Седмица 35-я по Пятидесятнице

Был в некотором городе один человек (не скажу его имени, остерегаясь выставлять на позор скончавшегося), имевший своим промыслом ростовщичество. Одержимый страстью сребролюбия, он был скуп и относительно собственных издержек (ибо таковы сребролюбцы). Не считал он никого достаточно верным стражем своего кошелька; но, закладывая деньги в углубление стен и замазывая снаружи глиною, хранил своё сокровище в неизвестности от всех. Внезапно он отошёл от жизни, не известив никого из домашних, где зарыто золото. А дети его, надеявшиеся по своему богатству стать знатнее всех в городе, искали повсюду: раскапывали полы в домах, очищали снизу стены, переворотили, как говорится, каждый камень, но не нашли ни овола. Ведут они жизнь бездомную, бесприютную, нищими, проклиная каждодневно глупость отца.

Многое из преподанного апостолами устно и заведённого ими лично вошло потом в писания преемников их, пастырей Церкви, а многое оставалось ими незаписанным, а хранилось в сердцах или в практике, намеренно не передавалось письменно, как, например, образ совершения Таинств. Многое и после апостолов введено; но на основании апостольского предания и в том же духе. В этой общей массе сокрыто и непосредственно апостольское. Вот и следует содержать всё, содержимое Церковию, из серьёзного опасения, как бы, опасаясь принять не апостольское, не попрать и апостольского. Попрание апостольского есть уже дело пагубное; тогда как принятие во уважение не апостольского, но согласного во всём с апостольским и проникнутого духом его, никакого вреда причинить не может. Опасение законное одно, как бы не принять чего противного апостольскому. Но за этим блюдёт сама Церковь, имея постоянным законом отвергать всякое предание, которое, являясь под именем апостольского, было бы противно апостольскому учению.