Сектанты, воры или безбожники: кем были те «грешники», с которыми вкушал пищу Иисус?

Братское общение Иисуса с грешниками возмущало Его современников, смущало христиан уже в ранний период евангельской традиции и вызывает сомнения у современных исследователей. Чем была вызвана такая реакция? С этим вопросом связан другой: почему действия, которые порождали конфликт, были настолько важны для Иисуса, что Он не только не оставлял их, но и вставал на сторону тех самых «грешников»? В целом, это и есть один из ключевых вопросов, ответ на которые мог бы прояснить сущность данного евангельского материала.

Что могло быть причиной такой реакции современников? Если всмотреться ближе в тексты, становится очевидно, что в основе всех обвинений, которые Иисус слышал от оппонентов, лежит возмущение обществом, в котором он находился. Иными словами, возмущение происходит не из-за того, что вкушается, а из-за того, с кем. Все внимание сосредоточено на участниках, с которыми Иисус делит трапезу. И эта очень важная черта повествований несет в себе подсказку: участники этих пирований с Иисусом были неподобающими. Они не подходили для того, чтобы составлять компанию благочестивому иудею. Причина конфликта кроется в них самих — «мытарях» и «грешниках».

«Мы, христиане, называем себя грешниками почти в каждом молитвенном последовании. Но иудей эпохи Иисуса не назвал бы себя так даже в самой сокрушенной молитве. Ведь слово "грешник" для него указывало на сознательных нарушителей Закона».

Кто же были те «грешники», с которыми Иисус дружил и разделял трапезы? Для современного читателя Евангелия вопрос может показаться простым, поскольку именование «грешник» стало обыденным и перестало быть оскорбительным. Оно стало, скорее, постоянным и неизбежным определением всякого человека уже в силу того, что он принадлежит к человеческому роду. Почему так произошло — вопрос другой и требует отдельного анализа. Чтобы приблизиться к пониманию того, как и почему окружение Иисуса за трапезами возмущало благочестивых наблюдателей, нужно учитывать не исторически сложившееся определение «грешника», а его значение в Библии и в литературе межзаветного периода.

Грешники, известные нам из евангельских повествований, обозначаются греческим словом ἁμαρτωλοὶ. В переводе Семидесяти это слово чаще всего передает еврейское понятие רָשָׁע, реже — ряд других понятий (к примеру, חַטָּא). Этот еврейский эквивалент в наибольшей мере определил значение понятия «грешник» в Евангелиях.

Еврейское слово rasha', которое обозначает «нечестивого, грешника», переводится в свою очередь и другими греческими терминами. Хотя для определения «беззаконника» в Ветхом Завете существовал строго определенный критерий — Закон, и именно нарушители Закона именуются здесь «нечестивыми» — resha'im (см. например, Пс. 1:1, 5; 10:2; 27:3; Притч. 17:23; Иез. 33:8, 11, 19), применение различных понятий не вмещается в строгую схему. Так по отношению к Закону определяется различие между тем, кто именуется в Псалме «блаженным мужем» и остальными: «нечестивыми» (רְשָׁעִים; ἀσεβῶν), «грешными» (חַטָּאִים; ἁμαρτωλῶν) и «развратителями» (לֵצִים; λοιμῶν) (Пс 1:1). Примечательно, что имея разные смысловые оттенки и особенности применения, понятия «грешные» и «нечестивые» здесь уравниваются за счет параллельного использования и указания на один исход — неучастие в «суде» и «собрании праведных» (Пс 1:5).

Но даже самое детальное исследование значения понятия «грешник» и его употребления в Ветхом Завете и межзаветной литературе, что действительно заслуживает отдельного исследования, не даст полного ответа на вопрос о том, кем были те грешники, с которыми проводил время Иисус. Ведь нарушителями Закона, а значит, беззаконниками, могли друг друга называть представители различных иудейских сект. Учитывая фракционный характер иудаизма в новозаветное время и в предшествующий ему период, можно легко представить, каким неоднородным было определение «грешник».

«Если каждая группа имела свой подход к толкованию Закона и считала его исключительно правильным, то для сторонника одного течения "грешниками " должны были казаться все остальные иудеи — как неверно выполняющие предписания. В этом смысле слово "грешник" становилось своего рода ругательством».

Здесь вспоминается отрывок из Мишны (Песахим 113 б), в котором рассказывается о трех группах, которые ненавидят «себе подобных», то есть представителей той же группы. Это, по учению мудрецов, собаки, петухи и персидские жрецы (некоторые учителя добавляют – «и блудницы», другие – «и вавилонские мудрецы»). Среди иронических указаний этого отрывка можно уловить простую мысль: ненависть и вражда возможна даже среди тех, кто принадлежит к одной социальной группе. В таком случае нельзя исключать, что именованием «грешник» как глумлением могли обмениваться не только оппоненты, представляющие разные иудейские течения, но и враждующие члены одной и той же группы.

Никола Пуссен «Христос и грешница» (1653)
Источник: Gallerix

Но для того, чтобы стать оскорблением, слово должно было накопить в себе достаточно неодобрительных коннотаций. И это ему обеспечено в ключевых источниках периода, где «грешники» — это сознательные отступники. Такое именование никто не стал бы на себя примерять даже в качестве благочестивого самоумаления. В знаменитом покаянном псалме (50), где псалмопевец стих за стихом признает свои «беззакония» (פֶּ֫שַׁע – ἀνόμημα, עָוֹן – ἀνομία) и «грех» (חַטָּאת — ἁμαρτία), он, все же, прямо не называет себя «грешником» или «беззаконником».

В известном приточном сюжете, ставшим в христианской традиции образом и примером подлинного покаяния, мытарь прямо именует себя «грешником» (Лк 18:13). Надо сказать, что для его современников это вряд ли было проявлением большого смирения, поскольку мытарь был для многих «грешником» уже по самому роду занятий. То есть, здесь именование «грешник» больше похоже на признание очевидного, чем на исключительное самоумаление.

В этом же отношении выделяется эпизод призвания учеников, который, как и рассказ о кающемся мытаре, излагается у третьего евангелиста. Кроме общей для всех евангелистов истории призвания, Лука описывает и совершение чуда. Петр, став свидетелем чудесного улова рыб, называет себя «грешным» и просит Иисуса выйти от него (Лк 5:8). Опять же, только у Луки становится возможным то, что отсутствует у двух других синоптиков: сам апостол Петр именует себя «грешным». Видимо, в среде, в которой создавалось Евангелие от Луки, термин ἁμαρτωλός нес в себе все меньше категорично негативной окраски. Оно уже не так сходно с ветхозаветным «беззаконником». Более того, именование «грешник» могло нести в себе положительный оттенок, посколько понималось уже в контексте сложившейся традиции, в которой описывалась дружба и трапезы Иисуса: если Он пришел призвать их, «грешных», а не «праведных» (ср. Мк. 2:17), то оказаться среди им призванных означало причислить себя к «грешникам». Интересно, что, представляя собой позднейшую обработку изначального эпизода призвания учеников, фрагмент чудесного улова у Луки отображает (вероятно, ненамеренно) то, что подразумевается у Марка и что, скорее уже намеренно, упускают два других евангелиста, а именно факт присутствия в ближайшем кругу учеников Иисуса «грешников».

См.: Священник Сергий Смагло. Иисус, друг грешников. Деталь, подтверждающая подлинность евангельского текста

Но именование себя «грешным» у Луки, как это делает и Петр, несравненно мягче и значительно ближе к позднейшему христианскому пониманию этого слова. «Грешный» — как заведомо недостойный, независимо от благочестия и реального исполнения Закона. Такое самоименование становится своего рода условием подлинной близости к Иисусу. Оно произносится здесь с учетом всего происшедшего после – с учетом служения Иисуса, Его общения с «грешниками», оправадания их и переосмысления всей этой традиции в ранней Церкви. «Я человек грешный» в устах Петра не равно «я – намеренный преступник Закона». Его трепет перед явленной в чуде силой Иисуса в большей мере напоминает благоговение пророка, увидевшего славу Господню и осознавшего свою нечистоту перед лицом Господа (ср. Ис. 6:5).

Лотто Лоренцо «Христос и грешница» (1556 г.)
Источник: Gallerix

Итак, можно допустить, что «грешники» в окружении Иисуса были «беззаконниками» по каким-то определенным пунктам предписаний с общепринятыми толкованиями, иными словами – намеренными нарушителями Закона. В таком случае остается вопрос, требовал ли Иисус от них стандартного для Ветхого Завета ритуала «покаяния» – принесения жертвы за грех. Существует мнение, что Иисус принимал грешников не просто до исправления, но вообще без всяких принятых у иудеев норм покаяния, и что именно это должно было возмущать блюстителей Закона. Такой подход объясняет возникший конфликт, но основан он всего лишь на аргументе из умолчания. И хотя мы действительно не находим евангельского свидетельства о том, как Иисус повелевает «грешнику» пойти и принести предписанную Законом Моисеевым жертву, у нас, все же, нет свидетельства, что последовавшие за Ним «грешники» не обязаны были этого делать вообще. Особенно сложно допускать такие предположения, если помнить о требовании Иисуса соблюдать другие предписания храмовых приношений, связанных с представлением о грехе и очищении. К примеру, в Мк 1:44 Иисус говорит исцеленному от проказы человеку «показаться первосвященнику» и «принести за очищение». Это прямое исполнение указания, предписанного в книге Левит, согласно которому, после того как проказа уйдет, человек должен показаться священнику (Лев 14:3), принести жертву (14:10-18, 21-32), в том числе – жертву за грех (14:19, 22). В другом месте Иисус не отвергает принесения жертвы и даже требует более тщательного подхода к ее исполнению (Мф 5:23-24).

«Некоторые современные исследователи относят традицию трапез Иисуса с "грешниками" к изобретению ранней Церкви. К примеру, Д. Смит объясняет появление этой традиции необходимостью объяснить вхождение "язычников" в общины и их участие в совместных трапезах с христианами. Согласно таким предположениям, замысел повествований кроется в том, чтобы показать, что Иисус тоже с ел и пил с теми, с кем не стал бы водиться ни один благочестивый иудей. Это должно было служить прецедентом для общения ранних христиан с новой "смущающей компанией" – верными из не-иудеев. Тем не менее, если традиция о вхождении "мытарей" и "грешников" в ближайшее окружение Иисуса, в среду Его учеников, корректируется уже самими евангелистами, то все менее вероятно, что для оправдания присутствия в общинах язычников они сами стали бы ее изобретать».

Бóльшую ясность и даже определенность в понятие «грешников» добавляет присутствие в этой компании представителей других групп – мытарей и блудниц. Хотя оба понятия требуют отдельного экскурса, их тщательный осмотр не изменит некоторые общие для них с «грешниками» характеристики. К примеру, их исключение из общественно-религиозной жизни иудейского общества или по крайней мере частичную отделенность от него. Если компанию близких к Иисусу «грешников» дополняют «мытари и блудницы», то, очевидно, ничего благозвучного в этом именовании не было. В текстах о трапезах Иисуса с «грешниками» оно не равно определению всякого человека как падшего существа, а, видимо, обозначает реальных «нечестивцев», которые по тем или иным причинам стали преступниками Закона Божия.

Если в некоторых случаях и допустить сектантский бэкграунд такого именования или его глумительный подтекст, очевидным остается то, что смысловую основу для него обеспечивают тексты с осуждением «нечестивцев» – преступников Закона Божия. В Евангелиях мы встречаемся именно с этими «грешниками» – людьми, которые по крайней мере для части благочестивых иудеев были «беззаконниками». С такими непрощенными «грешниками» и делил трапезы Иисус.