Великая лавра Саввы Освященного. Глава 2. Весна в пустыне Святого града

Валерия Алфеева

Весна в израильской пустыне
Весна в израильской пустыне
Источник: «Израиль для вас»

На земле народа моего будут расти терны и волчцы... доколе не излиется на нас Дух свыше, и пустыня не сделается садом.
Ис 32:13-15

Ранняя весна с ее благословенными ливнями неузнаваемо преображала в прежние века сухие пустыни Палестины. Красными маками покрывались каменистые склоны холмов. Разливы душистых лилий тянулись вдоль ручьев и рек; белые с золотом озерца нарциссов, как в чашах, стояли на дне долин. Благоуханием наполняли промытый воздух цветущие померанцевые, миндальные и масличные деревья, бальзамический кустарник и кипарисы. И всякая пустынная травка пробивалась из растрескавшейся земли — вереск, иссоп, полынь и дикая мята. А в зеленых Саронской и Иерихонской долинах расцветали гиацинты, тюльпаны, розы...

В ранние века так цвела в Палестине и весна духа, когда монастыри разрослись, как оазисы в мертвой пустыне.

Они явили миру самый совершенный образ его бытия и исполнение лучшего Божиего замысла о человеке. С тех пор каждая новая цивилизация, каждое новое поколение, каждый из нас заново осмысливают свое предназначение, хотя суть его раскрыта на заре нашей эры — на все времена. Какими ветрами развеялась память об этом?

И способны ли мы вернуться к изначальной ясности знания о себе?

Вот один из плеяды великих святых, положивших в Египте иного жития вечного начало, воскрешавший мертвых Макарий Великий беседует с братией о совершенстве. Душа есть создание умное, — говорит он, — исполненное красоты, великое и чудное, подобие и образ Божий. Эту прекрасную обитель Бог сотворил для Себя, как землю создал для человека. Без Святого Духа душа умирает и подвергается распаду, как тело без души. Но в сердце смешаны свет и тьма, покров страстей и пороков затмевает бессмертный образ Божий. Эта завеса снимается скорбями и унижениями, посылаемыми Богом для углубления души и освобождения ее от ложных ценностей, великим подвигом очищения, обращенностью всех сил и любви к Господу и отречением ради божественной любви от земных пристрастий. Душа просветляется, входит в сияние нетварного света, приобщается к жизни Святого Духа, еще на земле вкушая блаженство Вечности. И приобщение к этому блаженству порождает неутолимую жажду, влекущую в светоносную беспредельность.

Это и есть христианство — не охлажденное, низведенное к обрядам и нравственным прописям, а тот животворящий огонь, который Господь пришел... низвести на землю, — возжигать его в пустыне мира и призвано монашество. В золотые века духа очертания Небесного Иерусалима проступают на земле, и становятся зримыми образы его обитателей — святых, наделенных божественными дарами. А устремление каждой облагодатствованной души является центром, круги от которого расходятся по судьбам народов и изменяют их судьбы.
В самом начале IV века Иларион, выросший среди палестинских язычников и получивший образование в Александрии, был просвещен там светом христианства и посетил монастыри в египетской пустыне.

— Добро пожаловать, восходящая заря... — кротко приветствовал Антоний Великий пятнадцатилетнего гостя.

— Мир тебе, столп света, просветивший вселенную, — тихо ответил он.

 

Преподобный Иларион. Миниатюра Минология Василия II. Ватиканская библиотека, Рим
Источник: Wikimedia Commons

Иларион провел два месяца в близком общении со святым Антонием, получил его благословение на отшельничество и ушел в Палестину, унося на плечах грубый шерстяной плащ Антония, на поясе его монашеский ремень, а в потрясенной душе — образ истинного величия.

Он раздал имущество умерших родителей и удалился на берег Средиземного моря в нескольких часах ходьбы от газской пристани.

Напрасно родственники пугали его разбойниками.

— У того, кто ничего не имеет, нечего отнять...

Напрасно устрашали его смертью в пустыне.

— Тому, кто всегда готов умереть, нечего бояться, — отвечал он.

Тот, кто ничем не связан на земле и ничего не боится, обретает царственную свободу.

Он сплел шалаш из тростника и пальмовых листьев, через несколько лет выстроил келлейку из кирпича ниже собственного роста и в длину своего тела, и в ней прожил пятьдесят лет. Спал на голой земле, вкушал раз в день после захода солнца несколько смокв и сок трав или размоченную в холодной воде чечевицу, или сухой хлеб с солью, часто и по три дня оставался без пищи, не нарушал уединения посещением селений. Но в юности он переписал своей рукой Евангелие и знал Священное Писание наизусть, а его молитва была непрестанной.

После двадцати лет сурового подвига он получил дар прозорливости, дар побеждать болезни, страсти и нападения бесов. И из неоскудевающей сокровищницы Божией благодати он милосердно оделял страждущих: больные исцелялись, слепые прозревали, одержимые обретали покой во Христе.

Молва о нем разошлась далеко, и вокруг его келлии выросли из камня и тростника приюты сотен отшельников, — так в сороковых годах IV века возникла лавра преподобного Илариона.

Духовно созревшие аскеты расходились по Палестине и Сирии, создавали свои обители. И раз в год, в пору сбора винограда, преподобный Иларион обходил их, сопровождаемый сотнями подвижников. Со временем жители окрестных селений стали приветствовать эти великие шествия христиан, давать им приют и снабжать пищей. А приходя в обитель, Иларион с глубоким участием обозревал ее внутреннюю и внешнюю жизнь, посещал каждого инока и беседовал о его духовном состоянии.
В первых лаврах соединял аскетов не устав, а это руководство аввы. Как святой Антоний в Египте, преподобный Иларион в течение тридцати лет духовно укреплял разбросанные в Палестине общины, и как Антонию, время усвоило ему определение — Великий.

К его обители стекались епископы, пресвитеры и монахи, толпы христиан за наставлениями и исцелениями. А сам он плакал и тосковал о прежнем уединении и безмолвии и наконец к нему вернулся — вопреки усилиям нескольких тысяч христиан, собравшихся, чтобы его удержать.

Ему было 65 лет, когда одна из паломниц посетила его на пути к Антонию Египетскому.

— Хотел бы и сам я идти к нему, — сокрушенно сказал старец. — Но вот уже два дня, как мир лишился этого великого мужа.

Через несколько дней дошла весть о кончине Антония. Потом авва Иларион странствовал шестнадцать лет. Он начал с места подвигов своего духовного наставника — горы святого Антония с насажденным им виноградником и выкопанным водоемом, с малой келлией в скале; посетил монастыри в Египетской пустыне и сам надеялся остаться в ней наедине с Богом. Но так ярок был благодатный свет, исходящий от святого, что сияние славы сопровождало его и по раскаленным нильским пескам и по бурному морю. О нем возвещали усмиренные им стихии, дожди, пролившиеся на сожженную землю по его молитвам. За ним, вопреки его воле, следовали ученики, разыскивая его в Египте, в Сицилии и на Кипре.
На Кипре этот мученик славы наконец скрылся от нее на лесистой горе, где и провел последние пять лет. Развел небольшой садик с фруктовыми деревьями, носил из источника под горой чистую воду, наслаждаясь великим покоем в этом малом уделе, блаженством богообщения на земле.

Незадолго до конца жизни облеченный в священный сан, опять окруженный любимыми учениками, до последних дней чудотворящий и исцеляющий, в восемьдесят лет он и умер в этом саду, завещав палестинским последователям все свои сокровища — его рукой переписанное Евангелие, монашеский куколь и хитон.

Действовавшая в нем божественная сила чудотворила и после погребения, — ибо умирает лишь тело, но бессмертен облагодатствованный дух. И христиане Кипра собирались на всенощные бдения, озаряя свечами верхушку его горы, и жители Палестины устраивали торжественные празднества в его лавре, умножая над грешным миром принесенный великим святым небесный свет.

Место отшельничества преподобного Илариона
Источник: «Travelers in the Middle East Archive»


Лавру Великого Илариона разрушили и сожгли в гонения императора Юлиана Отступника. Но можно проследить по библейским картам, как центры монашеского жития непрестанно возрождались, перемещаясь к западу Палестины — в Иудейскую пустыню, называемую также пустыней Святого града. Она обнимала все лавры и монастыри от Иерихона и Сорокадневной горы на севере — до Хеврона и Аравийской пустыни на юге; от Иерусалима и Вифлеема на востоке — до Иордана и Мертвого моря на западе. В этих каменистых, безлесных и безводных отрогах Иудейских гор, изрезанных сухими оврагами, пещеры служили убежищами для отшельников.

Дивный промысел Бога, держащего в деснице все нити судеб Своих избранников, являет здесь сначала жизнь Харитона Исповедника. Обреченный на смерть за Христа при римском императоре Аврелиане, он претерпел оковы, бичевания и страшные пытки огнем; но пережил императора, убитого подданными, и вышел из тюрьмы. Харитон уединяется в пустыне, а смерть как будто следует за ним по пятам — он попадает в плен к разбойникам. Они оставляют его на ночь в своей пещере, связанного и опять обреченного. И вот змея отравляет смертоносным жалом вино в кувшине, из которого утром разбойники утоляют жажду. Харитон не только снова переживает своих гонителей, но и наследует награбленные ими сокровища. Часть их он раздает христианам, бежавшим в пустыню от гонений, а на другую устраивает знаменитую Фаранскую лавру.

Мучения преподобного Харитона. Миниатюра Минология Василия II. Ватиканская библиотека, Рим
Источник: Wikimedia Commons

Архимандрит Леонид, начальник Русской Духовной миссии в Иерусалиме, в конце прошлого века счастливо обрел в шести милях от Святого града поселение лавры: множество естественных и высеченных по отвесным обрывам в верховье Фаранского потока пещер, почти недосягаемых, с остатками древнего водопровода и мельницы.

С помощью проводников он поднялся по каменным осыпям, по ступеням в скале к природному выступу, похожему на балкон под семью окнами правильной формы, и обнаружил четыре смежные пещеры. Самая просторная — двенадцать шагов в длину и десять в ширину, высотой чуть больше человеческого роста — служила церковью. Три окна выходили на поток, ниши в восточной стене были предназначены для горнего места и жертвенника, рядом угадывалось помещение ризницы. Спуск у северной стены вел в усыпальницу с боковыми нишами и остатками костей: среди них обрели последнее упокоение и мощи преподобного Харитона. Последовательно уходил он — как святой Иларион от славы — из разраставшихся под его началом Фаранской, Иерихонской и Суккийской лавр, но завещал похоронить его в той самой пещере, где он основал первую церковь, а прежде был чудесно спасен от разбойников.

Фаранская лавра
Источник: Bukvoed / Wikimedia Commons

В Фаранскую лавру в начале V века бежал от управления армянскими монастырями двадцатидевятилетний пресвитер Евфимий, сочтя себя недостаточно зрелым для наставничества. Испрошенный у Бога после долгой бездетной жизни родителей и посвященный Господу, воспитанный епископом, он вырос в церкви, с отрочества приняв на себя роль чтеца и по мере возрастания в разуме все более возгораясь любовью к Священному Писанию и образам высоких подвижников. В лавре он получил келлию для строгих отшельников и прожил пять лет, большую часть года занимаясь плетением корзин и молитвой. Но после Богоявления уходил со сподвижником Феоктистом в пустыню Руву на берегу Мертвого моря и Святую Четыредесятницу до праздника Ваий посвящал только строгому посту и молитвенному общению с Богом. Впитав же опыт лаврской жизни, они и совсем переселились в горную пустыню.
Как-то пастухи селения Лазария пригнали стадо к потоку, над которым появились у своей пещеры отшельники. Пастухи испугались и обратились в бегство, но со временем жители Лазария стали посещать иноков, удивляясь нищете и подвигу их жизни, а по мере сил и служа им.

Быстро разошлась слава о Евфимии по Палестине, и в кротости и смирении прозорливого сердца, в простоте нрава, с любовью принимал он приходящих на духовное окормление, но возложил на Феоктиста заботы об устроении братии. Если лавра Илариона еще не имела ни единых правил жития, ни церкви, и ради литургии инокам приходилось посещать города, а о пище каждый заботился сам, то новое поселение аскетов создавалось как киновия — форма более глубокого единения, с твердым уставом и послушанием, с совместной евхаристической жизнью и заботой о пропитании. Так определялся на века наиболее распространенный образ монашеского бытия.

Святой Евфимий тоже глубоко страдал от своей славы и в поисках безмолвия оставался на верху горы в пещере, обращенной в церковь. Когда же и здесь жаждущие подвигов его окружили, ночью явился ему Некто и сказал как власть имеющий: «Прими этих братьев, потому что Бог послал их, и впредь не отвергай никого». Над Нижней киновией блаженного Феоктиста выросла лавра Евфимия Великого, устроенная по образцу Фаранской.

Преподобный Евфимий. Мозаика
Источник: Wikimedia Commons


Ранние церковные писатели сохранили бесценные подробности и свидетельства очевидцев о жертвенности этого неотмирного бытия и его осиянной высоте. А Кириллу Скифопольскому, в детстве благословленному самим Саввой Освященным, мы можем быть благодарны за биографии святых Саввы и Евфимия.

Кирилл рассказывает, что некий сарацин, посланный римлянами командовать союзными войсками в Аравии, пришел к блаженному Евфимию со всем своим отрядом и привез парализованного сына Теревона — по откровению юноше во сне. Евфимий исцелил его знамением креста. Тогда и сам исцеленный, и его отец, и множество воинов-арабов приняли христианство.

Через несколько лет этот юноша, оставшийся в киновии, стоял у жертвенника во время возношения Святых Даров, и ему дано было увидеть, как во время пения Трисвятого огонь снизошел с высоты, распростерся по жертвеннику и сокрыл Евфимия.

А другие отшельники передавали Кириллу слова самого святого, что во время Божественной евхаристии ему часто сослужили Ангелы. По его молитве изливались на пустынников щедрые дары Духа, умножался хлеб и елей в оскудевших монастырских кладовых, а ливни наполняли водоемы во время засухи.

Огромно было влияние Евфимия Великого не только среди палестинских монахов, которых при нем стало много тысяч, но и во всей Византийской империи. Твердостью исповедания веры он избавлял монахов от влияния еретиков; в отдельный монастырь собрал крещеных арабов; патриархи и епископы почтительно искали общения с ним; а обращенная им из монофизитства императрица Евдокия строила церкви, монастыри и странноприимные дома по всей Палестине.

Когда же святому Евфимию было восемьдесят два года, в его лавру — уже после десяти лет в монастыре — пришел восемнадцатилетний Савва.

Как могло случиться, что один из тех, которые скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли, хотя весь мир не был их достоин, и кому по их великой жажде Господь открывал источники воды, текущей в жизнь вечную, начал свой крестный путь уже в восемь лет?

Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод... — говорит Господь, и неисповедимы суды Его. Но бывает, что раннее страдание, как бич Божий, изгоняет избранника из обыденности. Вскоре после рождения Саввы мать и отец, назначенный начальником военного отряда в Александрию, переехали из Кесарии Каппадокийской, а сына поручили родственникам вместе с имением. Два его дяди и их жены ссорились из-за имения, и от их «злонравия», о котором упоминает даже Палестинский патерик, мальчик нашел приют в близлежащем монастыре Флавианы. Его обучали чтению по псалтири: Не отвергни меня и не оставь меня, Боже, Спаситель мой! ибо отец мой и мать моя оставили меня... Но я верую, что увижу благость Господа на земле живых.

Строгое общежитие формировало отрока по своим законам, прививая смирение, послушание и ревность к трудам. Когда устыдившиеся родственники стали побуждать его принять наследственные владения, сердце его уже земле не принадлежало. И блажен, кого Ты избрал и приблизил, чтобы он жил во дворах Твоих.

Через десять лет в монастыре Савва принял постриг, уединенная душа созрела для безмолвия. Он отправился на поклонение святыням Иерусалима, а весной ушел к Евфимию Великому, о котором слышал с детства.

Преподобный Савва. Миниатюра Минология Василия II. Ватиканская библиотека, Рим
Источник: Wikimedia Commons

Он увидел невысокую фигуру святого в выгоревшем плаще в субботу, когда тот после недельного уединения спускался из своей пещеры на верху горы в лаврскую церковь. Его аскетическое лицо с мягкими чертами и окладистой, до пояса, седой бородой хранило отсвет божественного безмолвия, тихое сияние благодати. Савва поклонился до земли, принял благословение старца и встретился взглядом с его просветленными, излучающими любовь глазами. И заплакало сердце юноши от блаженной печали. Со слезами просил он принять его в лавру, и святой Евфимий не отверг его, но направил в киновию Феоктиста. Савва, давно желавший исхода из общего жития в уединение, с радостью подчинился иному решению своей судьбы, зная, что Господь Сам благословляет его легкой десницей святого.

И еще десять лет нес он послушания в киновии. Наделенный великими душевными силами, Савва был и рослым, сильным, носил воду, дрова, следил за лошаками. Но приходил первым в церковь и уходил из нее последним, превзойдя многих старших благочестием и постом. Только раз, но благословению Феоктиста сопровождая одного из братии, он посетил Александрию и встретился с родителями. Напрасно они уговаривали его остаться в военном отряде отца, — он отвечал, что уже вступил в воинство Царя и Бога и пребудет в этом служении до конца дней.

А вернувшись, он получил долгожданное благословение святого Евфимия — безмолвствовать в пещере на утесе, к югу от монастыря.

В течение пяти лет в воскресенье к вечеру он уходил из киновии с пальмовыми ветвями и до утра субботы оставался в пещере, не принимая никакой пищи. В субботу возвращался, неся пятьдесят готовых корзин, молился на всенощной и литургии и вкушал пищу за трапезой.

Святой Евфимий, уходя на Великий пост в пустыню Руву, стал брать с собой Савву, провидя, что со временем он станет архимандритом всех палестинских монахов, и разделяя с ним сокровенный духовный опыт.
Кирилл Скифопольский приводит рассказ самого Саввы о том, как в первый раз он, тогда молодой, и еще один инок отправились с Великим Евфимием во внутреннюю пустыню. Как долго шли по безводным местам, едва утоляя голод кореньями. Как непривыкший к пустынной жизни Савва, измученный жаждой, уже не мог двигаться дальше. Старец обернулся, увидел, что тот совсем изнемог... отошел на вержение камня, пал на лице свое и стал молиться. После молитвы поднялся, взял небольшую мотыгу, которой они добывали коренья, и слегка копнул пересохшую, растрескавшуюся от зноя землю. Появилась вода, Савва пил ее и славил Бога, дивного во святых своих...

Еще несколько лет потом были даны ему, чтобы познакомиться с устроением других славных монастырей окрест Святого града — Герасима Иорданского, Сорокадневной горы, Иоанна Хозевита, Иоанна Крестителя, — прежде чем привел его Ангел в ущелье Кедрона.

Но в те весенние, светоносные дни от Богоявления до праздника Ваий, когда он подвизался с Великим Евфимием в пустыне, на тридцатилетнего подвижника снизошла божественная сила — он был освящен свыше задолго до того, как вокруг его одинокой пещеры над Юдолью Плача возвеселится пустыня и сухая земля, и возрадуется страна необитаемая и расцветет, как нарцисс, а его самого станут называть Освященным.