Два вида вожделения

Широко распространено представление о том, что христианская аскетическая традиция подавляет вожделение и другие естественные проявления человека. Однако мнение это несправедливо: у целого ряда христианских авторов мы находим представление о том, что вожделение — это сила, данная человеку Творцом. Без нее человек не может двигаться вверх; однако важно понимать, в какую сторону эта сила направлена.». 
Мы хотели бы предложить вашему вниманию текст Иосифа Хаззайи, восточносирийского аскетического автора VIII в., последователя преподобного Исаака Сирина. Иосиф Хаззайя дает очень выразительное описание двух видов вожделения, возможных у человека. Каждый из этих видов не имеет ограничения в своём движении; предел для одного из них — смерть, а для другого — Христос.

Два действия, свойственные вожделению.

[Fol. 174a] Ведь сила вожделения (regṯā) весьма могущественна, куда бы оно ни обратилось, направо или налево. Ибо вожделение одно, а действия у него два: одно от десных, и одно от шуиих, и каждое из этих действий, когда действует в душе, не насыщается и не наполняется. Подобно тому, как глубина морская не переполняется от рек, изливаемых (d-msapqīn) в нее, таково по своей природе и вожделение,

Первое действие вожделения: неестественное

которое, если склоняется к неестественному действию, не наполнится, [даже] если будет отдано ему все богатство мира. [Fol. 174b] И сколько оно ни обогащается, оно собирает еще, и ничто не способно насытить оное неестественное (lā kyānāytā) вожделение: ни мир, ни имущество его, ни стяжания его. И, так сказать, даже семь других тех миров, подобных сему пребывающему ныне, не смогут насытить неестественное вожделение, когда оно возьмет власть над душой, и ничто не может прекратить в ней этот алчный помысел, кроме смерти.

Второе действие вожделения: естественное

Когда же над душой обретает власть действие оного естественного вожделения (regṯā kyānāytā), то и у него не прекращается собирание духовных разумений (yaḏʕāṯā) и помышлений (sukkālē). Ибо сколько ни обогащается оно духовными разумениями, и божественными дарами, и видением умопостигаемых, снова оно расширяется, и устремляется помысел его (ḥuššāḇāh) [до того], что, если бы оно было способно и если бы у него хватило силы, то все разумения века сего и века грядущего оно желало бы в себе собрать и положить. Ибо пока обогащается свойственное ему ведение, [естественное вожделение] расширяется снова, а пока оно расширяется, снова [Fol. 175a] истощается (meṯqaṭnā), а пока оно истощается, снова простирается, а пока оно простирается, снова просвещается, а пока оно просвещается видением грядущих, снова усиливается (ʕāšen) помысел естественного вожделения. И, словно огонь, разгорается сердце человека, и ничто не способно насытить этот помысел, кроме видения Христа, Спасителя нашего. 

Обобщение: пределы двух действий вожделения

И подобно тому, как [только] смерть может прекратить помыслы алчности у неестественного [вожделения], так и ничто не способно прекратить собирание разумений у сего естественного [вожделения], кроме видения Христа, Спасителя нашего, по причине великой любви Которого, еяже видение Он являет душе, прекращаются тайны, и чудеса, и все собирания разумений. До нее у них есть место – и довольно.

Сие изрек я к добродетели твоего ведения, о брат наш возлюбленный, служитель, исполненный силы (mšamšānā ʕazzīzā).