Резюме к дискуссии о медитации, йоге и Иисусовой молитве


Modest Urgell «The Bell for Prayer»
Modest Urgell «The Bell for Prayer»
Источник: Museu Nacional d'Art de Catalunya

Портал «Иисус» продолжает дискуссию о том, есть ли место медитации в духовной жизни православного христианина. Мы приглашаем к обсуждению этой темы и хотим собрать максимально широкий спектр мнений. При этом мнение редакции портала может не совпадать с мнением авторов.

Сегодня мы публикуем резюме дискуссии по теме, подготовленной кандидатом богословия архимандритом Феогностом (Пушковым).

Удивительно, что мое исследование, написанное 5 лет назад и посвященное моей сокурснице по ПСТБИ Анне Джурасс, оказалось актуальным сегодня. При этом о самой дискуссии между порталами «Иисус» (Дмитрий Дружинин) и «Богослов» (Алексей Макаров) я узнал post factum публикации моей статьи. Ознакомившись с материалами, я лишний раз убедился, что в русскоязычной теологии по этой теме нет внятного документа (а потому не без гордости порадовался, что оказался первопроходцем в деле «определения понятий»), т. к. сами участники дискуссии иной раз путаются в понятиях, одним и тем же словом называя совершено разные вещи. Т. е., в сущности, выглядит так: «мне это нравится, и это вот и есть медитация».

Также соцсетях я получил вопросы и просьбы «лаконично и просто» изложить исключительно терминологию, т. к. именно с ней путаются читатели. Что ж. Попробуем.

1. Термин meditatio имеет долгую историю в латиноязычной (западной) христианской традицией. Этим термином переводят греческое «μελέτη» [забота, упражнение]. Этим словом обозначается интеллектуальный труд, заключающийся во «вдумчивом прочтении» текстов Священного Писания, а также размышление над сюжетами библейской истории.

2. При этом meditatio это не мистические созерцания. Созерцание имеет свой термин: на латыни — contemlatio, а по-гречески — θεωρία [«теориа»]. При этом учтем, что ряд отцов Церкви (Диадох Фотикийский, Григорий Богослов) термином θεωρία именуют исключительно занятие богословием, причем, в чисто «академическом» смысле: «Теоретизирование», однако, ум, приступающего к θεωρία, должен быть очищен аскезой и размышлениями [meditatio]. Т.е. у указанных отцов «созерцание» тоже не мистическая практика, а просто более высокая деятельность ума, занятого ясным и точным формулированием догматических истин. Иначе обстоят дела у таких отцов, как Симеон Новый Богослов и Григорий Палама, у которых θεωρία — в полном смысле слова переживание сверхъестественного опыта (у СНБ – «зрение» явления Христа во Свете, очень похожее, кстати, по своей форме на созерцания испанских мистиков-кармелитов XIV в. или на созерцания Фаустины Ковальской, а у Паламы –— «лицезрение» «Фаворского Света»).

3. Молитва отличается как от созерцания и медитации, так и от исихии. В молитве человек обращается к Богу и чего-то просит, или воздает хвалу за что-то. Т.е. молитва — это Путь, а пища молящегося путника — это вдумчивое чтение [meditatio] и (кто уж достиг!) — созерцания [contemlatio].

4. От медитации и созерцаний следует отличать ἡσυχία [исихия] — покой. Такое состояние ума, которого он достигает как результат и плод всех упражнений, в т. ч. и молитв. Он насыщен всем, ни о чем не просит и ничего не ищет. То, что в своей сумбурной заметке привел Макаров со ссылкой на митрополита Антония (Блума) — это скорее light version «исихии», чем «медитации». Митрополит Антоний советует успокоить все чувства и ум, а между тем, meditatio как раз наоборот требует усиленной работы ума. Не могу выступить специалистом по вопросу о «дхьяне», но если ставить то, что Макаров описал как дхьяну в какие-то параллели с чем-то, что имеется в святоотеческой традиции, то ближе всего будет исихия. Хотя если следовать более научно проработанной статье Дружинина, дхьяна — это совсем не то, что нам представил Макаров под этим именем.

5. Nota bene: При этом основная проблема возникает именно с использованием термина meditatio для передачи оккультных практик нехристианских (и даже в сущности нетеистических в собственном смысле этого слова) религий и философских движений Востока (преимущественно Индии): индуизма, буддизма, отчасти даосизма. Было бы правильным не называть их meditatio, а подавать под их собственным именем. Но и тут возникают проблемы. Каждая из этих восточных оккультных практик по-разному называет те упражнения, которые интересуют западных «искателей мистических приключений». В йоге это дхьяна, самадхи, санъяма.

6. Статья Дружинина прекрасно излагает суть санъямы (aka «медитация») в йоге, но грешит необоснованным нападением на Лойолу и католическую аскетику. Как показал я в своей статье, образная медитация присутствует и в православии. Лойола советует «представить себе» как мы беседуем со Христом. Но в этом жанре написано не только множество аскетических творений восточнохристианских подвижников, но еще и масса текстов нашего богослужения. К примеру, минутный диалог Богородицы с Гавриилом согласно Лк 1:26-38 «обыгран» в каноне праздника Благовещения аж в 9-ти песнях, каждый тропарь которой начинается соответственно либо «Ангел возгласил» и «Богородица сказала». И дальше в уста ему и Ей вкладываются высокие богословские истины.

К этому же жанру относится и Канон на Плач Богородицы с повечерия Великой Пятницы: «обыгрывается» ситуация «Мать у гробницы Христа», хотя, на минуточку, в Евангелии не говорится о Ее присутствии при погребении, а Ее стояние у Креста, отмеченное только в Ин. 19:25-27, совершается в глубоком молчании. К сожалению, и мнение святителя Игнатия Брянчанинова в этом вопросе не могу считать авторитетным: он критиковал то, чего не знал. Труды западных аскетов еще не были переведены на русский язык, а французский перевод Лойолы (который читал только во фрагментах Брянчанинов) признавался очень плохим самими католиками. Так же, к примеру, Брянчанинов «критикует» и труд другого западного аскета — Фомы Кемийского — «Подражание Христу». Брянчанинов заявляет, что труд Кемпийца «ведет своих читателей прямо к общению с Богом без предочищения покаянием»1Цит. по: Мистика Церкви и мистика западных исповеданий // Религиозно-Философская Библиотека (под ред. М.А.Новоселова), № 37. – Сергиев Посад, 1914; М. Братство свт. Алексия Московского, 1995, 67.. Так ли это? Предоставим слово самому Фоме: «Что пользы тебе рассуждать глубокомысленно о Троице, если в самом тебе нет смирения?.. Лучше предаваться покаянию за грехи свои, чем знать лишь определение того, что такое покаяние»2Imitatio Christi, I: 1, §1.. Впервые перевод трактата «Imitatio Christi» с латыни на русский сделал обер-прокурор Священного Синода Русской Церкви К. Победоносцев и издал его в 1898 году. Тогда как святитель Игнатий Брянчанинов умер († 1867) за 21 год до выхода в свет первого русского перевода. Наиболее адекватным является суждение святителей Дмитрия Ростовского и Филарета Дроздова о произведении Фомы Кемпийца. Филарет как раз вспоминает свой разговор с Брянчаниновым (тогда еще архимандритом): «Книгу о подражании Христу он [Игнатий Брянчанинов] так не одобрял, что запрещал читать. Я возразил ему, что святитель Димитрий приводит слова сей книги, оговариваясь, что Фома Кемпийский хотя иностранный купец, но приносит добрый товар»3Филарет Дроздов. Письмо № 22 (1140) от 22.01.1857 // Письма. Часть 5-я.. Иными словами, Брянчанинов часто бывал тенденциозным в своих взглядах.

7. Теперь о самом важном — об отмеченном сходстве между некоторыми сторонами техники йогов и техники Иисусовой молитвы (на этом сходстве, кстати, постоянно акцентирует внимание расцерковившийся религиовед А. Г. Дунаев, в прошлом – преподаватель МДА). Как мне кажется, Дружинин недостаточно четко и внятно разграничил сущностное различие. Важно понимать, что действительно, «техники» могут быть очень похожими. Сравним другие детали культа: поклонение (в том числе и коленопреклонные молитвы) совершают не только христиане или иудеи, но и мусульмане, и даже язычники, в т.ч. и поклонники индуисткого культа богини смерти — Кали. Так и в технической стороне молитвенной подготовки: важно «во Имя кого» совершается ритмичное дыхание, преклонение колен или концентрация внимания: во имя «самого себя» или некоего «космического разума», или во Имя Христа?

Мне могут возразить, что в таком случае «православные нападки» на техническую сторону некоторых упражнений йоги беспочвенны, раз подобной (едва ли ни в точности «такой же») техникой пользуются и христиане в совершении Иисусовой молитвы. В этом утверждении есть доля лукавства и путаницы. Чтобы вскрыть это лукавство, попробую задать вопрос сторонникам йогических техник: если вы признаете, что в христианской традиции присутствует своя отработанная техника Иисусовой молитвы, при этом очень схожая с некоторыми йогическими практиками, зачем вам эти самые йогические практики? Изучайте практику Иисусовой молитвы и практикуйте ее. Разве это не самый логичный вывод для того, кто ищет упражнений по концентрации своего мышления в христианстве? Действуйте во имя Христа путем тех упражнений, которые разработали опытные в этом вопросе христианские учители. Именно скрытое лукавство (порой подсознательное) присутствует у тех, кто пытается в общем котле смешать йогу и исихазм, имея знакомство и с тем, и с другим лишь на уровне газетных статей.