Духовная жизнь или жизнь Духа?

Этот текст — богословский этюд. Его цель — обозначить антропологические основания, на которых может строиться внутренняя жизнь современного христианина.

Общим местом в дискуссиях о духовной жизни стало противопоставление традиционной аскезы, основанной на святоотеческой антропологии, современным психотерапевтическим практикам, которые базируются на иной, секулярной антропологии.

Христианская антропология, как и богословие в целом, скорее походит на искусство, чем на науку. Это поэзия, в которой сливаются дерзновение человека и вдохновляющая благодать Бога. Поэтому, на мой взгляд, мы можем говорить о стройной христианской антропологии и об очерченной святоотеческой аскезе только в педагогических целях, понимая, что это лишь упрощение живого опыта Церкви.

Подобно тому, как любое великое искусство парадоксальным образом соединяет в себе вечное с мимолетным; богословская мысль и практика духовной жизни в каждом отдельном моменте и месте выражает единение вечных истин и непосредственных сиюминутных переживаний. В этом смысле мы, не ударяясь в дикую эклектику и релятивизм, можем говорить о многообразии форм духовного опыта.

Вместе с тем мы должны говорить и о многообразии, которое характеризует современную психологию, которая занимается сложными теоретическими исследованиями, и психотерапию, понимаемую в широком смысле.

Христианская антропология, в своих лучших проявлениях, окончательно снимает искусственные противопоставления духовного и телесного, священного и мирского, Божественного и человеческого.

Сложность христианства и сложность психологии лишают нас права на поверхностное противопоставление традиционных духовных практик и современной психологии. Более того, я убежден, что именно современные светские психологические практики (например, практики осознанности) могут освободить нас из плена сакральности и открыть подлинные глубины вечно нового христианства.

Человек издревле привык разделять реальность на священное (сакральное) и мирское (профанное). Однако Христос явил условность этого разделения. Евангелие очерчивает конец мистериальному поклонению перед сакральным, открыв перед человеком всю полноту целостного бытия. Борьба с рабством Закону, которой посвятил свою жизнь апостол Павел — это борьба за всю ту же полноту целостного бытия, открытую во Христе. Центром этого бытия, его глубиной является сам Бог. Для тех, кто усматривает здесь пантеизм (все есть Бог), стирающий грань между миром и Богом, я дам более удачный и очень важный для русской религиозной философии и современного общемирового богословия термин — панентеизм (все в Боге и Бог во всем). Но вернемся к разделению реальности на священную и мирскую.

Пока мы делим реальность на священную и мирскую, мы обречены жить шизофренической1Этимологически слово «шизофрения» буквально означает «расщепление ума»., расколотой жизнью. Дитрих Бонхеффер2Немецкий лютеранский пастор, теолог, участник антинацистского заговора и один из создателей Исповедующей Церкви., чье имя становится все более известным русскоязычному читателю, писал об этом так: «До тех пор, пока Христос и мир осмысляются как два пространства, сталкивающиеся друг с другом и друг друга отвергающие, у человека остается только две возможности: отказаться от целостной действительности, остаться в одном из этих пространств, стремиться ко Христу без мира или к миру без Христа»3Бонхеффер Дитрих Этика.  —  М.: Издательство ББИ, 2013. С. 30.. Если здесь и есть революционная новизна, отрицающая архаическую магическую религиозность с его делением на священное и мирское, то новизна эта открылась не одним лишь протестантам в ХХ веке, но была явлена во Христе и провозглашалась великими богословами самых разных эпох.

Итак, первый тезис, на котором основано мое рассуждение, состоит в провозглашении целостности бытия и в отрицании разделения мира на священное и мирское.

Перейдем к антропологии. Психология как в своей теории, так и в области своей практики распадается на разные, часто противоборствующие, направления. В православной среде популярны рассуждения о «безбожной психологии», которая то сводит человека до уровня скотины, то превращает его в робота. Конечно, это грубое упрощение.

В качестве примера, что психология может смотреть на человека во всей его сложности и несводимости до одной лишь биологии, хочу привести пять положений экзистенциально-гуманистической психологии, сформулированные Джеймсом Бьюдженталем в 1963 году:

1. Человек как целостное существо превосходит сумму своих составляющих.

Иначе говоря, человек не может быть объяснен в результате научного изучения его частичных функций.

2. Человеческое бытие развертывается в контексте человеческих отношений.

Человек не может быть объяснен своими частичными функциями, в которых не принимается в расчет межличностный опыт.

3. Человек сознает себя.

Человек не может быть понят психологией, не учитывающей его непрерывное, многоуровневое самосознавание.

4. Человек имеет выбор.

Человек не является пассивным наблюдателем процесса своего существования: он творит свой собственный опыт.

5. Человек интенциален.

Человек обращен в будущее; в его жизни есть цель, ценности и смысл4См.: Ирвин Ялом Экзистенциальная психотерапия..

Эти краткие принципы — лишь один пример того, как многомерно понимается человек в рамках психологии. Возможно, читатели со мной не согласятся, но я не вижу ни одного пункта, который бы противоречил христианскому взгляду на человека. Низведение человека до уровня животного или же попытка представить его как биоробота, работающего по схеме «стимул-реакция» —  это совсем не все, что может дать нам психология.

Но у меня рождается вопрос, что может дать современному человеку христианская антропология и аскетика, чего не может дать психология? Этот вопрос я задаю не только в риторических целях. Этим вопросом я приглашаю к дискуссии.

На мой же взгляд, христианская антропология, в своих лучших проявлениях, окончательно снимает искусственные противопоставления духовного и телесного, священного и мирского, Божественного и человеческого. Если обратиться к священномученику Иринею Лионскому, одному из наиболее ранних представителей святоотеческой литературы, то мы сталкиваемся с поразительно простым, но при этом революционным взглядом на то, что есть человек: «…совершенный человек есть соединение и союз души, получающей Дух Отца, с плотию, которая создана по образу Божию»5Ириней Лионский, св. Сочинения / пер. прот. П. Преображенского. СПб., 1900; репринт: М., 1996. С.446..

Ключевым моментом здесь является то, что человеческий дух, традиционно понимаемый как «орган Богообщения»6Феофан Затворник, св. Толкования посланий ап. Павла. Послания к Солунянам, к Филимону, к Евреям. М., 1998. С.235., с точки зрения святого Иринея, тождественен Святому Духу. Получается, что человек — это психосоматическое единство, через которое реализуется Божественный Дух.

При таком взгляде на устройство человека абсурдным становится словосочетание «духовная жизнь», так как Святым Духом, «Который дышит, где хочет»7Ин. 3:8., невозможно манипулировать, Его нельзя культивировать в себе. Он — основание и центр нашей человечности. Все, что остается нам — культивирование своих души и тела. Сюда можно отнести всю полноту человеческой жизни, которая общая и у верующих, и у неверующих. Начиная с удовлетворения базовых биологических потребностей и заканчивая высшими формами самоактуализации через осмысленное жизнетворчество.

Христианство дает ориентиры, которые помогают не сбиться на пути к той Глубине, имя которой Бог.

 Для человека первого тысячелетия духовность не была чем-то неизведанным. Наоборот, этот человек жил, питаясь от пышного древа архаичной религиозности. Молодое христианство принесло в мир меч, которым было необходимо подрезать это пышное дерево, отсечь могучие, но мертвые ветви. Этим во многом и объясняется то, почему религия Благой Вести толкала египетских и сирийских подвижников на героическое самоумерщвление, которое сейчас покажется нам скорее страшным и диким отрицанием жизни.

Пока мы делим реальность на священную и мирскую, мы обречены жить шизофренической, расколотой жизнью

Для современного человека, живущего в «расколдованном» мире8См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма / Пер. с нем. М.И.Левиной // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990., существует необходимость найти глубину жизни и укорениться в ней. Современная духовная практика должна учитывать более сложное, но при этом более хрупкое состояние человека ХХI века.

Поиск целостности и подлинности — это то проблемное поле, где сходится религия и психология. Но поскольку речь идет о работе с тем, что я ранее выделил как психосоматическое единство, то современное психологическое знание и психотерапевтические практики могут дополнять и замещать традиционные аскетические способы взаимодействия с самим собой. Это похоже на то, как современная медицина заменила древние (в том числе и религиозные) способы изучения человеческого организма и заботы о его здоровье.

Если последовательно переосмыслить нашу духовность не как культивирование некоего «органа Богообщения», но как обнаружение жизни Святого Духа внутри нас, то тогда может быть разрешена проблема зацикленности на традиционной аскезе и сакральных религиозных практиках (я бы отнес сюда, например, формальное вычитывание специальных архаичных молитвенных текстов). Эта зацикленность может быть не только бесплодной, но и вести к фатальным личностным искажениям.

Не отрицая фундаментальной важности молитвенной обращенности к Богу и участию в Таинствах Церкви, я не понимаю, почему современный христианин не может сделать выбор в пользу методов современной психотерапии, но обязан центрироваться на аскетике, реконструируемой по древним монашеским текстам.

30 июля на онлайн-встрече в рамках проекта «Познание Labs» я буду говорить о том, как современные психологические практики осознанности могут войти в повседневную жизнь христианина, актуализировав древнюю традицию христианской созерцательной молитвы. Встреча состоится в 19:00 в прямом эфире инстаграм-аккаунта портала «Иисус».