеевых писаниях, мы найдем, что ропот на наилучших и добрых (людей) был как бы некиим присущим иудеям отеческим наследием. Но и тогдашний опыт с теми и теперешний с этими показал, однако же, что это ведет к горькому концу. Те роптали в пустыне и поднимали неблагодарный вопль на Бога, но «от змей погибли» (Чис.21:6), как в одном месте засвидетельствовал и премудрый Павел (1Кор.10:9). Ропщут и эти на Христа, и Законодателя и Искупителя оскорбляют столь продолжительным неверием. Но Он повелит «дракону и угрызет их» (Ам.9:3), по написанному, – они будут предоставлены в пищу всепожирающему зверю, ибо неверие всегда необходимо ведет к ужаснейшему концу.

Ин.6:42. И глаголаху: не Сей ли есть Иисус сын Иосифов, Егоже мы знаем отца и матерь? Како убо глаголет, яко с небесе снидох?

О превеликое невежество и омраченный неукротимым неистовством ум! Огрубело, по написанному, сердце народа сего (Ис.6:10; Мф.13:15). Он действительно не видит ничего, что должен был разуметь ясно, и в мыслях и словах считает это достойным смеха. Между тем как, напротив, тщательно изучая писания премудрого Моисея и пользуясь проповедью святых пророков, им следовало уразумевать то, что ожидалось пришествие Христа к нам не без плоти и не без телесного облачения, но предвозвещалось Его явление в человеческом образе и в этом общем у всех (людей) виде. Поэтому-то пророческое слово и возглашает нам, что Святая Дева приимет в чреве и родит Сына (Ис.7:14). Так же и блаженному Давиду Господь клятвенно возвещает истинное и непреложное обетование, что происшедшего от плода чресла его посадит на престоле его, как написано (Пс.131:11). Предвозвещал и то, что изыдет жезл из корня Иессеова (Ис.11:1). Они же не сознают себя дошедшими до такого неразумия, что если они видят плотскую «мать» Того, Кого пришествие во плоти было предвозвещено, то поэтому, думают, без сомнения, не должно верить тому, что Он сошел с небес; ибо хотя мы и найдем это совершившимся не по (закону) плоти, однако было в теле (воспринятом) от Девы, как в Своем храме, Слово Божественное, свыше от Отца к нам пришедшее и для спасения всех «семя Авраамово» восприявшее, дабы «во всем братьям» уподобиться (Евр.2:16–17) и призвать человеческую природу к усыновлению Богу, явившись Богом и вместе человеком. Но не уразумевая домостроения (о пришествии) Спасителя нашего во плоти, иудеи вследствие своего знания Его «матери» и «отца», хотя и не бывшего отцом, не стыдятся негодовать на то, что Христос говорит о Себе, что Он сошел с неба.

И здесь опять является нам весьма полезный образец. Чрез это мы в касающихся нас делах научаемся тому, что великий вред может принести нам, если мы умственными очами сердца уже не усматриваем присущую святым добродетель и не взираем на сокрытую им славу, но вследствие телесной их малозначительности часто ни во что полагаем великое и пречестное у Бога. Так, у пророков в одном месте Бог говорит о святых, в лице одного как бы распростирая слово на всех: «Благословен человек, который надеется на Господа, и будет Господь упованием его, и будет как дерево, посаженное при воде, и (которое) пускает корень свой ко влаге, во время бездождия не устрашится и не перестанет творить плод: глубоко сердце более всего, и человек есть, и кто узнает его? Я Господь, исследующий сердца, испытующий внутренности» (Иер. 17:7–10). Если, таким образом, мы своею надменностью станем уничижать (человека) познанного (славного) у Бога и удостоенного сейчас названных доблестей, взирая на одну только внешне видимую и бренную плоть его и телесное бесславие считая признаком малодушия в нем, то не окажемся ли думающими противное Царю всех и, таким образом, не подвергнемся ли немалому наказанию, то называя высокое низким, то свет полагая тьмою, то сладкое считая горьким (Ис.5:20)?

Поэтому должно соблюдать (по отношению ко) святым подобающую им честь и созерцать их более в их внутренних и сокрытых достоинствах, чем в их плотском виде. Но ведь большинство из нас совсем не считают достойным чести или какой-либо славы то, что презирается в мире, хотя бы то и отличалось доблестями, но, взирая на одно только преизобилие богатства и на скоропреходящую и как бы уже готовую к смерти славу смотря совершенно несправедливыми взорами, ни во что обращают правильное суждение.

Таковых вполне справедливо осмеивает Спасителев ученик в словах: «Лицемеры (вы), ибо если какой-либо войдет в собрание ваше муж с золотым перстнем, в одежде богатой (светлой), войдет же и нищий в скудной (худой) одежде, тогда вы, – говорит, – скажете богатому садиться на правом месте, а нищему: стань там или сядь у ног моих (под подножием моим), – то не рассуждаете в себе» (Иак.2:2–4), хотя отсюда можно усматривать, какому справедливому порицанию повинны те, которые оказывают почести человеку по его внешним облачениям, а не по внутренним достоинствам. Ведь и богатство и блеск от богатства, естественно, могут принести обладателям только чуждую некую и подложную славу. А блеск сердца и сияние добрыми делами будут для обладающих ими подлинным и природным (истинным) богатством, не сопребывающим с телом и с ним вместе согнивающим, но сожительствующим с душою, когда она еще пребывает в этой (земной) жизни, а когда она удаляется, то также с нею вместе отлетающим туда, куда укажет Вождь всего, ибо «много обителей у Отца», как мы слышали (Ин.14:2).

Итак, должно оказывать почтение, без сомнения или (даже) с необходимостью, не тому, кто славен богатством и, как на картине, разукрашен земною славишкою, но, напротив, тем, которым блеск дел при помощи Бога порождает неувядаемую славу и которых внутренняя красота выставляет в блестящем свете посредством всякого рода благ.

Ин.6:43–44. Отвеща Иисус и рече им: не ропщите между собою: никтоже может приити ко Мне, аще не Отец, пославый Мя, привлечет его, и Аз воскрешу его в последний день

Уничижают иудеи Иисуса, не ведая Отца (Его сущего) на небесах и совершенно не признавая, чтобы Он мог быть по природе Сыном Владыки всех, но имея в виду только Его земную мать и Иосифа. Поэтому несколько сильнее отвечает им и тотчас же опять благополезно устремляется к самому Божественному достоинству Своему и чрез то, что Он как Бог знал их тихий шепот и явившиеся у них мысли, чрез это самое побуждал их понять, что они уклоняются от истины и составили о Нем слишком ничтожное представление. В самом деле, всецело ведающего сердца, испытующего движения ума, знающего намерения души – разве не надлежало бы, напротив, венчать уже Божественною славою и настолько возвышать над человеческою малозначительностию, насколько Бог стоит выше земных предметов? Итак, открывая скрывавшийся еще в непроизнесенных порицаниях помысел и делая явным выражавшийся тихим шепотом ропот, по высказанной уже причине, «не ропщите», говорит, «друг с другом». Потом, показывая, что благое о Нем таинство открыто людям Богом и знание о Нем есть дело вышней благодати, говорит, что к Нему не может прийти никто, не привлеченный внушениями Отца. При этом опять Он не имел никакой другой цели, как убедить их в том, что с плачем и скорбию им следовало стараться об освобождении от того (прощении за то), чем они уже оскорбили Его, и о привлечении их ко спасению чрез веру в Него посредством совета Отца и вышней помощи, облегчающей им путь к этому и из ужасно трудного, вследствие их греха, делающей его ровным.

Благополезно подтверждает также и то, что воскресит из мертвых верующего, опять и чрез это представляя Себя безумцам Богом (сущим) по природе и истинным, ибо полная возможность животворить и подверженного смерти заставить возвратиться к жизни (новой) – это справедливо может подобать одной только природе Бога и не может быть приписано никому из созданных. Ведь животворение есть свойство Живого, а не получающего этот дар (жизни) от другого.

Ин.6:45. Есть писано во пророцех: и будут вси научени Богом

Зная как Бог присущее слушателям неразумие, не оставляет без свидетельства речь об этом, но показывает, что это было уже изначала предвозвещено и провозглашено чрез святых пророков. При этом и предотвращает у них поводы к желанию опять возражать Ему и в то же время обнаруживает присущее им невежество посредством того, что они оказываются опять незнающими также и этого, хотя закон руководствовал их к восприятию будущего. Итак, убеждает их даже и невольно соглашаться с Ним. Ведь неестественно было им восставать и против возгласов святых пророков о том, что Бог и Отец внушит достойным тайну о Нем и откроет Своего Сына, неизреченным образом беседуя с каждым и боголепно сообщая разумение о Нем.

А что в прежде сказанных словах: «никто не может прийти ко Мне, если не Отец, Пославший Меня, привлечет его», Он не указывает на принудительное и насильственное привлечение, это разъясняет, прибавляя:

Ин.6:45. Всяк слышавый от Отца Моего и навык (научившийся) приидетко Мне

Действительно, где слушание и учение, там и благой плод от научения, очевидно, вера по убеждению, а не по принуждению. Разумение о Христе подается от Отца достойным (людям) по любви – вспомоществовательное, а не принудительное, ибо догматическое основание заставляет сохранять за человеческою душою самовластность и самопроизволение, дабы она могла требовать справедливых наград за добродетели, а при отступлении от долга и уклонении по нерадению от воли Законодателя – подвергаться справедливому осуждению к наказанию.

Надо знать и то, что если говорится, что Отец научает кого-либо тайне о Христе, то Он будет действовать в этом не один, но совершит это чрез Сына как чрез собственную Премудрость, ибо следует разуметь так, что откровение разумения в ком-либо будет от Отца не без Премудрости, а Премудрость Отца есть Сын. Итак, чрез собственного Сына как чрез Премудрость Отец будет совершать откровение в достойных. И вообще сказать, и совершенно истинно, не погрешит тот, кто будет говорить, что все действия Бога и Отца или желания суть – и всей Святой Троицы, одинаково и Самого Сына и Святаго Духа. Вот по сей-то, как думаю, причине, когда говорится, что Бог и Отец открывает Своего Сына и призывает к Нему способнейших веровать, то и Сам Сын оказывается совершающим это и равно и Святой Дух. Так, блаженному Петру, благодерзновенно исповедовавшему веру во Спасителя, Он говорит: «Блажен ты, Симон сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе, но Отец Мой (Сущий) на небесах» (Мф.16:17). В других случаях Он оказывается совершающим это Сам. Так, Павел с великим торжеством говорит о себе, возвещая тайну Христову: «Ибо не от человека принял его (благовестие) или научился, но чрез откровение Иисуса Христа» (Гал.1:12). Так и премудрый Иоанн пишет в Послании: «И помазание, что приняли от Него, пребывает в вас, и нужды не имеете, чтобы кто учил вас, но как Его помазание учит вас о всем» (1Ин.2:27). И Сам Спаситель говорит в одном месте как об Утешителе, то есть Духе: «Еще многое имею говорить вам, но не можете вмещать (сносить) теперь: когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас в истине всякой, ибо говорить будет не от Себя, но что слышит, (то) говорить будет и грядущее (будущее) возвестит вам» (Ин.16:12–13). Будучи Духом истины, Он будет световодствовать тех, в ком будет находиться, и руководствовать к восприятию истины. И это говорим мы, не желая разделять друг от друга и совершенно отдельно представлять Отца от Сына или Сына от Отца, равно и Духа Святаго от Отца и Сына; но если действительно одно есть Божество и проповедуется как созерцаемое во Святой и Единосущной Троице, то усвояемое Каждому (лицу Божества) и считающееся особо Ему принадлежащим мы определяем как намерения и действия всего Божества. Это потому, что Божественная и Нераздельная Природа должна действовать нераздельно чрез себя саму, поскольку это касается единства Божества, хотя и существует самоипостасно каждое из Лиц, ибо Отец есть то, что Он есть, и Сын также, и Святой Дух.

Кроме сказанного, должно иметь в виду и вот что. Те из имен, которые имеют какое-либо отношение к чему-либо, познаются друг чрез друга, и в обозначении одного (представлении об одном) можно видеть обозначение другого (иметь представление о другом). Так (получается) полная необходимость Сыну открываться чрез Отца, а Отцу опять так же чрез Сына. Один необходимо вводится вместе с Другим, и если кто увидит Отца Бога по природе, то, конечно, уразумеет родившегося от Него Сына, как, без сомнения, и наоборот, ибо исповедующий Сына не не ведает Родителя.

Итак, поскольку Бог есть Отец, таковым именно мыслится и проповедуется, – Он и слушателям внедряет (соответственное) знание о собственном Своем Порождении. А поскольку Сыном (сущим) от Него по природе называется и есть таков действительно, Он возвещает Отца. Поэтому-то и говорит к Нему: «Явил Я Твое имя людям» (Ин.17:6): поскольку Сын был познан уверовавшими, то стало явлено, говорит, имя Родившего.

Впрочем, Бог и Отец может быть представляем влагающим в нас знание о Своем Порождении не так, чтобы это был глас, раздающийся с неба и наподобие грома оглашающий вселенную, но, очевидно, это есть воссияющее в нас Божественное световождение к уразумению боговдохновенного Писания. Опять в этом отношении действующим в нас найдешь Сына, ибо в одном месте написано о святых учениках, что «тогда отверз их очи» (Лк.24:45), очевидно, к разумению Святых Писаний.

Ин.6:46. Не яко Отца видел есть кто, токмо Сый от Бога, Сей виде Отца

Предвидел опять как Бог, что отнюдь не примут (иудеи) откровение чрез Духа и не уразумеют вышней премудрости в световождениях, но по великому безрассудству потребуют даже и того, чтобы видеть Отца и учиться, так сказать, чрез самоличное зрение, что, как думали, некогда было с отцами (Исх.19:20), когда слава Божия нисходила на гору Синай. Но опять отвлекает от этого и как бы некою уздою обращает к тому, чтобы не иметь такого грубого представления о Боге и не думать, что невидимая природа может когда-либо быть видимою, ибо никто, говорит, не видел Отца.

Кажется, здесь опять дается намек на самого священновождя Моисея. Ведь иудеи думали, совершенно, конечно, неразумно рассуждая, на основании (употребленного) о нем выражения: «Вошел во мрак» (Исх.20:2), что доступна зрению неизреченная природа Бога и телесными очами можно видеть то, что по природе есть чистая красота. Но чтобы, высказывая о премудром Моисее что-либо более ясное, не показаться поощряющим их к обычной дерзости, Он говорит неопределенно и вместе обо всех, как и о нем: «Не то, что Отца видел кто». Не требуйте, говорит, того, что выше (человеческой) природы и не увлекайтесь безрассудными стремлениями к тому, что недоступно всем тварям. Недоступна, сокровенна и неумопредставима Божественная Природа не для одних только наших глаз, но и всей твари. В слове «никто» здесь сосредоточено «все», – Себя же Самого определяя как такого, который один только есть от Бога и видел Отца, очевидно (тем самым) ставит вне «всего» того, что определенноможно разуметь под словом «никто».

Итак, как Он есть вне всего и между тем как никто не видит Отца, Один Он не лишен этого видения, то разве не может Он наконец быть мыслим существующим не во «всех», как один из них, но вне «всех», как (сущий) выше «всего»? И если говорится, что «все от Бога» и «никто не видит Отца», ибо «все от Бога», по слову Павла (1Кор.11:12), а между тем (также говорится, что) Он один только «видит Бога», потому что Он «от Бога»; то это «от Бога» мы правильно поймем, если будем разуметь о Нем только одном в значении «из сущности Отца». Если же не так, то чего же ради, как мы уже ранее сказали, между тем как говорится, что «все от Бога», один только Он восходит к зрению Родившего потому именно, что Он «от Бога»? Итак, о тварях это (выражение «от Бога») должно говориться в несобственном смысле, ибо «все от Бога» в смысле творения как приведенное Им к бытию, – о Сыне же выражение «от Бога»должно приниматься в другом и истиннейшем смысле, что Он (Сын) из Него (Отца) по природе. Поэтому, не сопричисляемый ко всем, но будучи вне всего и выше всего с Отцом, Он не должен разделять общей со всеми слабости, поскольку именно изъят из единоприродности с ними, но, восходя до природы Родившего, должен, конечно, созерцать Того, от Кого есть.

А выразить словами то, как или каким образом Сам ли Он зрит Отца, или обратно – созерцается Отцом, это не доступно нашему языку. Должно, однако ж, представлять это в подобающем Богу виде.

Ин.6:47. Аминь (истинно), аминь (истинно) глаголю вам: веруяй в Мя имать (имеет) живот вечный (жизнь вечную)

Итак, вера есть дверь и путь к жизни и восхождение от тления к нетлению. Впрочем, и здесь нисколько не менее (чем в других случаях) слушателям предстоит подивиться благоусмотрительности Спасителя. Поелику знает и видит, что они совсем ничего не понимают и даже не думают о долге повиновения пророческим словам, то заклинанием в истине пресекает слабость веры, поскольку она зависела от человеческих размышлений. Предлагая в награду верующим нечто достовожделенное, как бы орудиями какими, очевидно вожделениями к этому, едва даже и против воли не принуждает и убеждает идти к проповедуемому. В самом деле, что может быть предпочтительнее вечной жизни для тех, у которых оказывается жестокая смерть и страдание от тления? Премудрому учителю подобает и это, – разумею то, чтобы посредством всякого пути, призывающего к жизни, перевоспитывать к лучшему решившихся мыслить что-либо неразумное. Он же, будучи вечною жизнью, обещает Самого Себя преподавать верующим, что и означают слова (Апостола): «Вселиться Христу (да даст вам Бог) в сердцах ваших чрез веру» (Еф.3:17).