Чему можно доверять в житиях святых? Интервью со специалистом по агиографии

Георгий Победоносец спас царевну от чудовищного змия, Илья Муромец пролежал на печи тридцать лет, а святой николай тайно приносил подарки. Все это — это не сказки, а жития святых, почитаемых Церковью.  

Как отличить в них правду от художественного вымысла? Как не разочароваться, находя в житиях недостоверные и даже сказочные элементы? И как рассказывать о современных святых? Задали эти неудобные вопросы Лилии Рубеновне Франгулян — специалисту по агиографии, старшему научному сотруднику Института Востоковедения РАН, преподавателю на магистерской программе «Христианские источники» в Общецерковной аспирантуре и докторантуре. 

  — Вы написали книгу «Агиографический мир мучеников в коптской литературе». Почему выбрали именно эту тему исследования? 

— Литературу египтян-христиан, иначе коптов, я начала изучать в Свято-Тихоновском университете. В ПСТГУ я поступила на кафедру восточных языков, и основным моим языком был коптский. Нас знакомили с культурой, традицией, литературой египтян-христиан, и я заинтересовалась, не без содействия моей научной руководительницы Натальи Геннадьевны Головниной, агиографическими текстами.  Я много читала про особенности этого вида религиозной литературы, про жанры.  

Для своей дипломной работы я перевела с коптского языка очень интересный текст — Мученичество Иоанна Фаниджойтского. Этот мученик был казнен в начале XIII в. за переход из ислама в христианство. В молодости Иоанн исповедовал христианство, но потом перешел в ислам, потому что женился на мусульманке и создал, видимо, крепкую семью. В преклонных летах после долгих размышлений Иоанн решил открыто объявить себя христианином, за что и был казнен по мусульманским законам. 

После окончания университета я решила исследовать дальше, каким образом копты рассказывали своим слушателям \ читателям о христианских мучениках, как реальность преломлялась сквозь призму жанров и сюжетов, и, в конце концов, написала книгу.  Хочу еще добавить, что мое воцерковление шло параллельно с обучением в ПСТГУ. Я не училась ни в воскресной школе, ни в православной гимназии, поэтому совершенно не была знакома с агиографическими произведениями. Я сразу начала их изучать, используя научные методы. 

— В какой мере можно доверять житиям святых? 

— Этот вопрос слишком общий, нужно говорить о каждом отдельном случае. Приведу пример из современности. Следует ли доверять газетным статьям, публикациям в Фейсбуке или Инстаграме? Здесь нет верного ответа, потому что важно оценить источник, насколько он верифицирует публикуемую информацию и так далее.

То же самое и с агиографическими текстами. Среди них есть записи о святых, близкие к официальным документам. Например, так называемые Акты мучеников. Их сохранилось совсем немного. А есть такие произведения, которые я исследовала в своей монографии, — их отличает псевдоисторичность и даже беллетристичность.  

Существует такая дисциплина — критическая агиография, одна из ее целей — как раз определить степень исторической достоверности того или иного текста, сюжета, персонажа. Я говорю «персонажа» и понимаю, что кого-то такое наименование мученика или подвижника может смутить. Но надо помнить один важный момент: агиографические тексты на определенном этапе своего развития стали относиться к литературным произведениям. Это не отрицает святости главного героя, но позволяет взглянуть на сюжеты под новым углом, объяснить многие несуразности и странности для современного читателя, которые он обнаруживает в агиографических текстах, особенно средневековых.  

Каждый святой проживает как бы три жизни. Одна — это его реальная жизнь. Другая — его житие. Третья — это посмертная жизнь святого, то есть его жизнь в многовековом опыте Церкви, включающем различные чудеса, исцеления и случаи помощи этого святого людям. О первой, реальной жизни святого мы иногда знаем кое-что, иногда — очень мало, иногда — почти ничего. Мы знаем о жизни святого больше, если он оставил автобиографические сочинения, или если он совершил такие деяния, о которых сохранились сведения в исторических источниках, или если о нем написано человеком, лично знавшим его, или, наконец, если святой близок к нам по времени и память о нем еще жива среди наших современников. Вторая жизнь святого — это его житие, написанное в некоторых случаях много столетий спустя и не всегда обладающее исторической достоверностью. (Митрополит Волоколамский Иларион (Неудобные вопросы о религии и Церкви).

 — Как отделить подлинный материал от легендарного? 

— Если по-простому: нужно начитать много агиографических произведений, и вы научитесь видеть похожие сюжеты, иногда совпадающие дословно. Это топосы — то есть, повторяющиеся элементы (сюжеты, мотивы, персонажи), безотносительно их исторической достоверности.  

Другие же сюжеты единичны, если можно так сказать, личностно окрашены, мы видим в них особенности, присущие именно этим персонажам или событиям. Это, скорее всего, и будет подлинный материал.  

Однако все не так просто. Например, в упоминаемом мною Мученичестве Иоанна Фаниджойтского описывается суд над святым. Это топос жанра, встречающийся в большинстве текстов, — гонитель всегда допрашивает будущего мученика и предлагает разные способы избежать казни. Тогда что здесь интересного? А то, что правитель Малик Камил в тех исторических условиях, скорее всего, желал без огласки и лишних волнений решить вопрос, поэтому вызвал мученика на один из допросов ночью, без свидетелей. То есть этот сюжет — топос, но в то же самое время он отражает современную автору ситуацию.  

В этом же Мученичестве приведен рассказ, как мученик явился после казни правителю ночью в опочивальне и потребовал прекратить поношение его тела. Это тоже топос, когда мученик после смерти грозит гонителю и требует выполнить свои условия. Понятно, что автор Мученичества не мог быть очевидцем такой встречи, если он и передавал ее, то со слов других свидетелей. Сам он свой источник не раскрывает. А появление рассказа, скорее всего, связано с тем, что в какой-то момент правитель приказал снять тело и утопить в реке, и автор благодаря описанному топосу ввел эту деталь в повествование.  

Наконец, в этом же тексте есть описание каирской толпы, сквозь которую ведут мученика. Агиограф подробно описывает людей в толпе: мы узнаем их род деятельности, возраст, статус, этническую принадлежность. И мы верим этому описанию, потому что Каир был и остается крупным восточным хабом, через который проходит много людей.  

Такие сюжеты повышают наше доверие к тексту. Кроме того, мы знаем, что автор написал Мученичество через год после казни Иоанна и стремился передать достоверные сведения, о чем сам упомянул.

Вот и получается, что в одном тексте намешан разный материал. Но чтобы его понять, нужно: 

• знать традицию и эпоху, когда творил автор;
• знать, насколько далеки от него были описываемые события;
• иметь представления о жанре; 
• хорошо бы читать на языке оригинала, чтобы самому прочувствовать стиль текста. 

Святитель Николай, Архиепископ Мир Ликийских, чудотворец спасает корабль. Фреска церкви святого Николая Орфаноса в Салониках, Греция

Источник: Демид / Fotoload

— Как получилось, что в жития попали исторически недостоверные материалы? 

— Они туда не «попали» — в этом не было случайности. Авторы намеренно использовали топосы, чтобы подчеркнуть те события или характеристики, которые агиографы считали важными. Есть такой исследователь — Томас Пратч. На мой взгляд, он очень точно назвал топосы строительными кирпичиками, положенными в основание средневекового агиографического текста.  

Зачем агиографы это делали? А потому что иначе не могли и этого ждали читатели. Скажу больше: топосы были свойственны не только агиографическим текстам, они вообще жили в средневековой и даже античной литературе как таковой. На них строился творческий процесс. Несомненно, авторы обладали свободой. Они могли по-разному сочетать топосы, вносить в них мелкие и не очень изменения, в конце концов, рождать нечто новое на основе старого, при этом опираясь на реальность вокруг. И те, кто был талантлив, писал тексты, интересные даже нам. Однако и читатель, и автор древности ориентировались на то, что было до них. Топосы давали ощущение стабильности мирового порядка, истинности и даже красоты описываемых событий.  

Иногда использование совершенно шаблонных топосов было вызвано отсутствием информации. Допустим, агиограф не знал ничего кроме того, что святой получил хорошее образование. В тексте же автор мог передать эту деталь, описав, как святой в детстве выучил наизусть Псалтирь или как праведник наставил других людей цитатой из Писания.  

Иногда топосы нужны были для поучения слушателей. Например, возьмем коптские мученичества, написанные в VII–VIII вв. и посвященные мученику IV в. Очевидно, что авторы текстов не владели достаточной информацией для достоверного детального описания событий, поэтому они наполняли мученичества топосами.  

Но некоторые сюжеты были важны не просто для описания, а выполняли дополнительную функцию. В коптских памятниках повторяется сюжет, как на мученика не оказывают влияние магические действия и зелья. Как отмечает исследовательница Анна Рогожина, агиографы использовали этот сюжет ради дидактики, чтобы предостеречь христиан Египта, которые по историческим свидетельствам в этот период времени довольно часто прибегали к магическим заклинаниям.

...от житий не всегда можно требовать исторической достоверности, на которую они и не претендуют. Житие говорит нам в первую очередь о значимости святого для Церкви и церковного народа, рисует нам его духовный образ. Что же касается исторического облика святого, то в некоторых случаях он остается как бы за кадром.

И здесь важно сказать о той третьей жизни каждого святого, которую он проживает в опыте верующих на протяжении многих столетий, протекших после его смерти. Речь идет об исцелениях и чудесах, совершающихся у мощей или гробницы святого, о многообразной помощи, которую оказывает святой, когда к нему обращаются с молитвой. И во многих случаях оказывается, что таинственным образом эта жизнь святого в опыте Церкви соответствует тому, что мы можем узнать о святом из его жития. И житие, лишенное исторической достоверности, становится безусловно достоверным на каком-то глубинном и опытном уровне. И чудеса, описанные в житии, затем многократно повторяются в опыте других людей (Митрополит Волоколамский Иларион. Неудобные вопросы о религии и Церкви).

— Как верующему человеку принять наличие в житиях неподлинного материала без ущерба для своей веры?  

— Как минимум, принять наличие топосов в текстах как неоспоримый факт. Для некоторых христиан это, правда, самый настоящий вызов. Расскажу историю из моего опыта преподавания агиографии. В группе студентов-второкурсников в ПСТГУ почти всегда находятся те, которые приходят в смущение и недоумение, когда узнают про топосы в агиографических текстах. Я стараюсь достаточно аккуратно вводить эту тему и обязательно заканчиваю фразой: «Вам необходимо выработать личный подход к этим текстам с учетом полученных знаний».  

Так что ваш вопрос поднимает важную тему. Стоит помнить, что многие топосы основаны на реальности, даже если на первый взгляд это трудно себе представить. Просто реальность описана исходя из иных, непривычных нам законов. Это законы литературных средневековых жанров, что ни в коей мере не умаляет достоинство того или иного святого. Как, допустим, современную биографию или автобиографию нельзя назвать стопроцентным отражением личности, потому что это тоже литературные жанры.

Кроме того, средневековые агиографы ни в коем случае не обманывали читателей — они повествовали о святости, как знали, умели и как ожидали их читатели. Ну и важно не забывать, что по степени важности для христиан на первом месте стоит Библия, на втором — патристическая литература, и лишь на третьем — агиография и прочие тексты Предания.

Житие святого — это его словесная икона, некий идеализированный образ: оно всегда пишется в соответствии с каноном, за пределы которого автор редко позволяет себе выйти. (Митрополит Волоколамский Иларион. Неудобные вопросы о религии и Церкви).

— Пользу или вред, на ваш взгляд, приносит образ «идеального святого»? 

— Мне кажется, образ идеального святого для современного человека нейтрален. Он пришел к нам из древности, это часть нашего христианского наследия, на него ориентировались наши предки. Уже за одно это его следует уважать. Во все эпохи были выдающиеся личности, которых идеализировали. В повседневной жизни мы часто обращаемся к идеальным образам, даже когда говорим, что нет идеальной матери, водителя, чиновника. Да, идеализация искажает реальность, но она же мотивирует и настраивает позитивно. Древние агиографы, видимо, были оптимистами и с надеждой на внутренний ответ слушателя предлагали христианину совершенный образ святости!  

Явление Ангела Господня в схиме святому преподобному Пахомию Великому. Фреска монастыря святого Николая Анапавсаса в Метеорах, Греция

Источник: Демид / Fotoload

Как видите, я изначально защищаю такого идеального святого, потому что он зачастую даже у христиан вызывает раздражение, ему нет доверия, хочется услышать больше о человеческой слабости. Но узнать больше о средневековых святых мы уже не сможем, они так и останутся для нас идеальным образом. Хотя в их житиях все равно можно найти очень интересные сюжеты.  

Если же мы говорим не о древних святых, а о тех, кто ближе к нам по времени, то о них мы знаем как раз больше достоверных сведений. И они предстают не всегда идеальными людьми. Хотя желание обойти молчанием неидеальность святого, я думаю, было, есть и будет всегда.

Один древний церковный писатель сказал: «Церковь — это не общество святых, а толпа кающихся грешников». Святость — особое и редкое состояние, которого достигали немногие. Однако святые были в Церкви во все времена — начиная с I века и вплоть до наших дней. И сейчас живут среди нас люди, которые будут прославлены в лике святых. Я лично знал нескольких людей, которые сегодня официально признаны Церковью святыми.

История Церкви показывает, что количество святых возрастало пропорционально тяжести гонений, которые на нее обрушивались. Первые три века христианства, когда Церковь подвергалась гонениям в Римской империи, были эпохой массового мученичества. Ситуация повторилась в ХХ веке, когда массовые репрессии обрушились на христиан и в Советском Союзе при Ленине и Сталине, и в Германии при Гитлере, и в других странах при различных антихристианских и диктаторских режимах. В Русской Православной Церкви более двух тысяч мучеников и исповедников ХХ века прославлены поименно. А общее их количество невозможно сосчитать (Митрополит Волоколамский Иларион. Неудобные вопросы о религии и Церкви).

— Стоит ли писать жития новых святых в том же стиле, что и древние, добавляя в них специфические топосы, или же стоит отдать предпочтение исторической достоверности? 

— Конечно, следует передавать только достоверные сведения. Мы просто не имеем права поступить иначе, ведь мы пишем для современного читателя!  

Здесь, конечно, есть свои подводные камни, особенно в отношении двух вещей. Во-первых, человеческая память. Это сложный механизм, и не всегда воспоминания свидетелей и \ или близких людей точно отражают события, разговоры. Во-вторых, чудеса. Вообще, чудесные истории — почти всегда очень личные, и к их пересказу нужно относиться очень аккуратно.  

Я думаю, что святость всегда сложно передать словами, ведь святой ближе к тому миру, где не нужны слова. Поэтому специфические средневековые топосы в житиях новых святых, претендующих на достоверность, скатываются к православным сантиментам и христианству в розовых очках. На мой взгляд, на такое чтение не стоит тратить время. Зато можно ознакомиться с литературным переложением агиографического материала, но это другой жанр, в них часть сведений — измышления автора для красоты и стройности повествования. Например, у немецкого писателя XX в. Томаса Манна есть прекрасный роман «Иосиф и его братья», один из моих любимейших. Это авторская интерпретация ветхозаветных событий. На мой взгляд, роман гениален, после его прочтения история Иосифа стала мне ближе, хотя он изображен не как идеальный святой, а как обычный человек со своими слабостями. 

Другой пример — это роман нашего современника Евгения Водолазкина «Лавр», правда, здесь вся история полностью выдумана автором. Этот роман я настоятельно советую прочесть всем своим студентам в ПСТГУ. В нем путь главного героя — это путь святого. В тексте обыграны самые разные житийные топосы, но как талантливо!  

В 2020 г. «Лавр» поставили на сцене МХАТа. Худрук театра Эдуард Бояков отважился, иначе я не могу сказать, на постановку агиографического нарратива! И у него получилось рассказать о Лавре так, чтобы современный московский театрал понял и принял эту историю — повторю, средневековую агиографическую по своей природе историю! Такие примеры показывают, что в агиографическом материале все еще есть скрытый потенциал, который можно и нужно использовать. 

— Многие христиане нашего времени воспринимают жития как бесспорный источник исторической информации о святом. Как доносить до этих людей информацию о том, что жития содержат часть материалов, не обладающих исторической достоверностью? И стоит ли вообще это делать? 

— Несомненно, стоит. Только делать это я предлагала бы не грубо и авторитетно, как ученый невежде, а аккуратно и с любовью. И если человек не хочет понять, то оставить его. Это очень важный момент. Бывает, что человеку трудно это понять. Тогда не стоит его в чем-то убеждать, ведь вера — это очень личное. Пусть человек сам поймет постепенно. Ведь я точно уверена, что отрицание того, что агиографический материал может нас чему-то научить, — это тоже крайность. А царский путь — он срединный. Кстати, о жизни святых и бытовании агиографических текстов есть много информации в Православной Энциклопедии. Это качественные научные исследования.  

Напоследок хочу рассказать историю из личного опыта. В свое время я прочла один очень простой сюжет из монашеской литературы о простеце в храме, который разговаривал со Христом как с обычным послушником. Не могу объяснить, почему, но он тронул меня тогда (и трогает сейчас) до глубины души. Однажды мы обсуждали его с моей близкой подругой, с который у нас общий бэкграунд, и она достаточно профессионально оценила эту историю как незатейливую и малоинтересную. Для меня тогда ее оценка стала откровением. Я понимала и понимаю, что в принципе она права, но ничего не могу поделать — лично я вспоминаю этот сюжет с трепетом, хотя он и основан на топосе. 

Мне кажется, у всех есть такие свои личные истории и сюжеты. И даже если окажется, что ваша история, как и моя, вырастает из топоса, это ее не портит, не надо отбрасывать ее как ненужную. Не зря же в топосе для древних и агиографов, и читателей скрывались красота и истина.   

Беседовал Алексей Шириков