Иисус, друг грешников. Деталь, подтверждающая подлинность евангельского текста
«Друг грешников» – таким было одно из именований Иисуса во время Его служения. Точнее, «друг мытарей и грешников». Рядом с ним было насмешливое «ядца и пийца», что неудивительно, поскольку в культуре античного Средиземноморья доверительные отношения лучшим образом выражались в совместном застолье (и именно так можно было оценить круг общения человека). За такие застолья с грешниками, согласно Евангелиям, блюстители Закона и осуждали Иисуса. Сами по себе общие трапезы не представляли собой в то время чего-то необычного, будучи важной частью повседневной и социальной жизни. Но что эти пирования могли значить в служении Иисуса, в котором все внимание было направлено на приближающееся Царство Божие как неминуемую близкую реальность? С этим большим вопросом связано много других: почему эти действия возмущали наблюдателей? кто был их участником? что именно было причиной конфликта?
Смущение современников
Для начала следует сказать, что факт дружбы и трапез Иисуса с грешниками был одинаково неудобным и для Его благочестивых современников, и для ранней христианской традиции. Неприемлемым он оказался и для некоторых современных исследователей, но по другой причине – они не признают историчность данного евангельского материала.
Про возмущение со стороны благочестивых современников можно узнать из самого евангельского повествования. Недовольство исходит или от «книжников из фарисеев» (Мк. 2:16), или от «фарисеев» (Мф. 9:11), или от обеих групп (Лк. 5:30). При этом злая молва не ограничивалась отдельными сообществами, и насмешливое именование Иисуса как того, кто «любит есть и пить вино» было притчей во языцех, которую Сам Иисус не смущается повторять (Мф. 11:16-19//Лк. 7:31-35). Итак, близкое общение Иисуса с «грешниками» и «мытарями» смущало благочестивых наблюдателей и приводило к конфликту, в котором Иисус всегда принимал сторону первых.
Смущение в традиции
Хотя рассказы об этих совместных трапезах могли быть смущающими для ранней Церкви, предание сохраняет их. При этом, в некоторых своих деталях более ранний текст оказывался неудобным для дальнейшей передачи и восприятия в ранних общинах. Возьмем, к примеру, один из ключевых отрывков, описывающих близкое общение Иисуса с «мытарями» и «грешниками». Это фрагмент из Евангелия от Марка (2:13-17), которое, согласно широко принятой гипотезе, было наиболее ранним Евангелием и служило источником для повествований Матфея и Луки. Итак, Марк рассказывает, что сразу после призвания Левия-мытаря Иисус участвовал в общей трапезе «в его» (очевидно, Левия) доме. Вместе с Иисусом и Его учениками возлежали за столом «многие мытари и грешники». Далее Евангелист поясняет, откуда они там появились: «ибо их было много и они следовали за Ним» (2:15). Это промежуточное замечание отсутствует как у Матфея, так и у Луки. Как это можно объяснить? Они оставляют фразу в стороне, как ненужное уточнение? Избегают повторов или описания очевидного? Ответ может крыться в одной детали – в указании на то, что мытари и грешники «следовали» за Ним. Уже само слово «следовать» (греч. ἀκολουθεῖν) в евангельском контексте значит быть учеником Христа. Исходя из логики повествования Марка, те, кто «следует» за Иисусом, становятся Его учениками (см. Мк. 1:16-20). Все это означает, что «мытари» и «грешники», которые «следовали» за Иисусом, были Его учениками. А значит входили в Его ближайший круг. Итак, оставляя повествование о совместной трапезе Иисуса с «грешниками» в евангельской традиции, два последующих автора синоптических Евангелий все же не приводят указания на «грешников» и «мытарей» как большýю часть («ибо из было много») учеников Иисуса («и они следовали за Ним»). Это может означать, что уже на ранних этапах становления раннехристианского предания указанные истории могли оказаться смущающими, по крайней мере в некоторых своих деталях.
Можно возразить, заметив, что Лука, напротив, развивает традицию обращения «грешников» и в таком случае это предание не представляется для него смущающим. Только в его Евангелии есть рассказы о жене-грешнице в доме Симона-фарисея, о кающемся мытаре, о случае с Закхеем. Каждый из этих сюжетов заслуживает отдельного рассмотрения. Все эти истории повествуют об отдельных значимых случаях обращения. В них так или иначе подразумевается внутреняя перемена: Закхей обещает воздать обиженным, мытарь сам приходит в Храм и молит Бога о милости, женщина-грешница «возлюбила много» и ей прощаются грехи. Но ни о чем подобном не говорится в отрывке из Марка. Традиция хранит лишь тот факт, что «их было много» и что «они следовали» за Иисусом, участвуя также в общих пированиях. Об их обращении говорится только в ответе Иисуса: «Я пришел призвать не праведных, а грешников». Даже это изречение недостаточно прямо говорит об их личном обращении и отказе от прежней жизни, так что Лука вынужден предусмотрительно пояснить – «к покаянию».
Подлинность евангельской истории
Следует оговориться: из указанного наблюдения нельзя сделать вывод, что грешники, последовавшие за Иисусом, оставались практикующими беззакониками и никакой перемены от них не требовалось. Уже сам факт того, что они «последовали», стали учениками, говорит по крайней мере о некоторой перемене (особенно если учесть строгость евангельских требований Иисуса). И, тем не менее, повествование о трапезе с грешниками несло в себе смущение и тревожило носителей раннехристианского предания и авторов Евангелий.
И именно этот факт, как ни удивительно, говорит в защиту историчности традиции, запечатленной в Евангелиях. Если предания о трапезах Иисуса с грешниками даже в первых поколениях христиан нуждались в пояснениях; если они воспринимались как информация, которая может вызвать смущение и неадекватное понимание, — то, следовательно, они не могли быть плодом воображения Евангелистов.
Когда христианство все шире распространялось среди язычников, предания о трапезах Иисуса с грешниками приобрели новый смысл: грешники, отвергавшиеся книжниками и фарисеями, стали прообразами язычников, вступивших в Церковь — новый Израиль. Но речь в данном случае идет именно об осмыслении, а не об изобретении. В противном случае гораздо удобнее было бы «изобрести» рассказы об общении Иисуса Христа с язычниками.
Кем же были те «грешники», которые «следовали» за Христом? Христианам, воспитанным в традиции, ответ кажется очевидным. Однако обращение к реалиям эпохи евангельских событий показывает, что за словом «грешник» стоял целый спектр понятий, которые оказались бы неожиданными для наших современников. Ни один иудей не согласился бы назвать себя таким «грешником» даже в покаянной молитве. О каких же грешниках идет речь? К этому вопросу мы обратимся в следующей статье.