Любовь всего надеется

«Что значит: “всего надеется”? Не отчаиваясь ожидает от любимого человека всего доброго, и хотя бы он был худ, не перестает исправлять его, пещись и заботиться»[1].

Св. Иоанн Златоуст

Прежде, чем начать разбор утверждений, высказанных отцом Феогностом, сделаю следующее (к сожалению, не академическое) заявление: я никогда не отойду от «заученный мантры про Бога, который есть Любовь» в угоду современной мирской реакции на либеральную идеологию. Причина не только в том, что от «мантры» не отошли Апостолы и любимые мной святые разных конфессий — Исаак Сирин, Юлиана Нориджская, Клайв Льюис, Дитрих Бонхёффер[2]… Но еще и потому, что иного Бога сердце не знает и вряд ли когда-либо узнает, не говоря про опыт веры, ежедневно подсказывающий, что сентиментальность — знак Божьего присутствия. Мне глубоко ненавистна «брутальная» характеристика Создателя, которую пытается пропагандировать мой оппонент, ища какого-то «живого Иисуса» — на практике, разумеется, не живого, а мертвого, холодного и страшного, как Аид.

И раз уж отец Феогност принялся критиковать меня, как либерала и гуманиста, то, наверное, надобно рассказать о личном опыте и предпосылках, на которых строятся мои рассуждения, дабы не показалось, будто я бездумно исхожу из каких-либо идеологических веяний и оторванного от практики мудрствования. Я сомневаюсь в истинности либерализма ничуть не меньше, чем в истинности фундаментализма. Но если выбирать между Сциллой и Харибдой, то либерализм соответствует моему опыту в гораздо большей степени.

Бог любил меня и тогда, когда я не знал этой разницы, и тогда, когда я раскрыл ее. Поначалу Его любовь проявилась в любви ко мне моей матери. Прежде, нежели в моем словаре возник термин «либерализм», я ощутил ее бесконечную доброту, внимание и заботу. Иметь семью — великий дар. Я был воцерковлен в детстве и детство до сих пор воспринимаю как маленький личный Эдем. Поэтому слово «мама» стало символом христианства на всю мою жизнь.

После ее смерти передо мной никогда не возникало желания отказаться от веры в Иисуса, ведь никогда не угрожал мне образ угрюмого, равнодушного Бога. Я был воспитан на вполне традиционном Дж. Р. Р. Толкине, а значит, на Великой Надежде. Если и ударялся в «сысоевские» практики самобичевания, то исключительно в подростковом поиске себя, после чего вновь возвращался ко Христу. Но такие, как вы, постоянно увещевали таких, как я и моя матушка, что мы обречены на ад, ибо считаем католиков и протестантов частью Вселенской Православной Церкви, а Бога — Любовью. Невозможно тягчайшее преступление: верить, что Он прекрасен и влюблен в Свое Творение. Прямых анафем в ее сторону, конечно, не звучало, однако, если меня с лихвой нарекали еретиком в последние годы, очевидно, нарекли бы и ее.

Спустя некоторое время я влюбился в свою хорошую подругу. Я преодолел огромный путь, чтобы укорениться в этой любви, вопреки голосу прагматики и искушениям «мира, плоти и дьявола», вопреки ревности, зависти и самоуверенности. И Бог непрестанно мне помогал. Однажды, когда я молился за нее, я почувствовал, что через эту любовь Господь вбирает меня в Себя, в Свою гармонию. Я на мгновение соединился с Ним в этой любви (довольно сентиментальной, кстати говоря) и вошел в чудесный покой Воскресения, не поглощающий мою любовь, а делающий ее прекраснее, живее и лучше. То был особый покой, «эстэль», верующая надежда, знающая, что «все будет хорошо». И этот покой не единожды меня посещал с тех пор во время как домашних, так и церковных молитв. В западном богословии есть принцип «lex orandi, lex credendi», закон молитвы есть закон веры, а я всегда молился за тех, кем дорожу, кого люблю и с кем хочу быть.

Но и здесь мне не суждено было стать настоящим православным, как Православие представляет отец Феогност. Ведь, поскольку моя возлюбленная — атеистка, ни в какого Бога не верует и не собирается, она тоже обречена на бесконечные и бессмысленные мучения. Если мне пойти на муки не столь уж и страшно, то страшно, когда кто-то расписывается в гибели моих родных, когда приставляет к их головам пистолет и требует смириться. И перед чем смириться, любопытно было бы узнать? Перед газовой камерой Божественного Каприза? Нет. Ни за что. Коли Вы сочтете, что посетивший меня Господь — заблуждение, лучше заблуждаться с любовью. Я твердо решил, что буду надеяться. 

Есть две надежды, — ответил Финрод. — То, что зовут надеждой люди, мы называем “амдир”, “взгляд вперед” (букв. “взгляд вверх”). Но есть еще другая надежда, ее основания — глубже. “Эстэль”, “вера”, зовем мы ее. Никакие события в Мире не могут поколебать ее, ибо она зиждется не на опыте, но на нашем естестве и изначальном бытии. Ибо если мы воистину Эрухини, Дети Единого, Он не позволит лишить Себя Своего достояния — не позволит ни Врагу, ни даже нам самим. Вот первооснова эстэль, и мы не теряем ее даже в предвидении Конца: что все Его замыслы неизменно ведут к радости Его детей[3].

И только в дальнейшем, на волне перемен в Православной Церкви и ухода некоторых интереснейших ее деятелей на задворки, я штудировал разные философские учения в поиске подходящего языка описания того, что чувствую. И сделал вывод, что «гуманистический мусор», плывущий с Западной Европы, среди другого «мусора» наилучшим образом описывает того Бога, который подарил мне маму и любимую. Пусть появится учение нежнее, добросердечнее и целостнее гуманизма, и я предпочту его, ибо мне не зазорно расстаться с идеологией, мне постыдно предать Бога Любви.

Итак, сентиментальный Иисус не пришел ко мне из-за океана, Он был со мной в утробе матери и по сей день пребывает рядом. Если отец Феогност заявляет о несогласии со мною, как с гуманистом, пусть честно присовокупит, что любовь не имеет смысла и должна быть выброшена из богословия в пользу «восточной жестокости», ибо именно любовь привела меня к учению о всеобщем спасении[4], а не статьи феминисток и акции BLM. Я достаточно догматичен в этой любви и никакую толерантность не исповедую: все, что противоречит любви, именуется ересью, а любая ересь — это зло, нуждающееся в исцелении. Процесс исцеления неприятен, по аналогии с химиотерапией, но каждый имеет надежду спастись, ибо плодом такого исцеления будет свободная, сознательная вера в Сына Божьего.

Ответы на возражения отца Феогноста 

Теперь пройдемся по возражениям архимандрита на мою критику его эссе. Честно говоря, я вновь ожидал от кандидата богословия чуть больше, собственно, академичности, к которой он призывает меня в преамбуле. Даже в моем, более публицистическом, стиле ведения диалога такие обороты речи как «гуманистический мусор» звучат непомерно категорично. Впрочем, это укладывается в его ориентацию на агрессивность как норму божественной этики.

«Комментарий Леонида — это попытка замотать читателя понятиями, запутаться в концептуальных понятиях о добре и о зле. Бог не вписывается в наши представления о том и другом».

Бог вписывается в наши представления о добре и зле, потому что Он — один из нас. Если мы говорим о Богочеловеке, нам придется признать Его этическую позицию (выраженную достаточно ясно в Нагорной проповеди). Тем более, что на протяжении моего анализа я говорил о чем-то большем, нежели этика. Я говорил о гармонии. Бог есть Абсолютное Благо и является источником любого блага, как такового. Мы можем сомневаться в этических конструкциях нашего мира, но Благой Абсолют — догмат для большинства христианских Церквей и, подозреваю, для Православной Церкви тоже. Сама по себе этика, конечно, присуща человеческому виду, и ученые, называющие ее плодом эволюции, вряд ли заблуждаются. Но поддержанная и принятая Богом, она отражает Его Замысел точно так же, как, например, разум, к которому постоянно апеллирует отец Феогност.

Когда в Евангелии говорится о вере в Сына, то необходимость этой веры зиждется на необходимости веры комплексной. Вера в Сына — это и вера в Любовь, и вера в Благо, и вера в Красоту, и вера в Гармонию, и вера в Мир, ради которого воплотился Логос. Компьютерный анализ данных, оперирующий голыми фактами, никогда не пойдет за Сыном, потому что не умеет верить. Тот же, кто верит хотя бы в малую толику добра, может рано или поздно уверовать и во Христа, ибо, как уже говорилось, всякое малое добро исходит из Добра Высшего. Изолировать веру в Сына от веры в Любовь невозможно.

2. «Я лишь отмечаю, что в словах и фразах Иисуса суммарно очень много “агрессии и жестокости”».

Следует, наверное, еще раз отметить, что в словах Господних какой-либо агрессии и жестокости нет. Возможно, я ослеплен догматикой, но я вижу иронию, вижу юмор, вижу тонкий «троллинг» фарисейства и книжничества, но не вижу проявлений дьяволизма.  Иисус общается с ничего не смыслящим в любви народом. Он использует язык суда, потому что язык гуманизма еще не изобрели. Это подтверждает Его ораторский и / или педагогический талант, но не подтверждает его агрессию. Когда хороший родитель говорит: «если опять начнешь хулиганить, убью», квалифицировать подобное как угрозу можно, только если на мгновение забыть про воспитание, про место в нем кнута и пряника. Но и угроза не обязательно сбудется.

3. «И у отцов Церкви, и в современной библеистике эта цитата относится к эсхатологическим. То есть, к тому корпусу высказываний Иисуса, в коем Он говорит нам о том, что будет последней точкой творения, “за” которой уже не будет никаких перемен».

Одно только «но» — я не верю в непогрешимость библеистики и consensus partum. Их вульгарная текстоцентричность в одинаковой степени кажется мне несостоятельной несмотря на то, что само по себе чтение библеистов или Отцов небесполезно для поиска Божественной Истины. В самом тексте нет и намека на отсутствие перемен после «последней точки творения». Советую отцу Феогносту оторваться от рассуждений библеистов и хотя бы ненадолго заняться Lectio Divina.

4. «Зацикленность фарисеев на Законе была такой же упрямой, как зацикленность либеральной теологии на идее фикс о том, что Бог должен соответствовать нашим представлениям о любви и справедливости».

Не один из фарисеев, споривших с Господом, не произнес своего варианта Нагорной проповеди. Мы видим, кому противостоит Христос, и способны определить, какое бы место заняла либеральная теология в этом споре (к сведению оппонента: я не считаю себя либеральным теологом, из богословских школ мне ближе неоортодоксия). Замечу также, что — если Бог не должен соответствовать нашим представлениям о справедливости — проповеди отца Феогноста в равной мере тщетны, как и проповеди либералов, ибо Господь властен занять и сторону либеральной теологии, или не занимать никакую из сторон. Может оказаться, что Бог вообще обманул нас. Как узнать это, если не совершить «прыжок веры» — не поверить в Его Любовь?

5. «Речь идет о том, что христиане должны актуально отделяться (2 Кор. 6:16-18) от внешнего мира, не принимая секулярного мировоззрения».

Грань между секулярным мировоззрением и церковным едва ли различима сегодня, когда многие красивые идеи вышли из лона Церкви и проросли в светском обществе. Я лишь призываю своего оппонента к тому, чтобы все секулярное и соответствующее Божественной Любви включить (или, точнее, вернуть) в поле церковной жизни, добавив Христа и Его Путь туда, откуда Его предпочли убрать. Простая и душевная церемония чаепития может быть восьмым Таинством, если относиться к служению мирянина как к особому служению. Справедливо это и для сентиментальности.

 6. «…церковные структуры во всем мире пляшут под дудку местных “мирских начал” чтобы “выжить” исключительно как строй и религиозная организация в этом самом мире. Отсюда европейские заигрывания религии с феминизмом и ЛГБТ…»

Апелляции к ненормальному поведению людей в попытке дискредитировать веру, которая намного выше и глубже их — это атеистическое хулиганство, а в случае с ЛГБТ и феминизмом еще и создание соломенного чучела для отвлечения внимания российских христиан от реальных проблем. Что бы не происходило в Европе, мне важно, что происходит на моей Родине. А на моей Родине — говорю, конечно, и про Дальний Восток, особенно стабильный в этом отношении — полное забвение заповедей Христа, вплоть до ксенофобии и презрения к инакомыслящим. Не знаю, что хуже для Церкви, забвение или выживание?

7. «Но цель моей работы в этом направлении — показать всем, что Иисус многогранен, и в разных ситуациях Он Сам ведет Себя по-разному».

Настолько по-разному Христос ведет Себя, что бросается из любви в ненависть, не так ли? Возможно, это был бы интереснейший литературный персонаж. Замечательный антигерой фантастики. Действительно, вроде бы живой, действительно, близкий нашей порочности. Однако, в желании увидеть слишком человеческое в Боге легко забыть слишком божественное в человеке. Когда со мной нечто похожее случается (имею ввиду, агрессия и раздражительность), я не готов назвать это нормой, даже если агрессия биологически естественна. Тем более, из подобных мыслей и чувств строить собственное богословие, вплетать свою аморальность в ткань Истины… Нет, коль Бог есть Любовь, то и богословствовать нужно о Любви.

8. «Роботы не способны исполнять волю Божью, потому что для нас, людей, эта способность «слепо» исполнять то, что требует Бог, связана с сознательным отказом опираться на суждения собственного рассудка и с сознательным принесением своеволия в жертву Богу».

В какой-то момент человек, отказывающийся от своего «Я» в пользу «Я» Бога, целиком уподобляется бессознательному роботу. Последний акт его сознания — саморазрушение этого сознания, духовное самоубийство. Отсюда недалеко в буддистскую нирвану, где теряются всякие признаки самости. Вспоминается сериал «Доктор Кто», где главный герой противостоит киберлюдям — когда-то таким же, как и мы, но «улучшившим» себя до отказа от своеволия. Любовь ли это, растворяться в нирване? Нет. Любящий остается личностью со своей волей и разумом. Любимый не поглощает любящего, а возносит его на новый уровень сознательности. Любящий начинает видеть любимого во всем, что окружает его. В словах, в делах, в других людях. Мне приходит на ум один отрывок из молитвы св. Патрика Ирландского: 

Да пребудет Христос в каждом,

Кто говорит обо мне,

Кто думает обо мне,

Кто говорит со мною,

Кто на меня глядит,

Кто слышит мои слова».

9. «Экспрессия в психологии как раз считается антиподом душевности с сентиментальностью».

Читаем определение слова «экспрессия» в Большом психологическом словаре: «Непосредственно наблюдаемые внешние сигналы и знаки, информирующие о внутреннем состоянии субъекта. Напр., эмоциональная Э. — сигналы и знаки (вербальные, жестовые, мимические), информирующие об эмоциональном состоянии субъекта; речевая Э. — способность речи выражать психическое состояние говорящего (в т. Ч. Эмоциональное)»[5].

Теперь в Словаре практического психолога: «выразительность; сила проявления чувств, переживаний. Экспрессивные реакции являются внешним проявлением эмоций и чувств человека — в мимике, пантомимике, голосе и жестах»[6].

Иными словами, с т. з. психологии экспрессия — это особое, выразительное внешнее поведение. Выразительной бывает жестокость, но бывает и сентиментальность. То, что описывает отец Феогност, это антисоциальное личностное расстройство, т. е. «неспособность к общению с др. людьми и соблюдению обществ. норм. Такие больные раздражительны и агрессивны, часто впутываются в драки, не испытывая по этому поводу ни раскаяния, ни угрызений совести»[7].

10. «Его человеческий характер чужд сентиментальности, Он предстает перед нами как волевая натура».

А почему Его человеческий характер должен быть чужд сентиментальности и как сентиментальность противоречит «волевой натуре»? Достопочтенный архимандрит Феогност сначала заявляет о многогранности Христовой личности, но вскоре делает шаг назад и отбирает у Него право на один из видов ее проявления — сентиментальность (это если на минуту забыть, что он проповедует Христа-грешника).

11. «Притча нас как раз ставит перед радикальным христоцентричным требованием: для спасения важно не столько добрый ты или злой, сколько идешь ли ты на встречу с Царем на пир Его Сына?»

Любящий Сын, как и справедливый Царь, не отвергнет того, кто желает прийти на пир, а опоздать на пир, длящийся по меньшей мере бесконечно, едва ли возможно. Желание и возможности появятся у всех. Если отец Феогност снова захочет сказать: «Бог не такой как мы», тогда пусть не учитывает контекст иудаизма эпохи Второго храма, пусть не отдает слову «пир» и слову «Его Сына» значения чисто человеческого, связанного с чьей-либо обидой или законом, и пусть не предлагает «живого Христа». Бог не обязан соответствовать иудаизму эпохи Второго храма, выражаясь словами отца Феогноста.

12. «К слову так же замечу, что вопрос добрых и злых не имеет никакого отношения к поступкам: добро и зло — это внутреннее состояние (об этом сам же выше писал мой оппонент, то есть, тут он противоречит сам себе)».

В данном случае я говорил об этическом алгоритме: что нужно, чтобы люди считали тебя хорошим, праведным и боголюбивым христианином. В притче о званых на царский пир Христос отвергает критериальный взгляд и предлагает другой — взгляд Любви, где добро уже не алгоритм, а зло поглощается и исцеляется моментом единства в многообразии (у всех одни и те же брачные одежды, но не одни и те же внутренние миры). Лишь с отвергающими это единство в многообразии Господу придется долго работать.

13. «Фактическое заимствование образа Архелая, отмеченное современной библеистикой, я обозначил аргументированными выводами Анны-Марии Швемер и Мартина Хенгеля выше».

Как я уже говорил, не считаю библеистов непогрешимыми. Мне интересен Христос, как о Нем говорит Церковь (увы, здесь мы расходимся с отцом Феогностом в определении слова «Церковь» по конфессиональным причинам). Православные и англикане согласятся, что Библия — плод церковного творчества. Она содержит «все, необходимое для спасения», а именно — Иисуса Христа. Библия не возникла из вакуума или ex nihilo (да не совершает отец Феогност ту же ошибку, что и низкоцерковные протестанты). Каждый видит то, что чувствует его сердце (или сердце церковной кинонии). Кто ищет образы Архелая, как, например, господин Хенгель, тот их найдет и будет по-своему прав. Что-то мне, однако, подсказывает: найдутся библеисты, категорически не согласные с этим мнением — но я не библеист, а теолог, мне важен текст, взятый в свете догмата о Любви.

14. «Задача либерализма — перестроить Церковь так, чтобы в ней от Христа остались только картонные иконки. Вы строите не Церковь Христа уже в силу того, что Живого реального Христа с Его экспрессией и гневом, с Его «агрессивной лексикой» вы пытаетесь “переработать” до полной неузнаваемости, до полного отождествления с “миром сим”».

Любовь откликается на страдание и дарит утешение. Либерализм — еще не полнота любви, но уже не дикая «восточная жестокость» и приносит толику утешения множеству людей. А что приносит огульный фундаментализм? Список его плодов давно известен: «вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия» (Гал 5:20). А вот плоды Духа Святого не соответствуют Агрессивному Богу: «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22). По отцу Феогносту выходит, что апостол Павел проповедовал какую-то новую религию, отличную от религии Христовой. Христос, которого предлагает оппонент, враждует, ссорится, гневается и сеет разногласия не только при земной жизни, но в вечности.  

15. «Почему в притче о богаче и Лазаре “богач изображает фарисея”?»

Притче предшествует обличительная речь Христа в сторону присутствующих рядом фарисеев: «Слышали все это и фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним. Он сказал им: вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом». (Лк 16:14-15)

16. «Я имел ввиду доктринальный протестантизм — протестантизм в догматическом смысле, и к нему у меня нет ни уважения, ни «неуважения», а лишь констатация факта: эта доктрина не совместима с учением Церкви… […] Упомянутые в статье оппонентом господа Райт, Эванс, Бокэм (кстати, он католик) и др. — это прежде всего честные ученые-библеисты».

Полагаю, что доктрина о Христе, болеющем страстью гнева и диссоциативным расстройством личности, тоже не совместима с учением Православной Церкви[8]. Придется привести и цитаты православных Отцов в пользу того, что учение архимандрита Феогноста не разделяется традицией, которую он ставит в противовес либерализму:

Феофан Затворник: «Самое широкое поле для расположения сего змия (гнева) представляет любоимание. “Не тронь, это мое” – таков закон любостяжания. Тронет кто – и пошли неудовольствие, серчание, гнев, вражда, ненависть»[9].

Макарий Египетский: «Худые дела зависят одно от другого: ненависть от раздражительности, раздражительность от гордости, гордость от тщеславия, тщеславие от неверия, неверие от жестокосердия, жестокосердие от нерадения, нерадение от разленения, разленение от уныния, уныние от нетерпеливости, нетерпеливость от сластолюбия»[10].

Григорий Нисский: «Кто опишет, как должно, страстные движения гнева? Какое слово изобразит неприличие такой болезни? Смотри, как в одержимых раздражением появляются те же припадки, что и в бесноватых… какая между ними разность?»[11].

Василий Великий: «Подчинившиеся страсти гнева не совершают ничего здравого»[12].

Авва Исайя: «Горе людям, которые наносят ближнему оскорбления и бесчестия, ибо они не знают блаженства любви»[13].

Нил Синайский: «Непозволительно гневаться как без причины, так и по основательной причине, ибо это воспрещено Господом»[14].

Иоанн Кассиан Римлянин: «Как нет ничего выше любви, так, напротив, нет ничего хуже ярости и гнева. Лучше пренебречь полезным и необходимым, чтобы избежать гнева»[15].

Невольно хочется спросить, а не пора ли моему сопернику перейти в мормоны?

Напомню также, что Ричард Бокэм является членом Шотландской Епископальной Церкви и Церкви Англии[16], двух из более чем сорока Поместных Церквей в составе Англиканского Сообщества. Помимо того, что он библеист, он еще и верует в Бога Любви.

17. «Так же не могу не отметить, что Дементьев противоречит сам себе. Так, в своих выводах он много говорит о важности любви... [...] Но есть два нюанса. Первый: не только «вера мертва без дел» (Иак. 2:26), но и любовь. […] Второй: зло — это как раз отсутствие любви. Зло — не всегда поступок, но всегда — отсутствие или недостаток любви».

Ежели мой собеседник по нечаянности перепутал этику, как шаблон любви, и этику, как плод любви, то придется несколько прояснить этот вопрос. Выражение «человек для субботы», которое осуждает Иисус в Евангелии, сводит человека к определенному делу или шаблону. Выполняя это дело, ты будешь считаться достойным представителем своего общества или группы, иначе говоря, праведником и боговидцем. В то время как выражение «суббота для человека» говорит о несводимости исполняющего субботу к тому, насколько правильно, хорошо и честно он делает свое дело. Суббота становится лишь некоторой возможностью проявить любовь, которая может оставаться и непроявленной. Я могу не дарить цветы своей возлюбленной. Но это не значит, что я не люблю ее. Однако естественным образом получается так, что тот, кто любит, если к тому прилагаются соответствующие возможности, обнаруживает любовь на деле. Этим легко соблазниться, ведь душу-то увидеть невозможно. Сам Господь предупреждает: «вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония» (Мф. 23:27). Поэтому не следует создавать из любви систему опознавательных знаков и гнаться за их наличием, нужно просто любить.

Что же касается второго «нюанса», то, прошу прощения, кто спорит, что антоним любви, как добра, это зло? Точно не я и не сторонники всеобщего спасения. Похоже, вы поставили в первую очередь себя в неловкое положение, ибо что такое агрессия, если не зло? Любая агрессия является проявлением зла, особенно, агрессия человека. Сегодня, к сожалению, не обойтись без доли агрессивности. Наблюдаем мы злобу и в дикой животной среде, помогающую выжить. Но это — от эволюции, на коей неизменно лежит тень человекоубийцы (Ин 8:44) и где идет борьба Бога с Его бунтующим творением, дьяволом (Исайя, 27:1). Я бы не рискнул называть добром порождение этой борьбы, невзирая на то, что иногда от агрессии больше пользы, чем вреда.

Заключение 

Следуя традиции, я смотрю «Один дома» на Новогодние праздники, что здесь важнее — мое восприятие традиции или традиция, как таковая? Что движет мною, кино или мое переживание от его просмотра? Итак, Вечность — если рассматривать ее, как объект по отношению к другому объекту — всего лишь понятие, такое же как «традиция» или «кино». У понятия есть разные определения, есть и такие, смысл которых открывается только во время переживания. Вечность как чувство ощущают сейчас. Всегда сейчас. И это ощущение можно потерять в любое мгновение. Такое восприятие вечности может быть наполнено как блаженством, так и адскими муками, и все же оно не говорит об их продолжительности.

Теория всеобщего спасения заключается в том, что общение с Богом приводит к объективной бесконечности, поскольку бесконечен Общающийся с нами. Общение же с «дьяволом и аггелами его» никогда не приведет к объективной бесконечности, но только к конечности. Полноты мук не может быть, так как Полнота наполняющего не содержит никакого зла (1 Ин. 1:5). Если же муки — не зло, они породят аскетов и стоиков. И стоики, и аскеты могут считать мучения хорошим подспорьем для своих духовных и физических практик. Человек, верующий или неверующий, черствеет при соприкосновении с «суровой реальностью», а объективно бесконечные муки — настоящий рай для истинного последователя стоицизма. Бог не может отобрать этот механизм самоопределения, не отобрав свободу воли, на которой он зиждется (и зиждется традиционное учение об аде, см. Втор 30:19).

Но теория не должна оставаться теорией. Если мы будем все время размышлять об объективной реальности, то забудем, что такое по-настоящему страдать или по-настоящему блаженствовать в общении с Богом и людьми. Мы не поймем, зачем Христу надо было «есть и пить с мытарями и грешниками» (Мф. 9:11). Ибо еда и питье — это мгновение, которое при правильном отношении открывает вечность (Лк 6:21). Особенно если речь идет о семейном ужине с другими. Воскресение — это когда находишься среди детей разной степени удаленности от Мамы (Ис. 66:13), разной степени глупости и порочности, и тянешься к Ней. Жить без Мамы очень трудно не с «15:00 до 17:00», как наивно полагал Ориген, и не с «17:00 до бесконечности», как наивно полагает отец Феогност, а здесь и сейчас.

У дьявола никогда не было мамы, все терзания потомков Адама и Евы прошли мимо него. Это отличает меня, человека, от дьявола — духа. Я никогда не смогу гореть в адском огне так, как он, потому что я — другой. У меня была мама. И у моего Бога тоже! Мой «гуманистический» Бог оставался непонятым (Ин 1:11) благодаря Своей непостижимой сентиментальности, идущей вразрез с традицией, разумом, объективной реальностью. Книжников, вообще, людей античного времени любовь не интересовала. Им нужен был объект и вид его употребления. Не «мама», а «сосуд». Не человек, а «праведник». Не Любимый, а «блаженство».

Представим, что архимандрит Феогност объясняет инвалиду, что его ужасное состояние — воля Божия (таков склонный к аффектам Иисус, сегодня насылающий проклятье, завтра милующий, и все ради каприза). Полагаю, никогда инвалид не примет и не поймет его теодицеи, ибо теодицея существует только в уютных кабинетах, а «в поле» — максимальная вовлеченность в проблему другого. Да, местами проповедь Христова звучала колко. Его любили далеко не все. Однако не из-за мрачных притчей с ссылками на Архелая. Лучше сказать, из-за бездействия. На факты Его бездействия Феогност почти не обращает внимания, а они говорят больше, чем сотни евангельских проповедей. Мы сейчас посвятили столько речей Богу, Которому не нашлось места в гостинице. И ни слова не сказано в Писании, что, повзрослев, Он наведался к хозяевам и предал их возмездию.

Он — Любовь, пришедшая во плоти. «Любовь — это смерть», — поет один из персонажей мюзикла «Последнее испытание», и Христос идет на смерть, потому что любит. Он предлагает миру учение, которое понятно нам благодаря гуманизму. Но не понятно современникам. Оно до такой степени идет вразрез с Законом, что попытки апеллировать к Закону со стороны Иисуса приводят к обратному эффекту. Обещанный Царь только еще раз доказал, что не соответствует шаблону Царя. В Торе мудрецы пишут, что Господь уничтожает грешников (Быт. 19:24-28), поют о ярости Божьей на отступниках и врагах Его (Пс. 91:10), а Христос даже не позволил ученикам разрушить самарянское селение (Лк. 9:55). И еще так выразился, мол, «не знаете какого вы духа, ибо Сын человеческий пришел не губить души, а спасать». Как же так? А геенна огненная?.. А червь неусыпающий?..

Учение Господа нашего было революционным, а сам Христос мог показаться неприятной личностью — но лишь потому, что таково восприятие любви, пугающей своим упрямым и бесполезным юродством. Любовь и тогда, и сегодня определяется результатом, хотя должна бы определяться отношением (а в идеале: «сия тайна велика есть»). В этом плане Христа что-то роднит с Данте. Людей вроде Данте, невзирая на слог и известность, обыватели считают инфантильными безумцами. Личность, которая доказывает, что полюбила настоящую Беатриче, а не «образ в голове», и утверждает, что знает, что такое подлинная любовь, вызывает отторжение в первую очередь из-за наивности. Нельзя любить замужнюю, нельзя любить, не ожидая ничего, не предполагая какого-то итога или хотя бы четкого доказательства. «Тебе нет еще пятидесяти лет, и Ты видел Авраама?» (Ин. 8:56). Это против заученных формул. Нужен хотя бы бурный роман на одну ночь — ну или освобождение Иерусалима от римских оккупантов[17]. Тогда поймем, что речь идет о серьезных намерениях. Словом, результатов требовали иудеи. А им дали какие-то «прозападные» (точнее, проримские) ценности. Ванильную, пластиковую подделку…

Возможно Вам, Феогност, и открылся Бог, возненавидевший Исава, и я рад, если эта идея (с моей точки зрения ошибочная, ибо не проводит грани между совершенным и искаженным в Писании и человеческой психике) помогает Вам сохранить веру. Но как далеко Вы намерены зайти? Вы утверждаете, что Бога нельзя втиснуть в какие-либо рамки. А готовы ли узреть Бога, отвергнувшего Ваши рамки? Готовы ли встретить всеобщее спасение? Не отречетесь ли, узнав, что Иисус сентиментален?

Мне остается только надеяться.

[1] Творения Иоанна Златоуста, том 10, книга 1. — СПб.: Издание СПбДА, 1904. — С. 276

[2] Св. Юлиана Нориджская и св. Клайв Льюис официально почитаются в Англиканской Церкви. Св. Дитрих Бонхёффер — в Лютеранской. Св. Исаак Сирин — в Восточно-Православной, Римо-Католической и Ассирийской Церкви.

[3] Дж. Р. Р. Толкин, под ред. К. Толкина. Кольцо Моргота. «Атрабет Финрод ах Андрет». — Харьков.: Проект «Самиздат», 2019. — С. 262.

[4] Я вовсе не имею ввиду, что любовь неизбежно приводит к признанию какого-либо из учений о всеобщем спасении. Тем не менее, у всякого, кто доверяет Божьему человеколюбию, остается надежда на окончательное преодоление страдания взаимными усилиями Бога и Творения. Такая надежда была у кардинала Бальтазара, уже упомянутого Льюиса, Силуана Афонского и многих других, которые допускали бесконечные муки, по крайней мере, в каких-то отдельных случаях, но всегда надеялись на тайну домостроительства Божьего.

[5] Большой психологический словарь / Под ред. Зинченко В.П., Мещеряков Б.Г., — 4 изд. — М.: АСТ, 2009. — С. 557.

[6] Словарь практического психолога. / Под ред. С. Ю. Головин — М.: АСТ, Харвест. 1998. — С. 608.

[7] Психология общения. Энциклопедический словарь. / Под ред. А. А. Бодалева — М.: Когито-Центр. 2011. — С. 867.

[8] «Сверх сего нужно и то знать, что во Иисусе Христе ни Божественное естество не изменилось в человеческое, ни человеческое в Божественное естество, но то и другое пребыло совершенным в едином Лице, со всеми своими свойствами, кроме греха, относящегося к естеству человеческому» (См. «Православное исповедание Кафолической и Апостольской Церкви Восточной», раздел «О третьем члене Символа веры», Вопрос 38).

[9] Феофан Затворник, святитель. Страсти и борьба с ними: Выдержки из творений и писем / Сост. игумен Феофан (Крюков). — М., 2003. — С. 106.

[10] Макарий Египетский, преподобный. Духовные беседы: пер. с греч. Клин, 2001. — С. 264–265

[11] Григорий Нисский, святой. Творения. Ч. 2. М., 1861. —  С. 459–460

[12] Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, Архиепископа Кесарии Каппадокийския. 4-е изд. Сергиев Посад. 1900. Ч. 5. — С. 354.

[13] Преподобного и богоносного отца нашего аввы Исаии, отшельника египетского, духовно-нравственные слова. 2-е изд. Сергиев Посад. 1911. — С. 195.

[14] Творения преподобного отца нашего Нила, подвижника Синайского. М., 1858. Ч. 3. — С. 164.

[15] Писания преподобного отца нашего Иоанна Кассиана Римлянина. 2-е изд. М., 1892. — С. 453.

[16] Денисенко А. Почему новые книги об Иисусе все еще актуальны в наше время. Десять вопросов к профессору Ричарду Бокэму // Страницы: Богословие. Культура. Образование. — ББИ, 2013. — Т. 17, № 1. — С. 118-123.

[17] В будущем сыны Израиля пойдут за Бар-Кохбой, как за Мессией, именно по причине его побед.