Почему мы отказались от семейного обучения?

Выпускной в детском саду. Наш старший сын, в белой рубашке и красных джинсах, крепко сжимает в руке ленточку красного воздушного шара. Мы стоим на улице перед входом в группу, чтобы отпустить наполненное гелием детство в небо. Еще пара мгновений, и шары начинают подниматься над головами детей все выше и выше, постепенно превращаясь в маленькие красные точки. Мы опускаем головы и видим сына, все так же крепко сжимающего ленточку с шариком и с глазами, полными слез. «Я не хочу отпускать свой шарик!» — сказал наш Даня.

Потом была школа…

Летом Даня прошел тестирование у школьного психолога и первого сентября оказался в первом классе государственной гимназии. 

Я очень волновалась, как пойдет Данино школьное обучение, и рассматривала разные перспективы, в том числе и семейную форму. Тогда, будучи редактором журнала «Домашний ребенок», я поддерживала все идеалы «хиппи»-материнства, но до конца не была уверена лишь в семейном обучении. Вроде бы минусы школы налицо — в соцсетях то и дело появлялись новые статьи против общего образования. Но и в теме семейного обучения мне казалось не все понятным. Мне было в чем сомневаться. На разных чашах весов громоздился примерно одинаковый вес — причем обе чаши были тяжелые! Мы должны были понять, настолько ли большое зло школа, поэтому сделали первый шаг в ее сторону. Но, кажется, бессознательно я все время ждала подходящего повода, чтобы и семейное обучение пропустить через себя.

Первый класс пролетел увлекательно. Это было прекрасное время… По утрам Даня с папой ездил в школу на велосипедах, Даня бежал скорее в класс и до начала урока стоял у окошка, прощаясь с папой. Пока Лиличка еще была в садике, мы вместе с Даней возвращались по шуршащей желто-красной листве, долго разговаривая о том, как прошел день, что нового, с кем подружился, что делать будем…

В первом классе не ставили оценок и не давали домашнего задания. Дане очень нравилось писать прописи, а потом у него появились любимые предметы — математика и окружающий мир. Наш сын двигался в своем темпе, учительница не давила, готовить проекты по окружающему миру нам нравилось. В конце года наш первоклассник успешно написал итоговое тестирование по программе и перешел во второй класс. Начались длинные каникулы.

Когда заканчиваются бантики, конфетки и цветочки…

А осенью мы будто бы с небес спустились на землю. Второй класс. Тут я и прочувствовала все те минусы школьной системы, о которых писали блогеры. Одна моя знакомая как-то сравнила первый класс с ловушкой — не мы одни столкнулись с резким повышением нагрузки и требований во втором классе. В первый год обучения все идеально — бантики, цветочки, звоночки. А потом, когда дети переступают через порог первого класса, начинается «свистопляска». Учитель уже имеет полное право ставить детям двойки и повышать на них голос. Тут оживают известные картинки: родители, делающие уроки за детей до трех часов ночи, нервные крики на ребенка, который не в силах понять какое-то правило или придумать по заданию учебника прибаутку. Именно здесь появляются первые сомнения и желание что-то кардинально изменить. Мне казалось, что вот он — вред школьной системы. А там, на горизонте, маячит идеальный мир семейного обучения.

И только сейчас я начала осознавать, что в школьном калейдоскопе родитель вовсе не жертва системы, а самый настоящий агрессор. Как вы думаете, кто больше травмирует ребенка — учитель, ставящий двойки с профессионально выписанными гусиными шеями, или мама-перфекционистка, которая жаждет того, чтобы ее ребенок соответствовал чьим-то ожиданиям? Конечно, мать — ведь именно ее реакции, выстроенные ей границы и ценности формируют психику ребенка. А учитель, каким бы строгим он ни был, — лишь источник естественных последствий. Мне дико стыдно вспоминать: когда мой ребенок оказался не в состоянии сам придумать потешку, я в сердцах разбила кружку, подаренную детьми мне на день рождения. Когда мой сын не смог соответствовать моим же, прежде всего, ожиданиям, я не нашла в себе сил и отваги принимать его таким, какой он есть. И школу такой, какая она есть. Мне казалось, что, если я переведу сына на семейную форму обучения, я смахну все проблемы рукой. Все будет просто и понятно. Естественно и комфортно. Я искренне верила, что я помогу ребенку, дав возможность учиться в гуманных условиях, в своем собственном ритме.

Школа — это тяжелейшее испытание безусловной любви родителей к детям. Одни родители, не пройдя его, становятся заложниками своих амбиций, поэтому и сидят до полуночи над «домашкой». Другие, не найдя соответствия ребенка своим ожиданиям, впадают в гнев. Третьи просто бегут, если осознают возможность более экологичных альтернатив. Так сделала и я. В какой-то момент мы забрали документы из школы и перевели сына на семейную форму.  

Хоумскулинг: обратная сторона ответственности — бессилие

Наша семья — типичный нуклеар с тремя детьми. На тот момент у меня на руках, в слинге и у груди был полугодовалый ребенок. На помощников нам рассчитывать не приходится — как мои родители, так и свекровь живут от нас за тысячу километров. Конечно, обучение с грудничком на руках — и смех, и слезы, но мы справлялись. Каждую четверть я ездила с сыном на аттестацию в школу, к которой его формально прикрепили, ведомость бодро заполнялась пятерками и четверками.

Первые успехи нас окрыляли и вселяли уверенность в правильности выбранного пути. Но чем старше становился наш третий ребенок, тем больше он требовал внимания. И я начинала разрываться от многозадачности. Уже тогда ко мне стали закрадываться сомнения, прежде всего, в моем собственном ресурсе. Справлюсь ли я? Ведь со следующего года школа начнется и для нашей средней дочери…

На новый учебный год у меня были наполеоновские планы — переезд, мое собственное обучение на курсах повышения квалификации, частная преподавательская практика (да, у меня есть потребность и в профессиональной реализации), семейное обучение уже двух детей (третьего и первого класса), плюс полуторагодовалый ребенок со всеми его возрастными кризисами… Три ребенка, «всестороннее» развитие которых оказалось на моих плечах. Ну и у мужа на наступающий учебный год были планы на разъезды и командировки. Встала я перед своей телегой ответственности, попробовала потянуть и поняла — не движется… Оказывается, учить двух детей разных классов за одним столом — миссия невыполнимая. Мне нужно было раздвоиться. Вернее, растроиться, потому что младшему ребенку тоже нужна была мама — утренняя прогулка, дневной сон, вечернее купание и чтение стихов перед сном… Сначала я перестала успевать готовить еду. Уже после обеда, который начинался, когда дети отучились (не раньше 16:00), я чувствовала отсутствие каких бы то ни было сил, чтобы еще куда-то сводить детей (кружки, прогулки, что еще нужно для социализации детей?), а про ужин я вообще молчу. Наверное, только в интернете есть мамы, которые успевают и детей учить, и дом поддерживать в чистоте, и готовить успевать, и мужа вдохновлять. С одной стороны, образы этих успешных мам и многомудрые статьи копирайтеров, воспевающих преимущества семейной формы обучения, с другой — мое собственное бессилие.

Спрашивается, оценивала ли я адекватно свои силы и время, когда делала выбор в пользу семейного обучения? Мой выбор, прежде всего, был основан на эмоциях и идеализациях, полученных из медиа-пространства.

Уже гораздо позже, когда я погрузилась в изучение темы границ и формирования детской ответственности, я нашла причину своего провала. Я, подобно ребенку, ожидала слишком многого, думала, что энергии и времени мне хватит на все. Как писали Генри Клауд и Джон Таунсенд (не обо мне, конечно, но ситуация так похожа на мою), «уже став женой и матерью, она все еще продолжала пытаться растягивать время, как меха гармоники… Поэтому она находилась в постоянном цейтноте, была вечно напряжена и раздражена и всюду опаздывала. К счастью, теперь ее иллюзии по поводу собственных возможностей рассеялись».   

Мне нужно было хотя бы что-то делегировать. Поэтому я нашла няню на время занятий с нашей первоклассницей. Для Дани мы наняли несколько репетиторов — по основным предметам и английскому языку. Я придумала систему поощрения и мотивирования детей к учебе и купила робот-пылесос. Локомотив тронулся. Но здесь я столкнулась с другой проблемой. Однажды я села и просто подсчитала, сколько уходит денег на развитие и обучение детей, и ужаснулась. Мы бы спокойно могли оплачивать обучение детей в университете на эти деньги. А это всего лишь начальная школа: няня на три утренних часа в будни, кружок тхэквондо три раза в неделю, занятия каллиграфией (и то, и другое для двух детей), робототехника для старшего сына, художественная школа при Пушкинском музее для дочери и прочая социализация…

Социализация

Жаль, только друзей во дворе у детей пока еще не было — не сложилось. Да и в учебные дни мы часто сталкивались с тем, что на площадке почему-то не гуляют дети школьного возраста.

Я вообще сомневаюсь в том, что «двор» как явление, как континуальная социальная группа, на данный момент существует. Сейчас у детей совершенно другие способы общения и взаимодействия. Общение в послешкольное время — это своего рода тайное общество: видно, что ребята дружат, ходят компаниями, но пролетают мимо, как спутники, мимо наших детей. К себе в компанию они никого не зовут, да и не принимают, если к ним попроситься. И это неудивительно, ведь у них другие реалии, интересы и темы для разговоров. Другой уровень самостоятельности и ответственности, в конце концов. Сетевые связи, созданные в школе, настолько сильно влияют на отношения детей во внеурочное время, что извне во время учебного года установить какие бы то ни было контакты со сверстниками очень трудно.

Куда пропали все дети? Это не миф — многие современные подростки 8-13 лет (иногда и дольше) упали в онлайн-мир. Один мой ученик как-то мне честно признался: «Вообще нам необязательно повышать самооценку за счет успеваемости, ведь можно научиться побеждать в сетевых играх или создать свой блог на ютубе с записью своего прохождения игры». Если не получается играть дома, после школы ребята утекают в подобие интернет-кафе в больших торговых центрах, где тоже можно пообщаться онлайн с соратниками по бою. Школьники постарше собираются в кафе — порой целый зал в «Бургер Кинге» занимают компании шумных ребят.

Однажды во время прогулки Даня познакомился с мальчишкой, который тоже учился дома. Это было каким-то удивительным совпадением; я на момент даже усомнилось в том, что происходящее не сон. Мне показалось, что вот уже брезжит свет в конце тоннеля—– мой ребенок, наконец, начнет с кем-то дружить и общаться, а, возможно, и сможет учиться с ним вместе. Няня мальчика поделилась со мной номером телефона его мамы. Но, к сожалению, эта «удача» ни к чему не привела. Я несколько раз пыталась выйти на связь с мамой мальчика, предлагала вместе куда-нибудь сходить, звала их в гости, но они так и не решились на очередную встречу с нами.  

Тут я осознала, что континуальность семей, обучающих детей дома, в каком-то смысле иллюзорна. В условиях семейной формы обучения у матерей нет ни времени, ни сил на общение и поддержание связей с семьями друзей.

Вечное возвращение

Время шло, а дружить и ссориться моим детям было не с кем. На занятиях в кружках тоже было не до общения. Чтобы детей мотивировать на учебу, мне нужно было все больше и больше ресурсов — времени, сил, денег, эмоций. И я поняла, что мой путь в сторону идеального мира хоумскулинга зашел в тупик. Вся эта идеальная конструкция обучения дома, выстроенная в моем сознании, рухнула. Я поняла: насколько бы я ни была готова взять на себя ответственность за идеальное детство, обучение и развитие своих детей, всегда будут возникать условия для несовершенства…

Мы вернули детей в школу. Остаток учебного года они отучились в частной школе семейного типа, а с сентября пошли в государственную. Оба ребенка хорошо учатся, домашняя работа занимает у них от силы час, но чаще минут двадцать с моим минимальным включением. Они нашли друзей в школе и во дворе. Все встало на свои места. Мама — это только мама. Учитель — это только учитель.

Изменилось ли что-то в системе школьного образования за время, когда мы блуждали в лабиринтах хоумскулинга? Не знаю. Но, вероятнее всего, изменилось мое собственное восприятие и отношение к детям и миру, который их окружает. Я стала больше ему доверять, а детям давать больше ответственности и разрешать встречаться с естественными последствиями.

Я всегда считала, что стремиться к идеалу — это естественно, это индивидуальный путь личностного развития. Но сейчас я понимаю, что идеалы — искусственны и никуда не ведут, а перфекционизм — это форма невроза и способ серьезно усложнить себе жизнь. И только принятие красоты несовершенства этого мира и безусловная любовь способны подарить матери жизнь, полную гармонии.

Марина Калинина