Паломничество на Синай. Глава 1. Эйлат – Залив Акаба – Санта-Катарина

Мы представляем вам первую главу из книги «Паломничество на Синай». Это рассказ о паломничествах в древние монастыри Святой горы, который приотворяет читателю путь в иную, вечную реальность. Живописные и одухотворенные, воспоминания автора возвращают от повседневной суеты к тому, что по-настоящему ценно, неповторимо и непреходяще.

Книга «Паломничество на Синай» впервые полностью публикуется в открытом доступе – на портале «Иисус».

Господи, благослови меня донести свет Твой с Синая.

Просвети изнутри слова мои, как пронизывает солнце зеленую веточку Неопалимой Купины, когда я вижу на просвет резную ткань листа в золотых прожилках, и световая кайма обводит его края. Тонкий ствол в шипах, резной трилистник на черешке слева, трилистник справа, кверху они все мельче... Веточка неброско увенчана тремя листами, и средний из них поднят, как лепесток огня на подсвечнике.

На корне этого Тернового Куста утвержден престол часовни. Над этим корнем – неповторимый в литургической жизни случай – совершается Божественная литургия. И когда монахи поют: «Осанна в вышних!», за окном алтаря виден зеленый куст, горящий и не сгорающий в евхаристическом огне уже семнадцать веков.

Неопалимая Купина в монастыре Святой Екатерины

Источник: Shutterstock

Так вот она, неведомая Каменистая Аравия – третья Палестина...

Справа от дороги поднимается багровая гряда гор и вершинами разрезает небо. Слева разлита глубокая синева Красного моря, неподвижная и матовая. Торжественная, безмолвная монотонность есть в пустынном пространстве, окрашенном в два ровных цвета – багровый и синий – под чистой небесной голубизной.

С непривычной скоростью поглощает дорогу автобус, огибая длинную дугу залива. Безжизненные обрывы отступают один за другим, открывая новые безжизненные обрывы. Они напоминают разломы пирамид, выстроенных в ряд и расколотых от вершины до основания с такой силой, что передняя половина провалилась под землю.

В доисторические времена два гигантских разлома – с северо-востока и северо-запада – пересеклись в Красном море, вырезав между Азией и Африкой треугольник Синайского полуострова. Воды затопили оба разлома, создав на востоке залив Акаба, на западе – Суэцкий залив. Северная часть полуострова, находившаяся под водой, поднялась высоким плато Эт-Тих, обрывающимся к обоим заливам. Новые разломы избороздили твердь во всех направлениях, оставив глубокие скалистые ущелья – вади, и лавины схлынувших вод пронеслись по ним к берегам.

Залив Акаба

Источник: Wikimedia Commons

Автобус пришел с большим опозданием, зато, наверстывая упущенное, мчался с запретной скоростью. Я ехала стоя, отодвинув верхнее стекло. От резкого встречного ветра слезились глаза, но Красное море обрело прежнюю чистую синеву.

Влетели в узкое ущелье, надвинувшееся с обеих сторон темно-коричневым извилистым туннелем. Мелькали вдоль дороги щиты с крупными буквами: «Very dangerous curve» – «Очень опасный поворот», и, как наглядные пособия к тексту, валялись перевернутые машины, обгоревшие до сквозного проржавевшего остова.

Вырвавшись из теснины, долго ехали по бескрайней песчаной долине, покрытой лишь ветровой рябью и редкими кустиками тусклой полыни. Иногда над равниной вырастали одинокие деревца с распластанной, будто срезанной кроной, и взгляд провожал их, как нечаянную радость.

Ты переходишь некую границу – Израиля и Египта, земли и моря, – и вся твоя жизнь отодвигается, остается по ту сторону. По ту сторону границы осталось наше общее бытие, преддверие апокалипсиса, и вся неразрешенность, неутоленность и неисполненность твоей единственной судьбы перед Богом. И вот ничего больше нет – ты одна в мире, ты свободна, душа вырвалась из плена, как птица из сети, и парит в необозримом пространстве. Что ей в этом свечении моря? Что ей эта желтая песчаная река, протекающая в глубоком ущелье между обрывами, дымная зелень сухой полыни и синева небес? Почему не насытится око зрением, и все отзывается глубинным покоем, утолением давней жажды? Как будто полоса отчуждения между тобою и миром исчезла, душа собралась в одно напряженное созерцание, забыла себя перед великой монотонностью и великим многообразием пустыни. И наедине с простором творения она прозревает, насколько мир Божий больше всякого одного страдания, одной жизни, – и в этом есть утешение и надежда. Ты касаешься края ризы Господней, созерцание становится молитвой...

Проплывают мимо песчаниковые или известняковые плато, срезанные сверху по одной горизонтали и так причудливо изрезанные ливневыми потоками и выветренные, что издали они похожи на заброшенные города с кривыми улицами, домами за каменными оградами. И долго тянутся фантасмагорические покинутые кварталы, вдруг вырастая в два, три уровня, и над опустошенными городами словно поднимаются руины крепостей и замков, – это похоже на оставленную памятью прошедшую жизнь.

И на всем пути – из Иерусалима в Эйлат, потом Нувейбу, Дахаб, по пустыне — нарастает и нарастает напряжение, соединяет все звучащие струны в один звук имени – Санта-Катарина...

От последней остановки мои попутчики – европейцы и японцы с рюкзаками – повернули к муниципальному туристическому городку. А я двинулась к монастырю мимо каменной ограды, над которой поднимались тополя в зелени с ноябрьской желтизной.

Перед моим отъездом из Иерусалима русский иеромонах, бывавший на Синае, говорил, что прежде всего я должна взять благословение у архиепископа Дамиана. «Почему не у игумена?» – спросила я. Оказалось, что архиепископ Синая является и игуменом монастыря и, по пустынности окрестностей, в нем постоянно проживает.

Дорога шла снизу, и высокие стены монастыря в окружении еще более высоких гор выросли сразу.

Я остановилась осмотреться, когда меня догнал монах и спросил по-французски, может ли он мне помочь и откуда я. Лицо его показалось мне странно знакомым. Легко вскинув на плечо мою багажную сумку, он прошел в ограду и, прежде чем я успела спросить что-нибудь, взбежал по лестнице. Я поднялась к раскрытой двери, он жестом пригласил войти.

В небольшой зале с книжными стеллажами до потолка и зашторенными от солнца окнами горела люстра. Из боковой двери вышел невысокий седой монах в очках и простом черном подряснике. «Это Его Блаженство Дамиан, архиепископ Синайский, Фаранский и Раифский», – сказал мой проводник и, взяв благословение, покинул нас.

Я подошла под благословение. Владыка указал на обитое вишневым бархатом кресло за столиком и сел напротив.

- Вы из России? – мирно спросил он. – Что там теперь происходит?

Так неожиданно попав с дороги на высокий прием, я снова оказалась перед непосильным вопросом. Два последних месяца я провела на Кипре, потом в Горненском и Гефсиманском монастырях на Святой Земле, и там меня спрашивали о том же.

И мы заговорили о Церкви, оставшейся, как Ноев ковчег в потопе.

- А вы уехали оттуда... совсем?

- Нет, я через месяц туда вернусь.

- И что будете делать?

- Говорить о Боге.

- Да поможет Он вам... – сказал Владыка со спокойным вниманием. – У вас виза на две недели? Если не хватит, можно продлить... Зайдите завтра, составим вашу программу.

Монастырь Святой Екатерины на горе Синай

Источник: Wikimedia Commons

Высокий, сильно сутулящийся келейник лет двадцати принял мой багаж на плечо и ждал, глядя с доверчивой благожелательностью.

- Иоанн проводит вас... Предполагаете ли вы бывать на литургии?

- Это прежде всего. 

- О’key, в половине шестого утра вам будут открывать ворота...

Гостиница для православных женщин, родственниц монахов, размещалась возле монастыря; сейчас в ней жили четыре гречанки. Небольшой холл с мягкой мебелью, зеркала, светильники, выстеленные кафелем душевые, – для пустыни это казалось роскошью. Раньше здесь был пресс для олив; дом перестроили, и потолок первого этажа разрезал окна: на мою комнату приходились их нижние половины, на второй этаж – верхние. Столик с лампой; кровать под длинношерстным верблюжьим одеялом...

Я поставила на стол образок Спасителя из афонского Хиландарского монастыря и с великой радостью поблагодарила Господа, устроившего все так чудесно.

В дверь постучали: египтянин Иосиф, посредник между монастырем и гостиницей, приглашал на трапезу.