«Ориген мог остаться в памяти Церкви как исповедник». Беседа с иереем Михаилом Асмусом

В 2019 году Издательский дом «Познание» опубликовал перевод Гомилий на Бытие, автором которых является древний христианский богослов пресвитер Ориген. Предлагаем вниманию читателей интервью с иереем Михаилом Асмусом, выполнившим данный перевод и подготовившим предисловие и комментарии к нему.

- Отец Михаил, для чего современному человеку нужно изучать тексты Оригена? Могут ли его тексты быть вредны или опасны для христиан в частности и для общества вообще? 

- Несмотря на осуждение Оригена на V Вселенском Соборе, в мире богословской науки интерес к личности и творениям Оригена присутствовал всегда. Если мы рассматриваем историю Древней Церкви и развитие патристики, мы не сможем пройти мимо этого христианского писателя и его многочисленных творений. Приведем простой пример. Великие каппадокийцы свтт. Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский сначала получили высшее языческое образование в Афинах, а потом решили повысить свой уровень в сфере христианского богословия. Для этого они отправляются в Кесарию Палестинскую, в библиотеку Оригена, и читают его труды, являвшиеся высшим достижением богословия, по крайней мере, в доникейскую эпоху. 

Необходимо четко разграничивать роль Оригена в истории Церкви и осуждение Оригена и его последователей в соответствии с перечнем его заблуждений. Случай Оригена отличается от случая, например, Ария, который был убежден в своей непогрешимости и пытался отстаивать свою точку зрения в борьбе, думая, что его взгляд и есть истина в последней инстанции. Ориген был очень умным человеком, можно сказать, слишком умным. Его современники либо завидовали ему, либо не понимали его из-за того, что они не соответствовали той высочайшей планке, которую он для себя поставил. Этот, может быть, чрезмерный интеллектуализм и творческий подход к богословию позволяли Оригену отделять то, что в Священном Предании Церкви незыблемо, от тех сфер богословия, которые либо не имеют какого-либо устоявшегося разъяснения, либо вообще никак не оговариваются Преданием. Он считал, что своей недосказанностью эти темы оставляют некоторую свободу для богословских размышлений. В трактате «О началах» он перечисляет те вопросы, которые не имели в ту эпоху четкого ответа в Священном Предании: момент возникновения человеческих душ, конечная судьба демонов, будущий век. Предложенные им ответы на эти вопросы были потом вменены ему в осуждение. 

- Можно ли сказать, что, пытаясь ответить на эти вопросы, он принес какой-либо вред Церкви? 

- Говорить о вреде для Церкви можно было бы в том случае, если бы Ориген боролся против Церкви. Ориген на протяжении всей своей жизни не боролся против Церкви, а трудился на благо Церкви. Старший сын мученика Леонида, получивший от него христианское воспитание, он преподал основы веры нескольким поколениям христиан, среди которых были епископы и мученики. Сам он закончил свою жизнь фактически смертью исповедника: в последнее гонение из трех, пришедшихся на годы его жизни, Ориген был отправлен в тюрьму после отказа публично принести жертву идолам, а в тюрьме он попал в карцер, где его ноги были забиты в колоду. Он остался бы в памяти Церкви как исповедник, если бы не разразившиеся впоследствии оригенистские кризисы, причинившие немало бед Церкви. 

Сам Ориген был человеком, который находился внутри Церкви, являлся клириком и какое-то время штатным проповедником Кесарийской Церкви. Он обязан был изъяснять Священное Писание в беседах со слушателями. Гомилии как раз и являются этими беседами с прихожанами. Поэтому говорить, что этот человек принес вред Церкви — это значит судить слишком поверхностно. Именно то утрирование, с которым некоторые последователи Оригена отстаивали его взгляды, не совпадающие с Церковным Преданием, и привело к многочисленным оригенистским кризисам и, в результате, к осуждению Оригена и еще нескольких человек, в частности, одного из популярнейших аскетических авторов, включенных в «Добротолюбие», аввы Евагрия Понтийского. 

- Отец Михаил, какую цель вы ставили перед собой, когда начали работу над переводом Гомилий на русский язык?

- Цель издания — дать русскому читателю возможность познакомиться с текстами толкований Оригена на основополагающую книгу Ветхого Завета, Бытие. Толкование Оригена на Бытие — первый из сохранившихся христианских комментариев на эту книгу. Неудивительно, что он повлиял на многие последующие толкования Бытия как на грекоязычном востоке, так и на латиноязычном западе. Кроме того, Гомилии на книгу Бытия представляют собой образец устной проповеди доникейской эпохи, записанной с голоса Оригена скорописцами. Но необходимо помнить и о том, что они сохранились в латинском переводе пресвитера Руфина Аквилейского (V век). 

- Первая из рассматриваемых нами Гомилий посвящена творению мира. Как на эту Гомилию можно посмотреть с точки зрения современной полемики между креационистами и эволюционистами? 

- В текстах Оригена мы не найдем какого-либо учения, близкого эволюционизму. Я думаю, что некорректно экстраполировать саму проблематику в эпоху, в которую ни у кого не возникало искушения отвергать творческое начало Бога на каждом этапе творения. Это современная проблематика, которая выросла из противостояния секуляризованной науки и религиозного сознания. 

Вообще, я бы не стал говорить, что Ориген в своей Гомилии на Шестоднев очень подробно останавливается на толковании буквального смысла текста, и это является особенностью его принципов толкования в целом.

- Исследователи отмечают особое внимание Оригена к фигуре Лота, племянника Авраама [2]. Что можно сказать о толковании Оригена на эпизоды книги Бытия, связанные с Лотом? 

Внимание Оригена равным образом привлекают все более или менее значимые персонажи и события Священного Писания, включая также и Лота, его жену и дочерей и сожжение огнем Содома и Гоморры. Особым можно назвать лишь внимание Оригена к одному «трудному» в нравственном отношении эпизоду, в котором описывается, как дочери Лота, после гибели матери и бегства в горы, напоили отца вином, чтобы продолжить свое потомство от него. Ориген начинает свое буквальное толкование с того, что пытается занять объективную позицию и делает вывод о том, что Лот и виноват, и частично извиняем. 

Ориген остался бы в памяти Церкви как исповедник, если бы не разразившиеся впоследствии оригенистские кризисы, причинившие немало бед Церкви.

О дочерях Лота сперва он говорит, что они «хитростью обвели отца» [1, стр. 158]. Но затем пытается некоторым образом извинить и их. Раскрывая мотивацию их поступков, Ориген предполагает: 

«… дочери Лота имели какое-то представление о конце мира, который приходит огнем, но это их представление как девичье было неполно и несовершенно. Они не сообразили, что во время истребления огнем cодомских селений еще много земли в мире остается нетронутой; они со слуха знали, что в конце века земля и все составляющие ее должны быть истреблены жаром огня (ср. II Пет. 3, 12)» [1, стр. 159-160]. 

И потому они решили, что нашли единственный способ продлить существование человеческого рода — от своего отца. 

На этом буквальный комментарий останавливается. Но Ориген не был бы собой, если бы не воспользовался этим трудным эпизодом, для аллегорического и нравственного толкования: ведь, по мысли Оригена, каждая строчка Писания обязательно имеет помимо буквального еще дополнительные пласты смысла. И судя по первым же словам, он далеко не первый, кто пытался таким образом интерпретировать этот эпизод: 

«Но что касается аллегории, то, как я знаю, Лота считают олицетворением Господа, а дочерей его — двух заветов. Но не думаю, чтобы с этим охотно согласился тот, кто знает, что говорит Писание по поводу Аммонитян и Моавитян, произошедших от племени Лота» [1, стр. 162]. 

Ориген, зная текст Библии почти наизусть, указывает, кто является потомками этих двух дочерей Лота, и, связывая данный отрывок с текстом книги Исход, предлагает иное толкование: 

«Мы же, насколько можем судить, представляем Лота образом закона». <…> Его жену мы представляем тем народом, который, выйдя из Египта и избавившись от Красного моря и преследования фараона, как от содомского огня, и, возжелавши снова мяса и чеснок Египетский, и лук, и огурцы (ср. Чис. 11, 5), обратился вспять и погиб в пустыне, ставши одиноким памятником похоти (ср. Пс. 105, 14). Ибо здесь закон потерял и оставил прежний тот народ, как Лот — взглянувшую назад жену [1, стр. 162-163]. 

В сюжете с Лотом Ориген видит некое олицетворение будущей истории израильского народа. Лот прообразует собой закон, а его жена — народ. Эта идея сродни идее персонификации Торы в раввинистической традиции, воспринимавшей Тору как живое существо. Это очень любопытный мотив, он некоторым образом схож с мотивом персонификации Церкви в «Пастыре» Ермы. 

С точки зрения современного читателя, аллегорическая интерпретация не имеет абсолютного значения, это скорее рассуждение о том, какую богословскую идею христианин может извлечь из данного ветхозаветного сюжета. 

Но Ориген идет еще далее, предлагая своим слушателям нравственное толкование прочитанного отрывка: Лот противопоставляется своей жене, как разумное чувство и мужеский дух противопоставляются плоти, преданной страстям и вожделению [1, стр. 165]. Данная интерпретация учит нас борьбе со своими страстями и похотями, с искушениями не только плотскими и грубыми, но и с более тонкими духовными искушениями, которые подстерегают подвижника на самой вершине его подвига. Конечно, текст этой Гомилии не может принести Церкви вреда. 

- Как можно в целом охарактеризовать влияние Гомилий на книгу Бытия на восточную патристику и гимнографию? 

- Влияние гомилий на Бытие на патристику описано в общих чертах в предисловии к изданию. Речь, конечно, должна идти не только о ближайших последователях Оригена, как Дидим Слепец, но и о таких авторах, как свв. каппадокийцы, свт. Иоанн Златоуст, а на Западе — блаж. Августин, свт. Амвросий Медиоланский, а также о ряде более поздних авторов, находившихся под сильным влиянием Оригена. 

Этот древний богослов иногда позволял себе выходить за рамки существовавшего церковного Предания, за что он и был впоследствии осужден, а с другой стороны — он был пресвитером Церкви и настоящим подвижником. 

Некоторые идеи Оригена получили очень широкое распространение. Так, например, психологизирование переживаний Авраама перед принесением Исаака в жертву, начатое Филоном Александрийским и продолженное Оригеном, получило дальнейшее развитие и в проповедях свт. Иоанна Златоуста, и в сирийской гимнографии (прп. Ефрем Сирин и другие сирийские авторы), а затем и у прп. Романа Сладкопевца в кондаке на жертвоприношение Авраама [3]. 

Ориген видит в Исааке, несущем дрова, прообраз Христа, несущего Свой Крест и объединяющего в Себе Жертву и Жреца. Это же богословское положение мы видим в молитве Херувимской Песни в словах: «Ты бо еси Приносяй и Приносимый…». Это учение есть и у сщмч. Мелитона Сардийского, и у других церковных писателей, оно было окончательно закреплено на Константинопольских соборах 1156-1157 гг., но Ориген также внес свой вклад в формирование этого учения.

- Нельзя ли сказать, говоря о слабых местах учения Оригена, что его учение — это языческий платонизм в христианской обертке?

- Несмотря на то, что общее направление мысли Оригена часто отдает платонизмом, я бы не стал навешивать на Оригена такой ярлык хотя бы потому, что тот всю жизнь боролся с гностицизмом, который как раз и являлся амальгамой из платонизма и восточных учений, обернутой в христианские термины. Это одна из его величайших заслуг перед Церковью. Его специально приглашали к себе епископы для того, чтобы он опровергал гностические заблуждения, а также и языческие верования. Ценность его Гомилий (в отличие от других сочинений Оригена) состоит в том, что в них он передает Церковное учение за исключением нескольких слабых мест. 

Я хотел бы обратить внимание читателей на описание грехов и добродетелей в вышеупомянутой Гомилии на 1-ю главу книги Бытия, которое можно считать духовным основанием идеалов грядущего монашеского движения.

Истолковывая произведение пресмыкающихся и птиц в четвертый день творения как аллегорию вынесения на суд Божий злых и добрых помышлений сердца человеческого, Ориген приводит конкретные примеры: 

«Если мы посмотрим на женщину с вожделением (Мф. 5, 28), — это в нас ядовитое пресмыкающееся; но если есть в нас чувство трезвости, то пусть даже загорится страстью к нам госпожа-египтянка, мы обратимся птицами и, оставивши в руках ее египетское платье, улетим от грязного коварства (ср. Быт. 39, 7 и сл.). Если какая-то мысль искушает нас к воровству — вот, наихудшее пресмыкающееся; если же в нас такое намерение, что, имея у себя только две лепты, мы их милосердно отдадим в дар Богу (Лк. 21, 2), это намерение — птица, не помышляющая ни о чем земном, но крыльями стремящаяся к небесной тверди. Если к нам подступает мысль, хотящая нас убедить, что не нам претерпевать мученические страдания, — это ядовитое пресмыкающееся; но если придет к нам мысль и намерение сражаться за истину даже до смерти (ср. Сир. 4, 28), — это будет птица, устремляющаяся от земного к горнему» [1, стр. 80]. 

Сначала Ориген говорит о целомудрии, затем — о нестяжании, и, наконец, — о самоотречении и отказе от своей воли, отказе от себялюбия и эгоизма. Мы фактически видим три монашеских базовых идеала: целомудрие, нестяжание и отказ от своей воли. Можно сказать, что Ориген — один из основоположников христианского монашества. 

В итоге мы видим, что, с одной стороны, этот древний богослов иногда позволял себе выходить за рамки существовавшего церковного Предания, за что он и был впоследствии осужден, а с другой стороны – он был пресвитером Церкви и настоящим подвижником, который все свои силы отдавал на служение Богу и на воспитание своей церковной паствы, о чем также никогда не стоит забывать.

Беседовал Вячеслав Мицук

Приобрести книгу «Ориген. Гомилии на Бытие».

Ссылки: 

1. Ориген. Гомилии на бытие. М.: Издательский дом «Познание», 2019. — 308 с.
2. А. И. Сидоров. Экзегетические труды Оригена: Гомилии на Ветхий Завет. Опубликовано в альманахе “Альфа и Омега”, № 40, 2004. Режим доступа: https://www.pravmir.ru/ekzegeticheskie-trudyi-origena-gomilii-na-vethiy-zavet/
3. Преподобный Роман Сладкопевец. Кондак на жертвоприношение Авраама. Пер. с древнегр. М. В. Асмуса // Богословский сборник. Вып. 8. М.: Православный Свято–Тихоновский богословский институт, 2001. С. 261-268.