Готовится к изданию: «Иоанн Богослов и его пасхальное Евангелие: пролог к богословию»
В Издательском доме «Познание» продолжается работа над переводом исследования протоиерея Джона Бэра «Иоанн Богослов и его пасхальное Евангелие: пролог к богословию» (John the Theologian and his Paschal Gospel: A Prologue to Theology).
Английское издание монографии вышло в свет в 2019 в английском академическом издательстве Oxford University Press.
Автор исследования – православный богослов протоиерей Джон Бэр, декан Свято-Владимирской православной семинарии в Нью-Йорке (США). Джон Бэр родился в 1966 г. в Великобритании. Фамильные корни связывают его с Россией (по отцу) и Германией (по матери). Под руководством митрополита Каллиста (Уэра) в 1991 г. защитил магистерскую диссертацию, в 1995 г. – получил степень PhD (доктора наук) в Оксфордском университете. Тема магистерской диссертации «Сексуальность, брак и аскетизм в писаниях Церкви II века». Тема докторской диссертации «Божественные жития: аскетизм и антропология, в особенности что касается сексуальности, в писаниях свв. Иринея Лионского и Климента Александрийского». В 1995 г. стал преподавателем Свято-Владимирской семинарии. Был рукоположен во диакона 8 сентября 2001 г., в священника – 14 сентября того же года. В 2006 году был избран деканом Свято-Владимирской семинарии 18 ноября 2006 г., в настоящее время преподает как в семинарии, так и в Университете Фордхема; является редактором серии «Популярная патристика». Отец Джон – регулярный участник ежегодных патристических конференций, проходящих в Общецерковной аспирантуре и докторантуре им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия (ссылка на http://doctorantura.ru/).
В своей монографии автор сочетает методологию современной исторической науки, литературного анализа, библеистики и философии (часто применяются подходы, предложенные французским феноменологом Мишелем Анри (1922 - 2002)) для исследования того как, как в Евангелии от Иоанна весть о Воплощении Бога взаимосвязана с рассказом о Его Страстях и Крестной смерти в контексте Его Откровения. Протоиерей Джон Бэр предлагает свой особый взгляд на пасхальное Евангелие, рассматривая событие «Воплощения» не как факт из прошлого, но как продолжающееся воплощение Бога в тех, кто следует за Христом в настоящем.
В дни Светлой седмицы предлагаем вниманию читателей перевод предисловия книги. Переводчик – Светлана Панич.
С тех пор, как несколько лет назад я рассказал, что работаю над книгой о Евангелии от Иоанна, меня не раз спрашивали, мол, как работается над комментарием. Поэтому, чтобы не разочаровывать и не вводить в заблуждение, я должен с самого начала предупредить: это не комментарий! У меня была иная, хотя и, безусловно, богословская задача: мне скорее хотелось пригласить к диалогу разных читателей Евангелия от Иоанна – Отцов Церкви II-III и последующих столетий, современных библеистов, богословов, философов, чтобы, вслушиваясь в перекличку их голосов, понять, что такое Боговоплощение, как оно связано со Страстями, в чем состоит откровение и как о нем говорить, то есть, осмыслить отношения между библейской экзегезой и богословским дискурсом.
Эта книга выросла из многолетних исследований патристических текстов первых веков, главным образом, сочинений Иринея Лионского и Оригена. По мере работы над серией публикаций о богословских спорах VI века, я все отчетливей осознавал, что идти дальше в нашем случае означает вернуться назад и перечитать, переосмыслить трактат Оригена «О началах». Когда я готовил новое издание этого труда, меня попросили написать об Иринее, и эта задача вернула меня к более ранним текстам. Внимательное прочтение их убедило, что Отцы первых веков воспринимали Евангелие от Иоанна и, прежде всего, Пролог, совсем не так, как нередко толкуем его мы. Они видели в Прологе не повествование о «предвоплощенном Слове» (словосочетание, которое также встречается у Отцов), которое воплощается в рождении, чтобы потом, в крестной смерти, вернуться к Отцу, словно Воплощение было всего лишь «эпизодом в биографии Слова», как саркастичеси пишет Роуэн Уильямс. Их трактовки разительно отличались от распространенных суждений, основанных на классическом «Слове о Воплощении Бога-Слова» Афанасия Великого, утверждавшем, что творение совершилось «Господом нашим Иисусом Христом», но едва упоминавшем о его рождении!
Под впечатлением от святоотеческих текстов я принялся читать посвященные Евангелию от Иоанна работы современных библеистов и обнаружил, что на фоне традиционных толкований в последние десятилетия наметились новые линии интерпретации, заданные, прежде всего, работами Джона Эштона и его последователей, прочитывавших Евангелие от Иоанна в контексте апокалиптической литературы конца I века. Одновременно Расс Хиттингер посоветовал мне прочитать I Am the Truth Мишеля Анри. Его размышление потрясло меня настолько, что я вернулся к своим давним занятиям европейской философией, чтобы и от них заново «пройти» к мысли Анри. В конце концов, эти разнонаправленные пути пересеклись в книге, которую я представляю на суд читателя. Ее главная задача состоит в том, чтобы доказать: Боговоплощение не осталось в далеком прошлом, но непрестанно совершается в тех, кто следует за Христом.
Книга открывается методологическими рассуждениями, сосредоточенными вокруг предостережения Квентина Скиннера о «мифологии доктрин» и гадамеровской идеи «действенно-исторического»(effective history) как необходимого условия понимания. Кроме того, во вступлении я попытался показать, что для ранних Отцов личность Иисуса как Слова Божия несводима к «эпизоду из биографии», проанализировать вслед за Хебертом МакКейбом понятия «предсуществование» и «воплощение» и поставить вопрос о читателе Евангелия – непременном участнике богословского диалога. Первая часть исследования посвящена проблеме личности Иоанна Богослова и особенностям его Евангелия. В начальной главе, основанной на работах Ричарда Баукхема и Чарльза Хилла, речь идет о том, каким представал Иоанн в сочинениях II века, прежде всего, созданных теми, кто считал себя его последователями. Примечательно, что они воспринимали Иоанна не только как автора Евангелия (и Откровения), но видели в нем того единственного ученика Христова, чьему «пасхальному обычаю» эта группа призвана следовать; судя по всему, она была едва ли не единственной, изначально совершавшей Пасху. Вторая глава строится вокруг тезиса Эштона о том, что в свете новейших исследований апокалиптической литературы и проблематики («матери всего христианского богословия», по словам Эрнста Кёземана) Евангелие от Иоанна может быть прочитано как «обратный, перевернутый, вывернутый наизнанку Апокалипсис». В ней прослеживаются отношения между Книгой Откровения, приписываемой Иоанну, и евангельским текстом, рассматриваются черты Иоаннова благовестия, позволяющие назвать его «пасхальным Евангелием» и предпринимается попытка порассуждать о том, что все это значит для чтения Писания как Писания, т.е., богооткровенного текста.
Во второй части книги Евангелие от Иоанна рассматривается в контексте двух образов воплощения, которые наиболее полно «раскрываются» в событии крестной смерти . Это Храм и живой человек, Сын Человеческий; второе понятие (равно как и вся Ин. 6) – одно из тех наиболее важных речений, трактовка которых опирается на прозрения Иринея и других ранних Отцов. В заключительной главе второй части мы постарались показать, что если Евангелие от Иоанна – это пасхальное благовестие, Пролог может рассматриваться как «пасхальное песнопение», и такой подход к этому тексту существенно отличается от всех бытующих ныне разнообразных интерпретаций. В третьей части, опираясь на феноменологическую трактовку, предложенную Мишелем Анри, предпринимается попытка прояснить понятия «жизнь, которую дарует Слово» и «плоть», какой оно становится, а также уточнить некоторые особенности предложенного Анри феноменологического подхода к христианству. Заключение сводит воедино основные идеи книги и содержит некоторые размышления о природе и задачах богословия. Следует также заметить, что в трех частях книги представлены три разных типа исследования Первая часть – это историческое изыскание, вторая – библейская экзегеза, третья – опыт философского размышления, хотя, безусловно, методологии, в особенности первой и второй частей во многом пересекаются. Все эти три подхода, в конечном счете, служат общей богословской цели, а сама книга задумана как пролог к богословию.
Наконец, надо уточнить, что понятиями «Страсти» и «Пасха» я описываю целостное событие, охватывающее Распятие, Воскресение, Вознесение и Пятидесятницу. Подобное словоупотребление объясняется двумя причинами. Во-первых, именно так употреблялись эти понятия вплоть до IV века, когда из единого пасхального празднества выделяется несколько разных праздников. В языке раннехристианских богословов не существовало разделения на «страсти», то есть страдание в Гефсиманском саду и крестную муку, – и радость Воскресения; напротив, крест мыслился как знак победы, залог жизни, источник радости. Вторая причина состоит в том, что даже календарно разделенные, распятие и Воскресение составляют единое событие. Это особенно важно, когда речь идет о самой главной, сквозной теме Евангелия от Иоанна – Боговоплощении. Задолго до того, как праздник Рождества вошел в церковный календарь, он в течение многих столетий воспринимался сквозь призму Страстей; в нем видели одну из граней Пасхи. Несомненно, предостережение Скиннера о «мифологии доктрин» можно отнести и к литургической жизни: сейчас, когда мы «встроены» в полный цикл литургических праздников от Благовещения до Пятидесятницы, а также в окаймляющий их богородичный цикл, трудно мыслить иначе, нежели набором отдельных событий, тянущихся от зачатия и рождения (оно трактуется как «момент Воплощения») к смерти и Воскресению. Однако, библеисты уже давно и убедительно доказали, что евангельское повествование строится «с конца». Аналогично и литургический год начинается Пасхой, первым из праздников (по крайней мере для тех, кто следует «Иоанновой традиции, хотя и не только для них), вокруг которого выстраивается остальной календарь. Эта книга – о том, что исторически, равно как и богословски, Пасха – отправная точка, камертон, по которому слух настраивается на неискаженное слышание Евангелия от Иоанна, начиная с его первых стихов. Сравнительно недавно Пролог стали читать на рождественском богослужении, тем самым свидетельствуя, что «Воплощение» может быть отделено от Страстей. В западной Церкви, начиная с XIII века, он, «второе Евангелие», читался в самом конце Мессы, как напоминание о том, что Слово стало плотью в евхаристическом хлебе и обитает в каждом, кто хлеб принимает. В нашей, восточной традиции, Пролог звучит на ночной литургии Пасхи, возвещая выход из тьмы к свету – пасхальный гимн и начало богословия.