Как доказать, что Бог есть. Опыт раннехристианских авторов

«И, став Павел среди ареопага, сказал: Афиняне! по всему вижу я, что вы как бы особенно набожны. Ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашёл и жертвенник, на котором написано: «неведомому Богу», Сего-то, Которого вы не зная, чтите, я проповедую вам». 

(Деян. 17, 23)

Разговор о божественном в эпоху Античности

Выдающийся русский ученый и исследователь античной мысли С.С. Аверинцев охарактеризовал античную философию как загадку о «неизвестном Боге»[1]. От ранних греческих философов, досократиков, до Аристотеля античная мысль настолько разнообразно говорила о сущности, форме, качествах и, как таковом, существовании божества, насколько это вообще было возможно для философской мысли. Этого материала христианству для его философско-богословских размышлений хватило на многие века вперед. Но столь высокий полет мысли относится скорее к классическому периоду античной философии, к Платону и особенно (если речь идет о влиянии на средневековое западное богословие – схоластику) к Аристотелю. Что же касается первых попыток мыслить о Боге, то тут мы видим местами довольно наивные рассуждения, но все же уже в достаточной мере абстрагированные от попыток описать Бога в человеческих категориях, что свойственно мифическому сознанию. Например, подобные начинания можно обнаружить у Ксенофана, слова которого приводит Диоген Лаэртский: «Сущность Бога шаровидна и нисколько не схожа с человеком; он весь – зрение и весь – слух, но дыхания в нем нет; он весь – ум, разумение и вечность»[2]. Весьма оригинальную мысль Ксенофана передает и комментирует Псевдо-Аристотель: «Затем он постулирует, что “Бог превосходит всех”, разумея под этим, что он “самый сильный” и “самый лучший”»[3]. Этот отрывок напоминает нам формулировку знаменитого онтологического доказательства  бытия Бога Ансельма Кентерберийского: «Бог есть то, больше чего нельзя себе ничего помыслить». Сходство есть, но, очевидно, предпосылки этих мыслителей были в корне отличными. Ксенофан противопоставлял единого, наилучшего Бога множеству богов древнегреческого политеизма (многобожия). В целом главная мысль его учения выглядит следующим образом:

1. Никто из богов не может находиться под властью другого;
2. Боги не могли возникнуть или переходить из одного места в другое, а стало быть:
3. Существует лишь единый Бог, вечный и неизменный[4].

То есть не могут существовать несколько богов, которые не были бы порождены друг другом, необходим единый источник. Таким образом, тут мы видим первые шаги в европейской философской мысли к единобожию. 

 Нельзя, конечно, сказать, что античная рационалистическая критика мифа сравнима с христианской традицией доказательства бытия Бога. Тем не менее, уже в Античности  существовала дискуссия (например, у Ксенофана, Демокрита, Эпикура) относительно реальности существования богов древнегреческого пантеона, а Платон разрабатывал подходы и аргументы в этой области. Правда, тогда вопрос доказательства бытия Бога стоял лишь в виде теоретической философской проблемы и не имел апологетического значения. Впрочем, это обусловлено самим характером древнегреческой философии: античные философы постоянно затрагивали вопросы морали и религии, их интерес также был связан с кризисом религиозного мировоззрения. Начиная с Платона, можно обнаружить такой феномен, как философское вопрошание о Боге.

 В трактате «Государство» Платон заявляет о существовании мира ощущений, который человек познает рассудком (διάνοια – др.греч.). Существует и умопостигаемый, как бы интуитивный мир - мир идей, который невозможно познать, находясь в мире ощущений, но связь с которым у человека есть благодаря уму (νοῦς – др.греч.) и диалектике (философии). Диалектику использует ум, стремящийся познать сущее.  Платон впервые в истории философии заговорил о невозможности и даже ненужности доказывать существование Бога спекулятивно, формально. Однако люди, сомневающиеся в существовании Бога, по мнению Платона, побуждают философа к поиску доказательств Его бытия. Главное доказательство бытия Бога, согласно Платону, это наличие у человека совести, в которой присутствует Его голос (Апология 31d).

А вот благодаря умозрительной рациональной теологии Аристотеля, ученика Платона, развитой в его XII книге Метафизики, европейская мысль обрела возможность рассуждать о Боге на абстрактном языке логики. У Аристотеля Бог представлен как чистое мышление, которое вечно мыслит «самое божественное и самое достойное и не подвержен изменениям...» (Метафизика, XII, 9, (1074 b, 25)), то есть само себя. Бог по Аристотелю – первая причина всего существующего, Он движет сам себя и является началом всех движущихся вещей.

Почему же античные рассуждения окажутся позднее так близки христианскому богословию? Как кажется, потому, что в христианстве уже произошла непосредственная встреча с Богом, а поиски античных философов, их методы, вопросы и ответы, находящиеся за рамками богопознания, идеально совпали с той культурой, где Бог уже явил Себя. Только тогда философское вопрошание достигает своей цели, и только тогда возможна постановка вопроса о бытии Бога. Платон еще не доказывает непосредственно бытие Бога, но уже касается пограничных тем (например, бессмертие души) и побуждает к тому, чтобы философствовать о Боге.

 Важно отметить, что в античной традиции разговор о существовании Бога начинается с вопрошания человека. Человек – это исходный пункт. В христианском богословии дело обстоит иначе. Исходный пункт уже не человек, но Сам Бог и наличествующая вера в Него. Казалось бы, зачем спрашивать о бытии Бога, если обладаешь верой в Него? Это как раз и есть характерная черта феномена доказательства бытия Бога. Разговор о бытии Бога всегда начинается с веры в Бога. Но феномен веры в Бога необходимо рассмотреть именно в рамках христианского мировоззрения.

Свидетельство и вера

Бытие являлось первоначалом любой античной философии: «Можно лишь то говорить и мыслить, что есть; бытие ведь Есть, а ничто не есть» (Парменид), доказывать существование того, чего «не быть никак невозможно» значило бы заниматься абсурдным делом для греческого философа. Так же обстояло дело и с доказательством бытия Бога для христиан: Бог есть предмет христианской  веры, существование которого, безусловно. Для христианства гораздо больший вес имел феномен Откровения, свидетельства (апостолов, Отцов Церкви, мучеников), чем возможность формального логического доказательства существования Бога. Священное Писание, свидетельствуя о Боге, конечно, в каком-то смысле и само является доказательством Его бытия, но это вовсе не тот феномен, о котором мы говорим в данной статье. Ведь Откровение является сверхъестественным и требует в первую очередь веры, а не философских размышлений и проверки законами разума. Вера – это непременный атрибут богословия, который никуда не исчезнет и в более поздней традиции, она будет на первом месте и для схоластиков, и для логиков, и для реформаторов, а уж философия – это, как говорится, «служанка теологии». Однако непосредственно феномен доказательства бытия Бога в значительной мере относится к вопросам философии, хоть и опирается на веру.

Ранние христианские богословы о доказательстве бытия Бога

 Вместе с тем, очевидна заинтересованность ранних христианских богословов эпохи патристики в разумном осмыслении бытия Бога. Объяснить подобный интерес теологов можно тем, что христианская религия развивалась в рамках цивилизации, сохранявшей еще в значительной мере остатки античной культуры. Многие мыслители получали классическое римское образование, происходили из знатных римских родов, например, Иероним Стридонский и Амвросий Медиоланский, которые стали для западного богословия важнейшими христианскими авторитетами, познакомившими средневековый христианский мир с величайшими философами и поэтами Рима, Греции и Африки (см. «О знаменитых мужах» Иеронима и «Об обязанностях служителей» Амвросия). Другие же, их предшественники – такие как Иларий из Пуатье (~315-366) и Марий Викторин (~300-363гг.), имели огромное значение для соединения греческой философии неоплатонизма и стоицизма с христианским богословием. Первый – галл благородного происхождения, довольно долго оставался язычником, но закончил жизнь епископом своего города, обратившись благодаря своим размышлением над словами Бога о Себе: «Я есмь Сущий» и чтению Евангелия от Иоанна. В своем богословии он обосновывал единство в Троице, а также единосущность Отца и Сына используя терминологию стоиков, в соответствии с которой в основе (hypostasis) всех вещей лежит одна и та же природа  (physis). В божественной же основе троица индивидуальных божественных лиц есть не что иное, как троица одной и той же божественной природы (о нем и о других см. книгу Г. Г. Майорова - «Формирование средневековой философии» и Э. Жильсона – «Философия в средние века»).

Подобное можно проследить также и второго упомянутого нами выше автора, переводчика на латинский Эннеад Плотина, учителя риторики в Риме, активно полемизирующего с христианами – Мария Викторина, который обратился в христианство благодаря чтению Священного Писания с целью полемики с ним. У него «до-бытие» (то есть Бог Отец) из которого рождается Слово – это первичное единое, о котором говорил Плотин в Эннеадах, например так: «До всего, что подлинно есть был Единый, или Сам Единый до бытия единого…».  

Однако подобные размышления о наличии единого, первичного Творца пока, конечно, нельзя отнести к христианскому феномену доказательства бытия Бога. Древнегреческая философия, даже в позднем ее варианте – неоплатонизме, доходила до осознания необходимости источника бытия, некого «единого», но это не Бог в христианском понимании. Раннее же христианство было заинтересовано в первую очередь апологетикой и толкованием Священного Писания.

 В этой связи кратко стоит упомянуть о Боэции: он одним из первых попытался логически обосновать необходимость бытия Бога. Боэций (V век) определил Бога, как существо полностью совершенное, создавшее лучший из возможных миров[i]. И этот мир самим своим существованием, своей божественной гармонией указывает на наличие над собой Творца.

 Первым же христианским богословом, основательно занявшимся темой доказуемости существования Бога, можно считать Августина Гиппонского (V век). Августин действительно близко подошёл к идее доказательства. Уже его формула – верую, чтобы понять» или «верую как понимаю («credo ut intelligam» – лат.)  намекает на то, что возможно некоторое соотношение между верой и разумом, то есть область интуитивного, мистического, сопряженного с Откровением все-таки может быть охвачена рационально. Попытку доказать существование Бога можно разглядеть также в его концепции «след Троицы» (vestigiam trinitatis – лат.). Согласно этой концепции, в человеческом существе отражены память, разум и любовь, данные ему Создателем: «И поскольку рассудок сам помнит, сам осознает, сам любит. Благодаря этому мы узнаем нечто – узнаем Троицу: пока еще не Бога, но отображение Бога[ii]». Некоторые исследователи (К. Барт, например) считают, что в этом образе Августин также показывает равные возможности разных видов познания: память означает сохранение и передачу церковного предания, догматов; разум – это инструмент естественного богословия, а любовь ассоциируется с мистичностью Откровения.

 Еще один шаг на пути к классическим доказательствам бытия Бога сделал Августин в своей концепции иерархии блага. Итак, согласно Августину, высшим благом является Бог, на существование Которого указывает иерархия блага, имеющегося в мире. Конечно, ничто не может быть эдаким «благом-в-себе», должен быть какой-то источник блага, принадлежность к некому высшему и первичному благу. Должна быть, значит, какая-то безначальная сущность, совершеннее которой нельзя себе ничего представить… Августин считает, что такая сущность есть, и это Бог: «Абсолютное, наивысшее благо, выше которого нет ничего и помыслить себе нельзя[iii]». Именно эта идея заинтересует впоследствии Ансельма Кентерберийского (XII век), который напишет очень близкий к ней Monologion, а затем и знаменитый Proslogion с его онтологическим аргументом.

[1] Аверинцев С.С. Образ античности, Азбука-классика. 2004. С. 21

[2] Лаэртский Диоген. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Мысль. М. – 1971. С. 364

[3]Фрагменты ранних греческих философов. Наука. М. – 1989. С. 161

[4] Целлер Э. Очерк истории греческой философии. Канон. М. – 1996. С. 54

[i] Boetius, De trinitate 10

[ii] A. Augustinus, De Trinitate libri XV

[iii] A. Augustinus, De moribus II 24