Чудо Акафиста Пресвятой Богородице

Похвала Пресвятой Богородицы. Фреска Похвальского придела Успенского собора Московского Кремля. Фрагмент
Источник: Демид / Fotoload

Каждый год Великим постом Церковь совершает особенно торжественное прославление Богоматери. Это происходит в пятую субботу поста, когда во всех православных храмах исполняется Акафист Пресвятой Богородице — неповторимая жемчужина христианской гимнографии. Обращаемся ли мы к церковнославянскому тексту Акафиста или к греческому — он не перестает удивлять красотой образов, в которые облекается богословская мысль.

Как был установлен праздник Похвалы Пресвятой Богородицы? Кто написал Акафист? В чем «секрет» его необыкновенной красоты? В субботу Акафиста публикуем отрывок из книги митрополита Илариона «Тайна Богоматери». В ней вы найдете ответы на эти и многие другие вопросы.

Может быть, неслучайно именно Роману Сладкопевцу большинство ученых приписывает составление уникального произведения византийской поэзии — Акафиста. Среди других возможных авторов некоторые ученые называли Аполлинария Лаодикийского (IV век), Патриархов Константинопольских Сергия I (VII век), Германа I (VIII век) и Фотия (IX век), Константинопольского диакона Георгия Писиду (VII век), Георгия Сикелиота (VII–VIII века), инокиню Кассию (IX век). Однако ни одна из этих гипотез не подтвердилась, тогда как убедительных аргументов против авторства Романа найдено не было. В настоящее время большинство исследователей склонны датировать Акафист эпохой от императора Юстиниана I (527–565) до императора Ираклия (610–641) включительно и предположительно атрибутировать его преподобному Роману Сладкопевцу.

Греческое слово Акафист (ἀκάθιστος) буквально означает «неседальный» и указывает на песнопение, во время исполнения которого нельзя сидеть. Изначально это название было дано одному произведению. Со временем, когда в Византии и на Руси стали появляться многочисленные подражания ему, слово «акафист» стало употребляться как обозначение жанра, а оригинальное произведение, написанное в этом жанре, стало именоваться Акафистом Пресвятой Богородице. Нас будет интересовать именно это произведение, которое мы для краткости будем называть так, как оно было названо изначально: Акафистом.

История первого исполнения Акафиста подробно описана в синксарии из «Триоди постной». В нем рассказывается, что в царствование императора Ираклия (610–641) аварский каган, «нарушив мир с греками, привел стотысячное войско и подошел к Константинополю с западной стороны, произнося богохульства и угрозы. Внезапно все море наполнилось кораблями, а земля — бесчисленными пешими и конными воинами». Одновременно к городу подошел персидский военачальник Сарвар. В критической ситуации люди собрались на молитву в храм «Живоносного Источника»:

Патриарх Константинопольский Сергий утешал людей, увещая не терять [надежды] и не ослабевать, но от души возложить все упование на Бога и на Матерь Его Пречистую Богородицу. Патриций по имени Бон, бывший тогда градоначальником, в свою очередь, готовил все необходимое для обороны… Патриарх же со всем народом, взяв святые иконы Богоматери, обходил город по верху стен, тем самым укрепляя их. Так как Сарвар подошел с востока, а каган — с запада, чтобы сжечь окрестности города, то патриарх [снова] обходил по стенам, неся Нерукотворный Образ Христа, Честное и Животворящее древо (Креста) и честную ризу Богоматери. Скифский каган с суши осаждал стены Константинополя с бесчисленным множеством до зубов вооруженных воинов. Врагов было столько, что один грек сражался с десятью скифами. Но непобедимая Воевода помогла весьма немногочисленным воинам, оказавшимся в Ее храме, именуемом «Живоносный источник», разгромить превосходящих их числом врагов. С этих пор греки, ободрившись и возрадовавшись, помощью Непобедимой Воеводы — Божией Матери все время совершенно их побеждали… И вот, сговорившись, каган и Сарвар с суши и с моря устремились на город, желая захватить его хитростью, но столько их воинов было убито греками, что живые не успевали сжигать мертвых. Галеры, наполненные воинами, вместе со всеми вражескими кораблями разбились в бухте, называемой Золотой Рог, напротив храма Богоматери во Влахернах, когда на море внезапно поднялась страшная буря, и оно расступилось. Так было явлено преславное чудо Пречистой Богоматери: врагов выбросило на берег моря во Влахернах, и жители, быстро открыв городские ворота, всех их сразу перебили, причем даже женщины и дети мужественно устремились на них. Военачальники же их бежали, плача и рыдая. А боголюбивые люди Константинополя, воздавая благодарение Богоматери, всю ночь воспевали Ей неседальное пение за то, что Она сохранила их и чудесною силою сотворила победу над врагами. С тех пор в воспоминание столь дивного чуда Церковь и приняла такой праздник…

Описанное событие произошло 7 августа 626 года. Чудесное спасение жителей Константинополя от неминуемой гибели автор синаксария приписывает заступничеству Божией Матери, явленному через ее храмы — «Живоносный источник» и Влахернский, а также через Ее иконы и святыни, в числе которых была Ее риза. Этим святыни были торжественно обнесены вокруг стен Константинополя, и в течение ночи люди стоя молились Богородице, воспевая Акафист. О том, когда и кем был написан Акафист, синаксарий умалчивает.

Произведение уникально во многих отношениях, в том числе с точки зрения его литературной формы. Оно представляет собой череду из 24 икосов и кондаков, акростихом которых являются 24 буквы греческого алфавита. Вступление, в котором Богородица представлена как Воевода («Взбранной Воеводе победительная»), было добавлено к Акафисту позже, чем он был сочинен, хотя происхождение имеет более раннее. Ни тематически, ни стилистически это вступление не связано с остальным текстом Акафиста. Более того, предполагается, что этим вступлением было заменено более древнее, сохранившееся в богослужении в виде тропаря «Повеленное тайно». Именно с этого текста, по-видимому, и начинался Акафист до того, как был заменен кондаком «Взбранной Воеводе».

Как и в кондаках Романа Сладкопевца, в Акафисте поэтическая вязь создана из многообразных созвучий, среди которых немало гомеотелевтов и даже полноценных рифм, появляющихся не только на концах строк, но иногда и в середине. Каждый кондак завершается рефреном: «Аллилуйя». Каждый икос завершается рефреном «Радуйся, Невеста неневестная» (тот же самый рефрен, как мы помним, использован в кондаке Романа «На Благовещение»). При этом в каждом икосе рефрену предшествует шесть двустиший, каждое из которых содержит две изосиллабических строки, начинающихся словом «Радуйся». Это так называемые хайретизмы (от греч. χαῖρε — «радуйся»). В каждой из двух строк не только количество слогов равное, но и ударения в строках стоят на одинаковых местах, а параллелизм обеспечивается, кроме того, многочисленными созвучиями.

Чтобы понять, как функционирует эта многосложная поэтическая ткань, разберем первый икос в греческом оригинале, поместив рядом с ним славянский перевод:

 Во вступительном отрезке, напоминающем ритмизованную прозу, мы встречаем только одно созвучие: ἐξίστατο — ἵστατο. Зато в хайретизмах этих созвучий очень много, и они весьма разнообразны. В первой паре мы наблюдаем рифмы внутри строк (ἡ χαρά — ἡ ἀρά) и гомеотелевт на конце (ἐκλάμψει — ἐκλείψει). Во второй паре мы наблюдаем смысловой параллелизм между Адамом и Евой, к которому присоединяется звуковой параллелизм между ἀνάκλησις (воззвание) и λύτρωσις (искупление). Третья пара построена на смысловом параллелизме между высотой (ὕψος) и глубиной (βάθος), между ангельскими помыслами и человеческими очами, а также на звуковом параллелизме двух слов с одинаковой приставкой (δυσανάβατον — δυσθεώρητον) и на конечной рифме (λογισμοῖς — ὀφθαλμοῖς). В четвертой паре мы не видим ни смыслового, ни звукового параллелизма, за исключением двух глаголов с созвучными окончаниями (ὑπάρχεις — βαστάζεις). В пятой паре ἀστήρ (звезда) эффектно рифмуется с γαστήρ (чрево), но внутри строк, а не на концах; смысловой параллелизм отсутствует. Наконец, в шестой паре мы наблюдаем и смысловой параллелизм (тварь — Творец), рифму в середине (νεουργεῖται — βρεφουργεῖται), и созвучие в конце (κτίσις — Κτίστης).

Подобным же образом можно было бы разобрать другие икосы и кондаки, и практически в каждом мы будем наблюдать похожие закономерности. Автор Акафиста, как представляется, в равной степени увлечен раскрытием богословского значения Богородицы для верующего и поэтической звукописью, которая нередко определяет движение мысли. При переводе Акафиста на славянский язык эта звукопись сохранена лишь частично, зато отсутствие смыслового параллелизма нередко бросается в глаза. Например, во втором икосе есть двустишие: «Радуйся, Свет неизреченно родившая; радуйся, еже како, ни единаго же научившая». Здесь переводчику удалось зарифмовать конечные глаголы, но оказалось невозможным передать звуковой параллелизм между τὸ Φῶς (свет) и τὸ πῶς (как). Отсюда и ощущение отсутствия логики в сопоставлении: в греческом тексте звуковой параллелизм восполняет отсутствие смыслового параллелизма, в славянском переводе этого не происходит.

Система соответствий и параллелизмов функционирует не только в рамках отдельного икоса: она прошивает собой все произведение. Хайретизмы каждого из двенадцати икосов Акафиста абсолютны идентичны по своей ритмической структуре:

В каждом икосе Акафиста число хайретизмов абсолютно неизменно — шесть пар и еще один, внепарный, тринадцатый хайретизм, который являет собой рефрен, красной нитью проходящий через все икосы… Каждая пара хайретизмов соединена строжайшей изосиллабией и параллелизмом тонического рисунка. Например, оба первых хайретизма каждого икоса представляют собой десятисложники, следующая пара — тринадцатисложники, третья пара — шестнадцатисложники, и так далее. Первый и второй хайретизмы представляют собой комбинацию хорея, ямба, анапеста и амфибрахия.

Обратимся к содержательной стороне Акафиста. Тематически он объединяет три события евангельской истории: Благовещение, Рождество и Сретение. О Благовещении говорится в первом икосе, втором кондаке и икосе и третьем кондаке. В третьем икосе речь идет о посещении Девой Марией Елисаветы. В четвертом кондаке — о сомнениях Иосифа, когда он узнал, что Мария беременна, и вообразил Ее «бракоокрадованной» (здесь слышны реминисценции «Протоевангелия Иакова»). В четвертом икосе речь идет о поклонении пастухов, в пятом кондаке и икосе — о том, как волхвы последовали за звездой и принесли дары Младенцу Христу. В шестом кондаке волхвы возвращаются в Вавилон (очевидно, автор Акафиста считал, что они пришли оттуда), а в шестом икосе косвенно упоминается о бегстве Святого Семейства в Египет. В седьмом кондаке старец Симеон встречает Младенца Христа в Иерусалимском храме, и на этом сюжетная канва заканчивается. Оставшиеся икосы и кондаки посвящены осмыслению события рождения Христа от Девы без привязки к конкретным евангельским сюжетам.

Представленный тематический обзор Акафиста касается только основного содержания кондаков и икосов. Хайретизмы, включенные в каждый икос, содержат широкую панораму тем и образов, относящихся не только к описанным в Евангелии событиям, но и к Богородице в целом, к Ее значению для Церкви, для жизни верующих, для спасения всего мира. Они произносятся от лица ангела Гавриила (икосы 1 и 2), младенца Иоанна Крестителя, взывающего из чрева матери (икос 3), пастухов (икос 4), волхвов (икос 5), египетских верующих, избавившихся от идолов (икос 6), верующих, воспевающих Акафист (икосы 7–12).

Многочисленные поэтические образы используются в Акафисте применительно к Богородице: Она — «Ростка неувядаемого ветвь», «Плода бессмертного удел», «нива, растящая сострадания богатые плоды», «трапеза, носящая обилие умилостивления», «ходатайства приятный фимиам» (икос 3); «заря таинственного дня» (икос 5); «цвет нетления», «венец воздержания», «дерево с прекрасными плодами, от которого питаются верные», «дерево с тенистою листвою, под которым укрываются многие», «одежда для лишенных дерзновения» (икос 7); «корабль для желающих спастись», «пристань для пловцов по морю жизни» (икос 9); «луч духовного Солнца», «блистание незаходящего Света», «молния, души озаряющая», «как гром, врагов поражающая», «купальня, омывающая совесть», «чаша, вмещающая радость», «аромат Христова благоухания», «жизнь таинственного пира» (икос 11).

Многие упомянутые в Акафисте прообразы Богородицы заимствованы из Ветхого Завета: «море, потопившее фараона мысленного», «скала, напоившая жаждущих жизни», «огненный столп, направляющий находящихся во тьме», «покров миру, пространнейший облака», «пища, манну сменившая», «земля обетования», «страна, из которой течет мед и молоко» (икос 6). Все перечисленные образы отсылают к эпизодам из Книги Исход, в частности, к повествованиям о том, как войско фараона потонуло в воде (Исх. 14:28); как Моисей высек воду из скалы (Исх. 17:1–7); как Бог шел перед израильским народом днем в столпе облачном, ночью в столпе огненном (Исх. 13:21–22); как Бог послал манну Израильскому народу в пустыне (Исх. 16:11–31); как Израильский народ шел «в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед» (Исх. 3:8). Уместно вспомнить здесь аллегорическое толкование эпизодов из Книги Исход, в том числе применительно к Богородице, в сочинении Григория Нисского «О жизни Моисея».

В то же время, такие наименования Богородицы как «Святого Святых большая» и «ковчег, позлащенный Духом» (икос 12), отсылают к ветхозаветному храмовому культу, который был переосмыслен как прообраз Боговоплощения уже в Послании к Евреям, где говорится: «И первый завет имел постановление о Богослужении и святилище земное: ибо устроена была скиния первая, в которой был светильник, и трапеза, и предложение хлебов, и которая называется “святое”. За второю же завесою была скиния, называемая “Святое святых”, имевшая золотую кадильницу и обложенный со всех сторон золотом ковчег завета…» (Евр. 9:1–4). Именно это место из Послания к Евреям было выбрано творцами византийского богослужения для чтения на богородичные праздники.

Тема соединения земли с небом, снисхождения Бога на землю и восхождения смертных на небеса — лейтмотив Акафиста. Богородица представлена в нем как «лестница небесная, по которой сошел Бог» и «мост, приводящий тех, кто не земле, на небо» (икос 2). Она — «Божие к смертным благоволение» и «смертных перед Богом дерзновение» (икос 3). Мысль о рождение Христа от Девы должна возводить ум верующего к небесам: «Странное рождение увидев, устранимся от мира, ум устремив на небо. Ибо для того всевышний Бог явился на земле смиренным человеком, желая привлечь к высоте восклицающих Ему: Аллилуйя» (кондак 8). Богородица — место встречи между небом и землей, между Богом и человеком, в ней нашло свое завершение встречное движения Бога и человека друг к другу.

Богородица прославляется как «седалище Царя», как «чрево Божественного воплощения», ибо в Ней «Младенцем становится Творец» (икос 1). Тайна вочеловечения Бога раскрывается через серию утверждений, подчеркивающих парадоксальный характер пребывания Бога в человеческом облике: «Все было в странах дольних, и нисколько горних не оставило Беспредельное Слово; ибо сошествие Божественное, но не перемена места произошло, и рождение от Девы, Бога принявшей…» (икос 8); «Весь мир Ангельский поразился великому Твоего вочеловечения делу; ибо Того, Кто как Бог неприступен, созерцал он всем доступным человеком…» (кондак 9); «Желая спасти мир, всего Устроитель пришел к нему по Собственному обещанию; и, будучи пастырем, как Бог, ради нас явился человеком, как и мы; ибо подобным подобное к Себе призвав, Он, как Бог, от всех слышит: Аллилуйя» (кондак 10).

Богородица представлена в Акафисте как «падшего Адама призвание [к спасению]» и «Евы от слез избавление» (икос 1). Таким образом, воспроизводится традиционная со времен Иринея Лионского теория рекапитуляции: Богородица уничтожает проклятие, причиной которого стало непослушание Евы («радуйся, ибо через Тебя проклятие исчезает»), Ею «обновляется творение» (икос 1); Она — «райских дверей открытие», Ею «обнажился ад» (икос 4); через Нее заглажено преступление и открылся рай (икос 8).
Ангельский мир и человеческий род объединены в прославлении Богородицы. Она — «высота, недосягаемая для мыслей человеческих» и «глубина, непроницаемая для ангельских очей» (икос 1); о Ней «все небесное радуется вместе с землей», а «все земное ликует вместе с небесами» (икос 4).

Богородица представлена как объект поклонения и почитания разных категорий членов Церкви, как живых, так и усопших. Она — «апостолов неумолкающие уста», «мучеников непобедимое дерзновение», «твердое веры основание» (икос 4); «драгоценный венец царей благочестивых», «священная хвала иереев благоговейных», «Церкви непоколебимая твердыня» (икос 12). Она обновляет зачатых постыдно, вразумляет лишенных разума, сочетает верных с Господом (икос 10).
О Богородице в Акафисте (икос 2) говорится, что Она — «чудес Христовых начало» (τῶν θαυμάτων Χριστοῦ τὸ προοίμιον). Имеется в виду первое чудо Христа — претворение воды в вино на браке в Кане Галилейской, совершённое по просьбе Его Матери (Ин. 2:1–11). В то же время Она — «учений Христовых глава» (δογμάτων αὐτοῦ τὸ κεφάλαιον). Эти слова можно понимать в том смысле, что благодаря Ей родился Христос, даровавший миру Свое учение.

Важной для автора Акафиста является тема освобождения человечества благодаря Боговоплощению от идолокпоклонства и язычества. Когда в Египте воссиял Христос (имеется в виду бегство в Египет Святого Семейства), местные идолы не вынесли силы Божией и пали (икос 6). Проповедь простых рыбаков лишила языческих философов дара речи: «Витий громогласных, словно рыб безгласных, мы видим пред Тобою, Богородица, ибо они не в силах объяснить, как Ты и девою пребываешь, и смогла родить…» (икос 9) Автор Акафиста обращает к Богородице такие слова: «Радуйся, философов неумными являющая; радуйся, искусных в слове в неразумии обличающая. Радуйся, ибо обезумели ловкие совопросники; радуйся, ибо увяли сочинители сказаний. Радуйся, афинские хитросплетения расторгающая; радуйся, сети рыбаков наполняющая. Радуйся, из глубины неведения извлекающая; радуйся, многих в познании просвещающая» (икос 9).

Особым образом в Акафисте раскрывается тема девства. Богородица прославляется как «стена девам», «столп девства», «Сеятеля чистоты родившая», «чертог бессеменного брака», «прекрасная воспитательница дев», «одевающая как невест святые души» (икос 10).

Акафист является ярким свидетельством того, что не позднее конца V века Богородица выдвинулась на второе место в Церкви после Христа. Она становится в каком-то смысле универсальным и всеобъемлющим символом спасения. Ее роль в Церкви по-прежнему неотделима от Христа и Его спасительного дела, но и поклонение Ему теперь не мыслится без почитания Его Матери. Как даровавшая Ему жизнь на земле Она стала не только Его Матерью, но и Матерью Церкви, а значит и каждого верующего во Христа.

Не случайно автор Акафиста, написанного от лица церковной общины, неожиданно под самый конец произведения обращается к Ней от первого лица: «Радуйся, тела моего врачевание; радуйся, души моей спасение» (икос 12). Этим, казалось бы, неожиданным поворотом от коллективного к личному заканчивается последний икос Акафиста. Анонимный автор произведения, пожелавший остаться неизвестным и не зашифровавший свое имя в акростихе, обозначил свое присутствие таким неожиданным способом.

Читайте также: почему мы почитаем Богородицу?