Всегда ли ложь — грех?

«Солги мне»: прп. Иоанн Кассиан и блж. Августин о лжи[1]

Всегда ли ложь — грех? Безусловно, считал блж. Августин. Когда христиане лгали, христиане грешили. Гиппонский епископ обращался к этой моральной загадке в письмах и двух трактатах, и, по его мнению, проблема была решена. Впрочем, не все с этим согласились, и в этом докладе я хотел бы рассмотреть иное мнение: мнение монашествующего учителя V в., прп. Иоанна Кассиана, который предложил совершенно иной ответ на вопрос — ответ, в соответствии с которым намерение и цель лгущего стоят выше бескомпромиссного утверждения, что вся ложь — грех.

Блж. Августин заинтересовался проблемой лжи, когда писал комментарий на Послание к Галатам. В Гал. 2:11–14 апостол Павел описывает, как он публично упрекнул апостола Петра  после того, как апостол Петр перестал есть вместе с христианами-неевреями[2]. Когда блж. Августин рассматривал ранний комментарий блж. Иеронима на Послание к Галатам[3], он обнаружил неожиданное объяснение этому случаю. Блж. Иероним утверждал, что апостолы Петр и Павел лишь сделали вид, что спорили по этому вопросу; «разногласия» были притворством ради блага будущих поколений. Апостол Павел знал наставление Христа о том, что заблуждающегося брата следует упрекнуть наедине (Мф. 18:15), поэтому если он публично выразил свое неодобрение апостолу Петру, они должны были об этом условиться заранее. В сущности, благочестивые наставники часто прибегали к притворству, чтобы приобрести других для спасения. Притворный спор апостолов Петра и Павла был именно тем, что подразумевал апостол Павел, когда признался, что он стал иудеем, чтобы приобрести иудеев[4]. Когда это было необходимо, апостол Павел делал вид, что следует иудейскому закону, чтобы приобрести иудеев, и жил как язычник, чтобы приобрести обращенных из неверующих. Очевидно, что он часто выдавал себя за того, кем не являлся.

Интерпретация блж. Иеронима была обусловлена необходимостью ответить на раннюю критику Порфирия. Этот философ-неоплатоник утверждал, что эпизод Гал. 2:11–14 доказывает, что самые ранние наставники Церкви были развращенными: апостол Петр был лицемером, а апостол Павел был чрезмерно амбициозным человеком, намеревавшимся затмить авторитет старшего апостола. Следовательно, Церковь порочна; ее наставники даже не могут договориться между собой[5]. Интерпретация блж. Иеронима смягчила обвинения Порфирия: на самом деле, не было разногласий; два человека лишь сделали вид, что спорят, для наставления последующих поколений[6].

Блж. Августин счел эту мысль ужасающей и тотчас же отправил письмо блж. Иерониму, настаивая на том, чтобы он изменил свое мнение:

«Я должен признать, что предпринятая в этой книге попытка защитить ложь — мужем, подобным тебе, или кем-либо где-либо еще (если это написал кто-то другой) — причиняет мне сильную боль»[7].

Если блж. Иероним был прав, то были совершены два греха: апостол Петр солгал, притворяясь, что поддерживает христиан из иудеев, а апостол Павел согрешил, вводя в заблуждение будущих читателей. Предположение о том, что боговдохновенные писатели лгали насчет чего-либо, записанного в Священном Писании, подрывало веру: допущение о существовании в Библии хотя бы одного не вполне достоверного и правдивого места позволяет сомневаться в любом сложном утверждении и отвергать его как нечто ложное[8]. Ожидая ответа блж. Иеронима, блж. Августин обозначил свою точку зрения в трактате «О лжи» (ок. 395); двумя десятилетиями позже за ней последовала вторая книга — «Против лжи» (419)[9].

Трудно вкратце обобщить эти два объемистых трактата[10], но в основе аргументации блж. Августина лежит следующее: Бог есть Истина, и всякое уклонение от Истины есть грех. Блж. Августин обосновал свою аргументацию рядом стихов из Библии. Два предостерегающих стиха говорят о последствиях лжи: Лгущие уста убивают душу (Прем. 1:11), и Ты [Боже] погубишь говорящих ложь (Пс. 5:7). Они дополняются двумя побудительными стихами, повелевающими избегать такой практики: Не произноси ложного свидетельства (Исх. 20:16), и Да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого (Мф. 5:37). Эти стихи — неопровержимые свидетельства тому, что Священное Писание отвергает ложь[11], и что всякую ложь, за исключением шуток[12], следует считать грехом[13].

Хотя эти предписания ясны, непременно ли они препятствуют всякой лжи? Что если ложь предотвращает большее зло или имеет своим результатом большее благо? Могут ли благоприятные последствия сделать ложь допустимой? Блж. Августин обстоятельно изучил этот вопрос, предложив для рассмотрения случай, когда христианин знает местонахождение другого человека, которого преследуют по закону. Если христианин окажется перед представителем власти, должен ли он отрицать, что знает об убежище, предотвращая больший грех (казнь этого человека) при помощи меньшего греха?[14]

Несомненно, нет, утверждал блж. Августин. Ложь это грех, подвергающий душу лжеца опасности. Ложь может выиграть время, дать временное преимущество для беглеца, но лжец будет расплачиваться за это вечно. Кроме того, стоящий за этим принцип — то, что допустимо совершать меньший грех, чтобы предотвратить больший —  совершенно несостоятелен: следует ли человеку совершать, например, прелюбодеяние или убийство, чтобы избежать большего зла[15]?

Хорошо, может сказать оппонент, но как быть с теми случаями в Ветхом Завете, когда люди лгали и были затем похвалены или благословлены Богом за их обман? Есть знаменитый пример египетских повитух, которые солгали фараону, когда им было приказано умерщвлять еврейских младенцев мужского пола при рождении (Исх. 1:19-20). Или случай с блудницей Раав, которая солгала Иерихонскому царю о присутствии иудейских соглядатаев (Нав. 2:3–6). Также можно привести пример патриарха Иакова, который украл право первородства у своего брата Исава при помощи лжи (Быт. 27:19). Не внушает ли Божественное одобрение этих людей мысль, что ложь иногда оправданна?

На это блж. Августин отвечает, что все эти события произошли до Пришествия Христа. Раав и повитухи были безнравственными женщинами, которые обычно говорили ложь для того, чтобы навредить другим. Сказать ложь, чтобы помочь кому-либо, было шагом к добру. Бог награждал их не за ложь, а за несвойственный им порыв сделать добро[16]. Христиане же и так должны быть добрыми. Они живут после пришествия Истины в мир и потому оцениваются исходя из более высоких моральных стандартов. О лжи, которую мы находим в Ветхом Завете, мы должны судить в соответствии с идеалами, установленными в Новом Завете. Если оказывается, что ложь была одобрена, то это случалось или потому, что она представляла собой шаг вперед для нравственного состояния лжеца, или потому, что ее следовало понимать в аллегорическом смысле, а не в буквальном[17].

Христианство учит, что всякая ложь грешна, хотя некоторые ее виды грешны в меньшей мере, чем другие. В середине тракта та «О лжи» блж. Августин разделил ложь на восемь типов по их тяжести.

Наименее тяжелая ложь — та, которая никому не вредит и при этом защищает лжеца от телесного осквернения[18]. В противоположном конце спектра — худший вид лжи; это та, которую используют, чтобы ввести людей в заблуждение из религиозных соображений. Божественная Истина не нуждается в помощи лжи. Христианство — это религия, построенная на вере, которая будет значительно подорвана, если ее приверженец узнает, что то, чему его учили, было построено на лжи. Если апостол Павел лгал в Послании к Галатам, что удерживало бы его от лжи где-либо еще?[19]

Трактаты Августина были значительным отходом от взглядов ранних отцов Церкви: Климент Александрийский, Ориген, свт. Иларий Пиктавийский и свт. Иоанн Златоуст — все они писали о том, что ложь в определенных обстоятельствах допустима[20]. Блж. Августин, опубликовав две книги на эту тему и вступив в открытый диспут с блж. Иеронимом по этому вопросу, сформулировал хорошо известную позицию меньшинства.

И тут появляется прп. Иоанн Кассиан. Вторая часть «Собеседований» св. Кассиана (книги 11–17) была закончена около 427 г. Последняя книга этой части имеет заглавие «Об обещаниях». «Собеседования» написаны как цикл диалогов, в которых два неопытных монаха, Кассиан и его друг Герман, обсуждают с египетскими монахами различные стороны духовной жизни. В семнадцатой книге два молодых монаха обеспокоены из-за обета, который они дали своим монашествующим наставникам в Палестине: им разрешили учиться в Египте при условии, что они вернутся в их родной монастырь через семь лет. К сожалению, они дали такое обещание.

Эти двое решили посоветоваться с аввой Иосифом насчет обета. Авва Иосиф напомнил им, что в монашеской жизни важнее всего рассудительность. Кассиан и Герман не должны слепо выполнять обет, который привязывал их к меньшему благу[21]. Разумеется, было бы похвально соблюсти их обет, но в сравнении с бóльшим благом — остаться в Египте для продолжения монашеских упражнений — было очевидно, что сдержать обещание, данное тогда, когда они знали меньше, было бы ошибкой.

В середине книги обсуждение вышло на вопрос о лжи, и здесь св. Кассиан стал опровергать аргументы блж. Августина. Герману отведена роль собеседника Кассиана, озвучивающего точку зрения Гиппонского епископа и приводящего любимые доказательные тексты блж. Августина. Очевидно, утверждал Герман, что если христианские учителя оправдывают ложь или нарушение обещаний, тогда менее стойкие христиане будут лгать и собьются с истинного пути. Особенно опасно это потому, что Священное Писание, как показано в Пс. 5:6 и Прем. 1:11, утверждает, что Бог накажет за ложь.

Ужесточение нашего учения в этом вопросе, возразил авва Иосиф, не помешает немощным сбиться с пути. Немощные в вере всегда найдут возможность согрешить. Бóльшая опасность — не суметь донести полноту библейской вести. Неразборчивое осуждение лжи низвергнет духовно более совершенных до уровня немощных и уничтожит полезное, а иногда и необходимое средство.

Подобно блж. Августину, св. Кассиан смотрел на ложь как на потенциально опасную практику[22], но не осуждал все виды лжи, а утверждал (во время рассуждения аввы Иосифа), что ложь оправдана в определенных ситуациях. Ложь — как лекарство из морозника, смертельное, когда нет болезни, но полезное в лечении смертоносных болезней[23]. Лжи следует избегать в большинстве случаев, но когда требуется, она одобряется Богом и никак не является грехом[24].

Обоснование этой точки зрения может быть найдено в Ветхом Завете, где ясно указано, что ложь не только была одобряемой, но в некоторых случаях даже было бы грехом сказать правду. Раав, например, решила солгать своему царю, чтобы защитить евреев, и Бог вознаградил ее, распутную женщину, дав наслаждаться вечной жизнью с избранными. Если бы она решила сказать правду, она бы согрешила и, безусловно, не заслужила бы упоминания в родословной Христа[25]. Именно ложь снискала милость Бога, а не доброе побуждение, как предположил блж. Августин.

Блж. Августин утверждал, что всякая ложь — грех и никакие оправдывающие обстоятельства не меняют этого факта. Точка зрения св. Кассиана была более сложной. Бог не выносит простое, одно из двух вариантов, суждение — «черное» или «белое», исходя из того, было ли утверждение правдивым или ложным. Важны два других обстоятельства: какой была мотивация лжеца и произошло ли нечто благое из-за лжи? Обман патриархом Иаковом своего отца Исаака был одобрен, потому что породил большее благо: он привел к появлению Израиля и переходу права первородства к младшему брату[26]. Блж. Августин был вынужден понимать эту историю аллегорически, чтобы увидеть в ней что-либо хорошее[27], св. Кассиан же понимал ее буквально как историческое событие и прямое свидетельство того, что Бог может одобрить обман.

Тут Герман привел другой аргумент Августина: до пришествия Христа иудеям было попущено больше дозволений. У царей было много жен и наложниц, и они часто убивали своих врагов. Эти действия, как и ложь, были послаблением, икономией для прежних поколений, но сейчас, в христианскую эпоху, моральные нормы стали выше. Примеры лжи, взятые из Ветхого Завета, несомненно, не могут использоваться для оправдания лжи христиан[28]. Затем Герман воспроизвел бескомпромиссный августиновский взгляд:

«Мы не думаем, что кто-либо мог бы использовать какую-либо ложь, пусть даже под видом благочестия — не говорю похвально, но хотя бы извинительно. Ведь Господь говорит: Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого (Мф. 5:37)»[29].

Св. Кассиан тут же вновь перешел в атаку: Герман неправильно понимает Божественную икономию. Практика многоженства допускалась в ранние времена потому, что было необходимо населить землю[30]. Эта икономия перестала быть нужной и была упразднена. А ложь, наоборот, всегда осуждалась, и в дохристианскую эпоху не было попущения для лжи.

Но как тогда, так и сейчас важна мотивация лжи. Если, например, человек подвергается преследованию и говорит ложь — не для того, чтобы навредить кому-либо другому, но только чтобы спасти себя, то ясно, что ложь — это правильный ход. Царь Давид, спасаясь бегством от преследования Саула, солгал Ахимелеху[31]. Ложь спасла Давида и создала прецедент: кроме того, что лгать допустимо, чтобы спасти себя, ложь для спасения других также может быть благим делом. Хусий обманул Авессалома, когда тот преследовал царя Давида (см.: 2 Цар. 17:7–13); неназванная женщина ложью направила слуг Авессалома на неверный путь (2 Цар. 17:20).

Августин отвергал идею, что допустимо лгать, чтобы защитить преследуемого. Ложь даже для того, чтобы спрятать невиновного человека от несправедливого преследования — грех. Обеспечение временной безопасности, своей или чужой, не следует предпочитать цене гибели чьей-либо вечной души.

Св. Кассиан с этим не согласен. Христианство требует, чтобы мы отложили в сторону личные интересы и рисковали всем ради блага и защиты других. Как может быть морально оправданным спасение своей души, если для этого мы говорим правду, которая обречет другого на смерть?[32] Августин утверждал, что в таких ситуациях преследователи в ответе за смерть преследуемого, а не тот человек, который сказал правду[33]. Христианин-предатель безупречен, он поступает неверно, только если лжет. Св. Кассиан отверг такой ход мысли подборкой текстов апостола Павла, каждый из которых подчеркивал христианский императив делать добро другим даже тогда, когда это добро делалось себе во вред[34]. В такой ситуации на грани жизни и смерти апостольское повеление обязывает христианина поставить благосостояние другого выше любого возможного вреда собственной душе:

«И поэтому мы не сможем ни быть всецело наполненными любовью, ни, следуя апостольскому учению, стараться о том, что [полезно] для других, если только, несколько смягчив то, что относится к строгости и совершенствованию нашей [жизни], не сочтем за лучшее с благосклонной готовностью снизойти к тому, что полезно для других, и тогда мы вместе с апостолом сделаемся немощными для немощных, чтобы приобрести немощных».

В этом абзаце прп. Иоанн Кассиан представил принцип приспособления как ключ к объяснению лжи апостолов и их действий, вводящих в заблуждение[35]. Они смягчали строгость своего учения и поведения ради блага немощных. Это прямая атака на заявление блж. Августина о том, что апостолы не лгали и не прибегали к обману и что ложь из религиозных соображений —  наихудший вид лжи. На самом деле, доказывал св. Кассиан, св. апостол Павел использовал «образ притворства»[36], чтобы приобрести немощных, когда позволил убедить себя остричь голову и приносить обеты в Храме. Вред, который мог произойти от этого «полезного и правильного лицемерия»[37], был сочтен несущественным по сравнению с долговременной пользой от проповеди, которая за счет этого продолжится.

Св. Кассиан утверждает, что апостол Павел не только обманул людей насчет своей веры (что невозможно, по Августину), но еще и использовал обман как средство, чтобы возвестить Евангельскую весть (худший вид лжи). В следующих абзацах св. Кассиан перечисляет примеры того, как апостол Павел вводил людей в заблуждение, чтобы осуществить свое желание приобрести мир для Христа. Апостол смягчил свои взгляды и умерил строгость своей безупречности, чтобы соответствовать ожиданиям и восприимчивости своей целевой аудитории. Устами аввы Иосифа св. Кассиан по пунктам разъяснил 1 Кор. 9:20–22, показывая, что означает «стать всем для всех» на деле. Апостол Павел стал для иудеев как иудей. Когда он говорил галатам, что обрезание не принесет им пользу, он обрезывал Тимофея[38]. Случай с очищением в Иерусалимском храме был примером того, как он стал подзаконным, хотя сам он почитал закон за ничто[39]. В Афинах он был как чуждый закону, приняв вид философа в Ареопаге (Деян. 17:16–31) и цитируя греческие тексты, как если бы он был еще и языческим философом[40].

Точка зрения апостола Павла подытожена в 1 Кор. 10:32–33: Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией, так, как и я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись. Для апостола Павла было бы полезно, утверждал св. Кассиан, не обрезывать Тимофея и не остригать своей головы по иудейскому обряду очищения. По меньшей мере он избежал бы обвинений в лицемерии и непоследовательности. Но апостол Павел искал большего блага и свободно пользовался обманом для достижения своих целей. Осуждению может подлежать внутренняя мотивация человека, совершающего акт обмана, а не сам обман[41].

Блж. Августин утверждал, что ложь — это грех безотносительно к внутренней мотивации. Он писал, что ложь, сказанная из религиозных соображений — наихудший вид лжи. Он решительно настаивал и в своих письмах блж. Иерониму, и в двух трактатах о лжи, что апостол Павел не обманывал людей, и что «быть для всех людей всем» не означает «притворяться, что веришь в то же, что и они». В нескольких коротких абзацах св. Кассиан оспорил все наиболее важные аргументы блж. Августина.

Св. Кассиан завершил свое исследование лжи серией библейских примеров лжецов, начиная с патриарха Иосифа, который обманул своих братьев относительно того, кто он, и еще и солгал, заявив, что они украли его серебряную чашу. Соломон солгал, когда сказал, что рассечет надвое дитя, из-за которого возник спор. Апостол Павел нарушил обещание, не сумев вернуться в Коринф. Три ангела, посетившие Лота в Содоме, солгали, когда поклялись, что не войдут в его дом[42].

Затем св. Кассиан оставил земные случаи и взошел к тому, что назвал «еще более возвышенными примерами»[43], когда Бог лгал или менял Свое намерение. Он привел два примера: Бог сказал Езекии, что он скоро умрет, а затем, передумав, даровал царю еще 15 лет (Ис. 38:1); и случай, когда Бог сказал ниневитянам, что они будут уничтожены, перед тем, как Он смиловался в ответ на их всенародное покаяние (Ион. 3:1–5; 10).

Иона был ключевой фигурой для аргументации св. Кассиана. У этой истории есть только два возможных объяснения. Первое — Бог знал наперед, что ниневитяне покаются, если им будет грозить уничтожение. Если это так, то Бог солгал ниневитянам, чтобы добиться от них спасительного покаяния. Значит, Бог обманывает Свои творения насчет Своих намерений, что дает нам разрешение обманывать других, чтобы добиться хорошего результата[44]. Второе – Бог просто делал то, о чем Он говорил в книге Иезекииля (33:14–15): Если я скажу нечестивому: ты смертью умрешь, и этот человек раскается в своем грехе, будет поступать праведно и по закону, то он жизнью жить будет, он не умрет. Иными словами, Бог может поклясться погубить кого-то, но волен передумать в ответ на последующие действия человека, волен изменить Свои планы, чтобы достичь большего блага. Это должно научить нас не держаться упрямо наших обещаний, но нарушать их, если сдержанная клятва приведет в результате к меньшему благу[45].

В рассуждении св. Кассиана была выстроена лестница «божественности» и приведены примеры обмана, начиная с ветхозаветных патриархов и заканчивая Самим Богом. В то время как блж. Августин предполагал, что все виды лжи безотносительно обстоятельств — грех, св. Кассиан утверждал, что хотя лжи никогда не следует желать так, как желают истину, иногда ложь бывает необходимой практикой в жизни христианина. В основе христианской проповеди — благо других, и это означает, что иногда христианину приходится лгать, чтобы исполнить Евангельское повеление. Ложь ради лжи никогда не следует оправдывать, но ложь для того, чтобы не показаться хвастливым, для спасения жизней или чтобы помочь распространить Евангелие очевидным образом одобряется примерами из обоих Заветов и засвидетельствованными деяниями Бога.

Понимание прп. Иоанном Кассианом христианской проповеди было гибким, допускающим оттенки серого там, где блж. Августин видел только черное и белое. Его учение также предполагает, что Бог — динамичный и личный субъект, взаимодействующий с творением и вольный менять Свое мнение и намерения в ответ на развивающуюся драму жизни на земле[46]. Это был уникальный взгляд, которому не удалось получить поддержку в Западной Церкви, которая медленно созидалась на основе богословских взглядов блж. Августина.

Тем не менее внимательное знакомство с учением прп. Иоанна Кассиана о лжи показывает, что он был знаком со взглядами блж. Августина и вместе с тем хотел оспорить его суждения. Каждое важное утверждение, сделанное блж. Августином, рассмотрено в семнадцатой книге «Собеседований», хотя св. Кассиан, по своему обыкновению, ни разу не упомянул имя их автора. Тем не менее едва ли можно сомневаться в том, что в глазах аудитории, знакомой со взглядами блж. Августина, эта непрямая атака должна была бросить вызов учению Гиппонского епископа.

Текст был опубликован в сборнике материалов Третьей международной патристической конференции Общецерковной аспирантуры и докторантуры «Преподобный Иоанн Кассиан и монашеская традиция христианского Востока и Запада».

Ссылки:

[1] Перевод с английского И. Е. Лапшина.

[2] По словам апостола Павла, когда из Антиохии прибыли некие люди от апостола Иакова, апостол Петр отказался от обыкновения есть вместе с уверовавшими язычниками. Апостол Павел увидел в этом двуличность и отрицание равного положения неевреев в Церкви. Он укорил апостола Петра перед всеми верующими. Эта история создала проблему для раннехристианских экзегетов: как могли два апостола, два столпа Церкви, не соглашаться насчет чего-либо настолько существенного для христианской идентичности? Западные авторы, включая Тертуллиана, свт. Киприана и свт. Амвросия, восприняли описание этого события апостолом Павлом дословно: апостол Петр заблуждался, и апостол Павел его обличил, см.: Raspanti G. San Girolamo e l’interpretazione occidentale di Gal 2,11–14 // REAug. 49 (2003). P. 297–321.

[3] «Толкование на Послание к Галатам» блж. Иеронима было завершено в 386 г. Критическое издание см.: S. Hieronymi. Commentarii in Epistulam Pauli Apostoli ad Galatas // CCSL 77A / Ed. G. Raspanti. Turnhout, 2006.

[4] Cм.: Hieronym. Comm. Gal. 1 (2:11–13) // CCSL 77A, 53.26–33.

[5] Cм.: Hieronym. Comm. Gal. Pref. // CCSL 77A, 8.92–99.

[6] Hieronym. Comm. Gal. 1 (2:11–13) // CCSL 77A, 53–54.26–52.

[7] Ibi patrocinium mendacii susceptum esse uel abs te tali uiro uel a quopiam, si alius illa scripsit, fateor, non mediocriter doleo. – Aug. Ep. 28.3 // CSEL 34, 107.9–11.

[8] Cм.: Aug. Ep. 28.3; 40.3.

[9] De mendacio и Contra mendacium. Критическое издание текста см.: Oeuvres de Saint Augustin. Problemes Moraux II / Ed. G. Combes. Paris, 1948.

[10] Полезное краткое изложение можно найти в книге: Ramsey B. Two Traditions on Lying and Deception in the Ancient Church // The Thomist 49

(1985). P. 504–509.

[11] Cм.: Aug. De men. 5.6.

[12] По тону говорящего и предмету разговора понятно, что целью шутки не является обман, поэтому шутки не считаются ложью, см.: De men. 2.2.

[13] Cм.: De men. 6.9.

[14] Cм.: Ibid. 6.9; 13.22–24.

[15] Блж. Августин критикует это утверждение также при помощи reductio ad absurdum: если небольшой грех может быть оправдан на том основании, что он привел к большему благу, тогда можно одобрить принципиально любой грех, совершенный для достижения достойной цели. Например, можно подделывать завещания, чтобы забирать имения у недостойных наследников и отдавать их сиротам и вдовам, которые этого заслуживают. Если провести эту линию рассуждения до ее логического завершения, любой греховный поступок – воровство, лжесвидетельство, прелюбодеяние – может быть объявлен приемлемым. Это привело бы к краху общества, см.: Contra mend. 7.18. См. также рассмотрение этого вопроса блж. Августином в Contra mend. 7.17 относительно утверждения, что если лгать для того, чтобы пой- мать еретика разрешается, тогда также было бы разумно совершить прелюбодеяние с осведомителем для того, чтобы поймать еретика, см. также: Ibid. 7.18; 9.20; 14.30.

[16] Cм.: Aug. De men. 5.7; Contra mend. 15.32–33.

[17] Cм.: De men. 5.9; 15.26; 21.42; Contra mend. 10.24; 12.26.

[18] Cм.: De men. 14.25: Некоторые иудеи считали, что вкушать пищу, не омыв сперва руки, запрещено; в ситуации, когда им пришлось бы есть неумытыми руками, можно было бы произнести безвредную ложь, чтобы из- бежать осквернения. Тем не менее следует избегать даже такой, совершенно незначительной лжи.

[19] Cм.: De men. 10.17.

[20] См. обзор мнений этих авторов в статье: Ramsey B. Two traditions… P. 515–520.

[21] Cм.: Cassian. Collat. 8.4.

[22] Cм.: Ramsey B. John Cassian: Student of Augustine // Cistercian Studies Quarterly 28 (1993). P. 7–8. Автор предполагал, что это сходство показывает, что блж. Августин и св. Кассиан не сильно расходились в этом вопросе, и что св. Кассиан продемонстрировал неоднозначное отношение ко лжи в книге 17. Я думаю, что разногласия значительны; на это указывает и дальнейшее рассмотрение вопроса.

[23] Cм.: Cassian. Collat. 17.17.1.

[24] Cм.: Collat. 17.17.1; против Aug. De men. 6.9; 11.18.

[25] Cм.: Ibid. 17.17.2. Св. Кассиан имеет в виду присутствие Раав в родословной в Мф. 1:5.

[26] Cм.: Ibid. 17.17.5–6.

[27] Cм.: Aug. Contra mend. 10.24: Иаков надел козьи шкуры, которые символизировали грехи, и принес их своему отцу. Таким образом, этот сюжет служит прообразом искупительного дела Христа.

[28] Блж. Августин отдельно не упоминал множество жен иудейских царей и приписываемую им жестокость. Он утверждал, что некоторые из известных иудейских «лжецов» были людьми порочными, а потому их ложь была одобрена лишь для того, чтобы они приобрели обыкновение делать добро, а не зло и таким образом проявили духовное совершенствование и движение к добру, см.: De men. 5.7–9. Он также предложил судить обо всех поступках в Ветхом Завете по новым образцам поведения, явленным в Пришествии Христа, см.: De men. 15.26.

[29] Nec mendacium ullum, quamlibet pio colore contectum, non dicam probabiliter, sed nec ueniabiliter a quoquam credimus usurpari dicente domino: sit sermo uester est est, non non: quod autem his abundantius est, a malo est. – Cassian. Collat. 17.18.2 // CSEL 13, 478.

[30] Cм.: Collat. 17.19.1–2.

[31] Cм.: Ibid. 17.19.3, цит. 1 Цар. 21:1–2.

[32] Cм.: Collat. 17.19.6.

[33] Cм.: Aug. De men. 9.13.

[34] Cм.: Cassian. Collat. 17.19.7, цит. 1 Кор. 10:24; 10:33; 13:5 и Флп. 2:4.

[35] В Contra mend. 12.26 блж. Августин осудил тех, кто утверждал, что апостол Павел прибегал ко лжи. Наоборот, быть всем для всех означает проявлять сострадание к их состоянию, подобно тому как лекарь проявляет сострадание к больному. Если апостол Павел прибегал ко лжи, утверждал блж. Августин, тогда почему он не приносил жертву языческим богам для того, чтобы стать всем для язычников?

[36] Simulationis fi gmenta. – Collat. 17.20.1 // CSEL 13, 481.

[37] Haec utilis ac salubris hypocrisies. – Ibid. 17.20.3 // CSEL 13, 481.

[38] Cм.: Ibid. 17.20.4.

[39] Cм.: Collat. 17.20.5–6.

[40] Cм.: Ibid. 17.20.6–7.

[41] Акцент, сделанный аввой Иосифом на мотивации поступка, напоминает нам о цитировании Оригеном греческих философов в Cont. Cels. 4.45, где он утверждает, что они пришли к выводу о том, что одно намерение делает поступок добрым или злым; когда поступок направлен на благую цель, он достоин похвалы, и предосудителен, когда наоборот. Блж. Августин спорил с этим в Contra mend. 7.18, исходя из того, что грех (ложь) никогда не бывает морально нейтральным.

[42] Et ut ad sublimiora adhuc ascendamus exempla. – Collat. 17.25.10 // CSEL 13, 492.

[43] Et ut ad sublimiora adhuc ascendamus exempla. – Collat. 17.25.10 // CSEL 13, 492.

[44] Cм.: Collat. 17.25.11.

[45] Cм.: Ibid. 17.25.12.

[46] Это особенно ясно сформулировано в конце книги 17, где св. Кассиан утверждает, что хотя Бог имеет предведение о творении, Он волит относиться к каждому человеку так, как если бы не имел такого предведения, см. Collat. 17.25.14.