Что такое «милость»? Подсказка из сирийского языка
В Священном Писании мы слышим о милости Божией, но понимаем ли в полной мере, что означает это слово? Здесь полезно будет сделать шаг назад и рассмотреть это понятие на другом, более древнем языке. Из этого краткого наблюдения вам откроется полный спектр переживаний, заложенном в одном слове.
По-сирийски «милость», «милосердие» — «rahme». Это форма множественного числа. Интересно, что форма единственного числа этого же слова «rahme» означает внутренности (утробу, матку, кишки, половые органы). Форма множественного числа также может использоваться для обозначения нашего нутра. Таким образом, милосердие и «внутренности обозначаются одним и тем же термином.
Семитолог Л. Е. Коган в этимологическом словаре семитских языков показывает, что уже на уровне протосемитского языка произошел сдвиг от «внутренности» к «милосердию». Он делает вывод, что понятия «милосердие», «доброта», «сострадание» возникают из значения утробы. Эта смысловая связь — не чисто семитская и не чисто сирийская, она уходит корнями много глубже
Для носителей сирийского связь между милостью и нутром была очевидна. Милость — это не только волевое решение или абстрактное переживание. Здесь язык выражает картину мира, в которой ты милуешь своим нутром. То есть, испытываешь острое переживание за то существо, на которое распространяется твое милосердие.
Красивая иллюстрация этого понятия есть в 16-й главе Книги пророка Исайи, где говорится: «моя утроба (буквально: мои кишки) гудят, как струны арфы, из-за моей скорби о земле Моава». То есть, епророка буквально скручивает от сострадания. Вот это переживание вложено в идею милости.
Получается, что милость — это любовь, которую ты чувствуешь телом и душой, в этом переживании тела и душа не противопоставляются. «Рыхмаса» — это та любовь, которая, по слову Иоанна Дальятского, охватывает тебя как огонь, делая тебя одним целым с возлюбленным. Это мистический огонь, оставляющий позади ту любовь, которая связана с исполнением заповедей. Милость здесь — то, что переживается и на телесном, и на душевном уровне. Иоанн Дальятский вспоминает диалог Христа с Петром, где Христос спрашивает: «любишь ли ты Меня?» Там используется как раз этот глагол. Иоанн Дальятский говорит, что Христос ставит Петра вместо Себя, потому что любовь делает любящего и любимого одним существом.