Великая лавра Саввы Освященного. Глава 5. Благословение

Освеженные и утолившие жажду у источника святого Саввы, отдохнувшие в тени, мы поднимаемся вслед за Хри́стосом к нижней башне, стоящей чуть поодаль от монастырской стены. 

Он сделал для нас все, что мог, мы от души благодарим и записываем на клочке бумаги свои имена — на молитвенную память. 

— И сына запишите... — подсказывает Христос. 

— А я уже записала... — засмеялась я. 

И в нечаянном порыве сняла с шеи цепочку с серебряным крестом и протянула его монаху. Крест отлили в Псково-Печерском монастыре по типу древнерусских нательных крестов, он был мне очень дорог, но дорогое для сердца и хотелось сейчас отдать. 

— Это мне? — Хри́стос рассмотрел крест, поцеловал его и надел. — Подождите еще немного... десять минут.

Рослая черная фигура быстро удаляется в сторону калитки. 

А мы сидим на ограждении глубокого рва, отделяющего башню от стены, и смотрим на лавру, потому что еще не насмотрелись. 

Залитая жгучим солнцем панорама холмов, строений и куполов мощно завершается юстиниановой крепостью-башней, в которой монахи могли скрываться от набегов сарацин. Она же служила сторожевой: монах с верхней площадки издали видел пришельцев и кричал вниз, братии, или звонил — в малый колокол. А при встрече архиереев звонили в большие русские колокола. Раньше в башне была библиотека с греческими, армянскими и славянскими книгами, но от нее почти ничего не осталось. 

Когда-то на этом месте могли сидеть Савва Освященный или Иоанн Дамаскин — один из великих богоносцев и богословов, принявших постриг в лавре в VIII веке, — и видеть те же купола и колокольню, те же обрывы, охристые холмы, опаленную пустыню. Их житие стало для нас зримым, пусть даже условно зримым... мы коснулись его внешней ограды, и уже это наполняет радостью. 

Хри́стос возвращается с тремя открытками с иконы святого Саввы: мы не могли ее видеть, и вот увидели. 

— Хорошо? — полувопросительно говорит он. 

Так хорошо, что все мы смотрим друг на друга с улыбками, и наполняющая радость выплескивается через край: 

— Хорошо нам здесь быть... — вспоминаются мне вслух слова Петра на Фаворе, и в этом есть своя правда.

— Это благословение святого Саввы... — согласно кивает монах. 

Мы шли вверх по дороге к башне Юстиниана, когда в воздухе поплыл первый чистый бронзовый звук удара в колокол. Звук еще таял вдали, но его уже настиг другой, такой же глубокий и сильный, и пустынное пространство стало наполняться звоном, как было оно залито светом.

Лаврская колокольня

Источник: irenase / Livejournal

Я взглянула на часы — около одиннадцати, значит, в лавре мы провели всего часа два, а казалось, день прожит до края. 

— Почему звонят? К службе стучат в било... Праздника тоже нет... 

Замерев на вершине холма, окинув долину прощальным взглядом, мы слушали звон. Он отзывался щемяще родным — памятью о Троице-Сергиевой Лавре, Дивееве, о тех же Печорах Псковских: над нашим земным пространством и временем, которые во зле лежат, как над Долиной Плача, есть единая Великая лавра, и святые всех времен — обитатели ее.

А верующие... Одним позволен вход в алтарь; другие молятся в храме, или, вот как мы теперь, счастливы тем, что приходят к вратам монастыря и из источников живой воды утоляют неутолимую жажду... 

Больше года прошло после моего возвращения со Святой Земли. 

Однажды я рассказывала священнику об этом посещении лавры, и он спросил: «А вы не думаете, что не было другого повода для колокольного звона, кроме ваших проводов?» Что если, и правда, это был прощальный царский дар братии — проводить вас, безвестных паломниц из России, звоном русских колоколов?

Икона Саввы Освященного

Источник: Wikimedia Commons 

Я люблю подаренную открытку с древней иконы, в ней есть изысканность, печать мастерства. Савва Освященный стоит на холме над четко прочерченным внизу силуэтом лавры, лежащей слева у его ног; справа тоже условные башенки и ограды — другие его монастыри. 

Голова святого с непропорционально большим лбом и тонкими чертами, с серебристыми волосами и бородой, обведена нимбом. Глаза под длинными линиями бровей; бездонный, проницающий душу, сосредоточенный и спокойный взгляд. Высокая фигура облечена в темно-зеленый плащ, расходящийся сверху и открывающий синий аналав — часть схимнического облачения — с вышитым красным голгофским крестом. Под аналавом — золотистый подризник, словно пронизанный изнутри светом. Правая рука с длинными перстами поднята для благословения, в левой — посох и полураскрытый свиток монашеского устава. Плащ полуовалом обводит фигуру снизу, создавая обрамление, освещенное от фигуры святого, и эти отсветы лежат на холмах, на стенах и башнях. 

Никогда при жизни не носил святой Савва, принятый за нищего у императорского дворца, такой одежды, — это прекрасное одеяние его небесной славы. 

Икона обрамлена клеймами. В верхних — поясная фигура Христа и с двух сторон — Богоматерь с Младенцем. В боковых клеймах — образы патриархов, святителей, отшельников, столпников, мучеников и святых жен, стоящих по двое, но обращенных к центральной фигуре Саввы, над их нимбами неразличимые на открытке надписи имен. 

А по нижнему краю — две группы святых, представляющих бессчетное и непоименованное множество обитателей пустыни, населенной ее освященным архимандритом, как святой град. И благословляющий жест Спасителя повторяется в благословении святого Саввы, обращенном к окружающим и предстоящим, к земле и миру. 

«Слово благословение происходит от благого слова. Если же хотите узнать, откуда происходит благое слово, где его первоисточник и глубочайший корень его силы, то найдете, по указанию божественного тайнозрителя Иоанна, что в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков (Ин 1:1-4). 

Человек сотворен по образу Божию... и в даре слова он получил нечто по образу творческого Слова Божия... Та самая жизнь или сила, которая есть в Боге Слове, сделалась светом человеков. Внутренний свет человека проявляет себя в слове. 

Итак, поскольку Бог Слово сказал, и стало так (Быт 1:6), и это было хорошо (Быт 1:8), то не удивительно, что и человек, когда он находится в возвышенном состоянии образа Божия... из глубины благости сердечной изрекает слово, и оно действует, оказывается могущественным, творит благо. 

...Слово Божие, являясь ли открыто в устах людей, приближенных к Богу, или действуя сокровенно из сердец их, творит чудесные дела, некоторым образом подражающие творческим действиям Бога. 

...Благословлять, в наивысшем значении этого слова, значит простирать действие Божия Слова на Божии творения. 

...Святые, как сосуды, очищенные верой и духовными подвигами, исполненные благодатью, отверзаемые любовью и переливающиеся, являются... живыми потоками благословений, неистощимо текущими и орошающими. Благословение Христово непрестанно льется в них и переливается через них... Оно изливает свет и мир в души, исцеления в тела, подавая благую помощь повсюду невидимую, но обильную и разнообразно плодотворную небесную росу на землю». 

Эти слова, прозвучавшие для меня как откровение, принадлежат Филарету, митрополиту Московскому, недавно причисленному Церковью к лику святых. 

Под этим благодатным верхним светом я вижу с пронзительной болью в глазах и сердце нашу горькую опустошенную землю. 

Народ Мой был, как погибшие овцы; пастыри их совратили их с пути, разогнали их по горам; скитались они с горы на холм, забыли ложе свое. 

Все, которые находили их, пожирали их, и притеснители их говорили: «мы не виноваты, потому что они согрешили пред Господом»... 

...Израиль — рассеянное стадо; львы разогнали его; прежде объедал его царь Ассирийский, а сей последний, Навуходоносор, царь Вавилонский, и кости его сокрушил... 

Господь открыл хранилище Свое и взял из него сосуды гнева Своего... 

Как дальний благовест, как чистый колокольный звон, освящающий землю от пустыни Святого града до края нашей земли, я слышу превечное Слово, ловлю отзвуки и отражения Его. Но потом с той же пронзительной болью слышу наш некогда великий, могучий и прекрасный русский язык, теперь — осовеченный, омертвевший, бездуховный, изолгавшийся и оскверненный. 

Прежде великая — литература заговорила на языке сквернословия. Это не восстание ее против распада, но обнаружение собственного падения, узаконенного как норма оскверненного падшего существования. От избытка сердца глаголют уста, святое место пусто не бывает, и души, утратившие все святое и тем уподобившиеся носителям темных сил, от своего избытка изливают на землю смертоносные яды разложения. 

Слово, лишенное благодати, — это убиенное слово. 

Изображение мира, лишенное достоинства иконы, — карикатура на мир. 

Икона может изображать и Распятие, смерть Бога, оплакивание Христа — самое трагическое в мире, но она знает о Воскресении. 

Иначе приходит на память бердяевское: «Дьявол есть изолгание бытия». И в окружающих нас псевдореальностях — мнимой свободе и свободной мнимой любви, мнимом реформаторстве во имя мнимого будущего блага, мнимом мире во время убиения тысяч безвинных стариков, солдат и младенцев, все явственнее проступают искаженные черты того, кто есть лжец и человекоубийца от начала, и подобия его — человека беззакония, переставшего быть иконой Бога. 

Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня... 

Время Господу действовать: закон Твой разорили. 

А я люблю заповеди Твои более золота, и золота чистого... 

...Дивны откровения Твои; потому хранит их душа моя... 

...Призри на меня и помилуй меня, как поступаешь с любящими имя Твое. 

Утверди стопы мои в слове Твоем и не дай овладеть мною всякому беззаконию... 

...Правда Твоя — правда вечная, и закон Твой — истина... 

...Вижу отступников и сокрушаюсь, ибо они не хранят слова Твоего... 

...Основание слова Твоего истинно, и вечен всякий суд правды Твоей. 

Да приблизится вопль мой пред Тя, Господи; по слову Твоему вразуми меня. 

Да приидет моление мое пред лице Твое; по слову Твоему избавь меня. 

Уста мои произнесут хвалу, когда Ты научишь меня уставам Твоим. 

Язык мой возгласит слово Твое, ибо все заповеди Твои праведны. 

Да будет рука Твоя в помощь мне, ибо я повеления Твои избрал. 

Жажду спасения — Твоего, Господи... 

Жажду спасения Твоего...