Митрополит Иларион: «Мой средний объем — 5 000 слов в день»

Как стать интересным священником? Как все успевать? Как применять знания из богословских книг на практике? Митрополит Волоколамский Иларион ответил в интервью студенту Московской духовной академии, сотруднику Издательского совета Русской Православной Церкви иерею Захарию Савельеву для сайта «Правчтение».

— Владыка, какое событие в стенах Московской Духовной Академии или Троице-Сергиевой Лавры Вам запомнилось больше всего? Самое вдохновляющее или, может быть, наоборот, печальное?

— Мне запомнилось одно событие, которое было одновременно комичным и вдохновляющим. Я пришел преподавать в Московскую Духовную семинарию в 1991 году. И сначала я был назначен преподавателем гомилетики. Но потом, в середине учебного года, произошли какие-то перестановки, кого-то из профессоров уволили, штат серьезно сократили. И вот мне звонит проректор по учебно-воспитательной работе, Михаил Степанович Иванов, и говорит: «Отец Иларион, вас назначили преподавать догматическое богословие». Я спросил, когда моя первая лекция. Ответ был: «Завтра утром».

На следующее утро я вошел в класс догматического богословия, достаточно смутно представляя себе, о чем я буду говорить, хотя сама тема меня всегда интересовала, и я представил себе, что, наверно, я эту тему буду излагать с точки зрения Святых Отцов, в первую очередь очень любимого мною Григория Богослова. И вот я пришел в класс, меня встретили учащиеся с сумрачными лицами. Я спросил: «Что вы думаете догматическом богословии, вам интересен этот предмет?» И мне все стали говорить, что это ужасный предмет, очень скучный, очень занудный. Я попросил показать учебник, по которому занимались. Мне показали. Я его полистал и понял, что, действительно, если так преподавать догматику, то есть раскладывать Бога по полочкам, рассказывать о свойствах Бога и делить эти свойства по категориям, то действительно можно потерять всякий интерес не только к догматическому богословию, но и вообще к богословию и вообще к догматам.

Свой курс я построил на догматическом учении святых отцов. И старался рассказывать о догматах так, чтобы это было интересно студентам, я даже иногда рисовал картинки. Например, объясняя соотношение между апофатическим и катафатическим богословием, я рисовал мелом на доске гору, на которую всходит Моисей и входит в облако. При помощи этой композиции я пытался рассказать о том, что такое апофатическое богословие и что такое «мрак незнания», о котором писал Дионисий Ареопагит. Но вот самый первый день преподавания догматического богословия — он мне очень запомнился.

— Владыка, скажите, что сегодня необходимо делать студенту во время обучения в семинарии, чтобы после ее окончания быть интересным священником, чтобы именно просвещать людей?

— Церковь, ее богословие, ее богослужение — это цельная и когерентная система, в которой все взаимосвязано. Невозможно, допустим, интересоваться Церковью, но при этом не любить литургию. Или любить литургию, но при этом не интересоваться догматами. Если мы не имеем четкого догматического сознания, мы никогда не поймем смысл церковной службы, потому что все богослужебные тексты Октоиха, многие богослужебные тексты Минеи — это все тексты, в которых раскрываются догматы, так же как и Божественная литургия. Поэтому если нет у человека вкуса к этому догматическому учению Церкви, к учению Святых Отцов, то он никогда не поймет богослужения, оно никогда перед ним в полной мере не раскроется.

Священнослужитель — это человек, который призван прежде всего любить Церковь, и любить ее во всех ее ипостасях, во всех ее проявлениях. Те предметы, которые преподаются в духовной школе, в большинстве своем направлены на то, чтобы студент лучше узнал Церковь изнутри. И, конечно, очень важно, чтобы каждый студент в себе пробуждал интерес к тому, что преподается. Многое тут зависит и от самих преподавателей, потому что скучный человек может самый интересный предмет сделать скучным, а яркий человек может самый, казалось бы, неинтересный предмет (такой как, например, церковный устав) сделать интересным.

Очень часто студенты плохо усваивают материал из-за того, что материала слишком много, а им не удается схватить те самые принципы, по которым материал строится. Тот же церковный устав. В нем есть определенная логика. Если просто заучивать различные его рубрики, различные комбинации и соотношения служб, то все это запомнить невозможно. Но если попытаться понять, как построен церковный устав, в чем его закономерность, почему и как те или иные службы соединяются с другими службами, и по какому принципу, тогда церковный устав оживает, и богослужение раскрываются во всей своей полноте.

И, конечно, важно не просто заучивать рубрики Типикона, а вчитываться и вдумываться в литургические тексты, потому что они являются неисчерпаемой сокровищницей богословия. У нас в духовных школах литургика преподается в достаточно полном объеме, а литургическое богословие, к сожалению, либо не преподается вообще, либо преподается в очень усеченном объеме, на мой взгляд, совершенно недостаточном.

Все то, что не удается получить из семинарского или академического курса, студент должен восполнять путем самообразования.

— Владыка, Вы уже двенадцать лет являетесь ректором Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Вы преподавали в Московской духовной академии в 1990-е годы, скажите, как меняется студент? И меняется ли он вообще?

— Студент, конечно, меняется, потому что вот то поколение, к которому я принадлежал как студент, мало похоже на сегодняшнее поколение студентов. Прежде всего, это связано с тем, что мы живем в информационную эпоху, когда у каждого студента есть гаджет, у каждого есть выход в интернет, и то многообразие информации, которую он может получить из самых разных источников, конечно, не сравнимо по объему с той информацией, которую мы могли получать в наше время. Или могли получать те студенты, которых я обучал четверть века назад. Есть, конечно, и другие отличия, но, мне кажется, это одно из самых бросающихся в глаза.

— Владыка, Вы занимаете очень ответственный пост, каждая минута на счету, при этом Вы еще и автор многих книг… Скажите, а как все успеть?

— Недавно меня один архиерей об этом спросил, и я ему изложил технологию, при помощи которой пишу свои книги. Он сказал: «Я не думал, что Вы так ответите. Я думал, что Вы только какие-то темы определяете, а дальше сидит группа людей и все это кладет на бумагу». На самом деле никакой группы людей нет, а пишу я все сам, от начала до конца, каждую книгу, от того момента, когда она задумана до того момента, когда она бывает написана.

За долгие годы литературного труда у меня сложился определенный навык работы. Прежде всего, я должен четко сформулировать тему. Когда она сформулирована, я должен выстроить план работы. Когда план выстроен, я должен найти соответствующую литературу. У меня нет возможности ходить по библиотекам, поэтому часто мне приходится литературу заказывать через интернет. Вот, например, когда я писал шесть томов книги «Иисус Христос: жизнь и учение», на каждый том мне требовалось 200-250-300 книг, которые я подбирал через интернет, потом я их заказывал через Амазон, оплачивал, мне их доставляли или по почте, либо даже мне приходилось снаряжать иподьякона с двумя чемоданами, который ехал в Нью-Йорк и эти поступившие книги просто привозил. Каждую книгу мне требовалось обработать — то есть либо прочитать, либо каким-то образом глазами просканировать, но по крайней мере от 200 до 300 книг на каждый том.

Сам процесс писания у меня обычно подчинен прежде всего церковному календарю, но также календарю гражданских праздников и моих поездок. Мой график в целом очень перегружен. Но в нашей стране люди много отдыхают. У нас, помимо отпуска, который положен человеку по Трудовому кодексу, еще примерно столько же в течение года мы имеем выходных. Мы гуляем в новогодние каникулы 10-12 дней, в феврале в честь Дня Защитника Отечества 4 дня, в марте в честь женщин 4 дня, в мае в честь Дня трудящихся и Дня Победы дней 7-8, в июне в честь Дня России 4 дня, и так далее. В целом таким образом месяц набирается. Все эти гражданские выходные я использую для того, чтобы писать. Плюс отпуск — 2-3 недели. Плюс всякие паузы в течение рабочей недели: где-то час-два, а где-то полдня или полночи.

Если высвобождаю себе полный день, то за этот день мой средний объем — 5 000 слов. Этот объем включает и написание текста, и чтение соответствующей литературы. Когда я учился в Оксфорде, то максимальный объем докторской диссертации составлял 100 000 слов. При моей технологии я могу написать такую работу за 20 дней.

— Что Вы скажете семинаристам, которые читают Ваши книги? Им все очень нравится. Но когда они приходят, и основной акцент в литургии делается не на богословие, а на внешнее исполнение, и из-за этого начинаешь закисать, причем закисать очень серьезно, что в этом случае делать?

— Я хочу пожелать каждому семинаристу и учащемуся академии научиться вникать в суть того, что преподается. Если тот или иной предмет, ту или иную научную область воспринимать просто как сумму сведений, то и ума человеческого не хватит, и терпения не хватит, и сил не хватит на то, чтобы «объять необъятное». А вот если человек научится понимать суть вещей, то каждая богословская дисциплина, каждая грань жизни Церкви будет для него открываться. И он будет понимать, что в этом есть смысл, что церковная жизнь, включая ее богословие и богослужение — она, как я сказал в самом начале, является когерентной системой, из которой невозможно изъять тот или иной элемент без ущерба для целого.

— Владыка, сегодня по благословению Святейшего Патриарха Кирилла под вашим руководством выпущена целая линейка учебных пособий для бакалавров духовных школ. Некоторые из них стали лауреатами Открытого конкурса изданий Издательского Совета Русской Православной Церкви «Просвещение через книгу». Каким, по Вашему мнению, должен быть корпус учебных пособий для духовных школ, чтобы он удовлетворял потребностям современного этапа развития духовного образования?

— Чтобы учебник был интересным, он должен быть написан с вдохновением и в то же время на высоком академическом уровне. Если это коллективный учебник, то важно, чтобы не было стилистического или смыслового разнобоя в главах, написанных разными людьми. Учебник должен быть современным, даже если в нем трактуются такие неустаревающие темы, как догматы или рубрики Типикона.

Каждый из учебников, который готовится в рамках этой серии, проходит серьезную апробацию прежде, чем выйдет в свет. Над ним работают научные и литературные редакторы. Он отправляется на рецензию в ведущие духовные школы, по замечаниям рецензентов вносится правка, иногда весьма существенная. На каком-то этапе учебник читаю я и вношу свои правки. Потом уже исправленный учебник получает визу Учебного комитета. И после этого ложится на стол Святейшему Патриарху.

Хотел бы подчеркнуть, что Святейший Патриарх принимает личное участие в этой программе — он читает каждый учебник, вносит свои правки, иногда возвращает текст на доработку. Однажды он вернул мне учебник с вопросом: «Владыка, Вы сами читали его?». Я ответил утвердительно. Он сказал: «Ну, значит, плохо читали. Студенты там ничего не поймут, он слишком сложно написан. Я десять лет возглавлял духовную академию и знаю, что студенты могут осилить, а что нет». После этого мы полностью перерабатывали данный учебник, упрощали его стилистику. То личное внимание, которое Святейший оказывает этому проекту в целом и каждому учебнику в отдельности, меня глубоко трогает и вдохновляет.

— Что, по Вашему мнению, является «смысловым центром» этих учебников, отличающим их от изданий прошлых лет? Отличается ли, может быть, от прежнего их язык, методика подачи учебного материала?

— Отличаются и язык, и методика подачи материала. Самое главное, что учебники написаны людьми, которые являются ведущими специалистами в своей области. Но не всякий специалист способен написан учебник, для этого требуются особые навыки. В работе авторам помогают профессиональные методисты.

Приведу один пример: коллективный учебник «Пастырское богословие». Я решил поручить написание отдельных глав священнослужителям, которые имеют опыт в конкретном направлении пастырской деятельности. Например, в работе с детьми, с престарелыми, с заключенными. В результате получился живой текст, который, надеюсь, поможет будущим пастырям в их духовном становлении и профессиональном росте.

Именно Фёдор Михайлович Достоевский дал такое толкование евангельской истории искушений Христа, которого недоставало в предшествующей христианской традиции. Читайте подробнее в исследовании митрополита Илариона.

— Владыка, недавно вышла в свет Ваша новая книга «Евангелие Достоевского». В этом издании невооруженным взглядом можно увидеть, что Вы совершенно особенным образом относитесь к великому русскому писателю. Как, по-Вашему, влияет Федор Михайлович на современного человека и, в частности, на образ мыслей священнослужителей?

— Достоевский сыграл очень важную роль в моей духовной биографии, я познакомился с этим писателем еще в ранней юности. Еще будучи школьником, я перечитал практически все его работы. Потом много лет я к нему практически не возвращался, но всегда его образ, его идеи присутствовали в моей жизни.

Название моей книги — «Евангелие Достоевского» — имеет двойной смысл. Во-первых, я говорю, собственно, о Евангелии Достоевского — о книге, которую он читал всю жизнь, с каторги и до самой смерти. Эта книга до сих пор хранится в Российской государственной библиотеке, и я имел возможность и счастье держать ее в руках. О том, какое она оказала влияние на творчество Достоевского, мне хотелось рассказать на основе прежде всего четырех романов из его «великого пятикнижия» — «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». И, конечно, на основе его собственной жизни, его биографии, которая не излагается в этой книге последовательно, но приводятся факты, имеющие отношение к его духовному пути. А путь он прошел очень непростой.

Достоевский дал такое толкование евангельской истории искушений Христа, которого недоставало в предшествующей христианской традиции. Читайте подробнее в исследовании митрополита Волоколамского Илариона.

Во-вторых, в своей книге я говорю о том Евангелии, которое Достоевский всю жизнь писал. Это — благая весть, которую он через свое творчество нес и своим современникам, и их потомкам, в том числе всем нам, и будущим поколениям.

Судьба его произведений удивительна. Проза Достоевского переведена практически на все языки мира, на которых вообще существует письменность, и что Достоевского читают люди в самых разных странах. Если говорить о проповеди Христа, о Православии, то во многих странах именно через произведения Достоевского люди могут узнать о русской культуре, о русской истории, о Христе и о Православии. Это совершенно поразительный феномен. Было много русских, византийских богословов, но их творения не будут читать ни на языке суахили, ни на каких-нибудь там Сейшельских островах, а Достоевского читают все и везде. Взять тот же образ старца Зосимы, писания старца Зосимы, образ Алеши Карамазова — люди во всем мире узнают о них и о тех идеях, которые они олицетворяют, через творчество Достоевского.

Поэтому мы можем говорить о Достоевском и как о пророке, и как об апостоле в наше время безверия, так называемого плюрализма, когда все религиозные традиции выставлены, словно на рынке. Достоевский на разных языках обращается к людям всего мира, свидетельствует о Христе и о том, как переживается православным человеком Христос.

Достоевский был глубоко православным человеком, это раскрывается через его творения. Поэтому вполне естественно, что его знаменитая цитата: «Если мне кто-то скажет, что есть некая истина вне Христа, то я лучше останусь со Христом, чем с этой истиной», в каком-то смысле — лейтмотив всего творчества Достоевского. Это я пытался показать в своей книге, в которой, конечно, я опираюсь на достижения и «достоевистики», и на русскую религиозную мысль, обильно цитирую русских религиозных философов и специалистов в области творчества Достоевского, акцентируя внимание читателя прежде всего на религиозных, христианских аспектах в его произведениях.

А если говорить о влиянии Достоевского на священнослужителей, то приведу один пример. Мой друг, англичанин по рождению, обучался в Оксфордском университете, писал диссертацию по Достоевскому. По мере написания этой работы он входил все глубже и глубже в мир Достоевского, в мир Православия. Дело кончилось тем, что он женился на русской девушке, принял Православие и стал священником. Он живет в России и служит в Русской Православной Церкви — вот уже более четверти века.

— Расскажите, пожалуйста, о Вашей последней книге «Тайна Богоматери».

— У этой книги есть подзаголовок: «Истоки и история почитания Приснодевы Марии в первом тысячелетии». Это большой научный труд, тематически продолжающий шеститомную серию книг об Иисусе Христе. Мне хотелось в этой работе рассмотреть, как тайна Богоматери раскрывалась Церкви на протяжении десяти веков.

Я вижу несколько этапов в раскрытии этой тайны. Во-первых, упоминания о Матери Иисуса в Евангелиях и книге Деяний. Во-вторых, упоминания о Матери Иисуса в творениях ранних Отцов Церкви, в частности, у Иустина Философа и Иринея Лионского; сравнение Марии с Евой в творениях этих авторов. В-третьих, многочисленные упоминания о Матери Божией в творениях Отцов Церкви IV и начала V веков; формирование догмата о приснодевстве Богородицы, о Ее безгрешности. В-четвертых, споры вокруг термина «Богородица» в V веке и торжественное провозглашение догматического учения о Богородице III Вселенским собором. В-пятых, развитие литургического почитания Богородицы после V века; появление богородичных праздников; завершение формирования житийного канона Богородицы; создание многочисленных литургических текстов, посвященных Ей; завершение формирования списка ветхозаветных текстов, воспринимаемых как прообразы Богородицы; развитие иконографического канона Богородицы.

К этому можно добавить то, что происходило уже во втором тысячелетии: почитание чудотворных икон Богородицы в Византии и на Руси; развитие католической мариологии и реакция на него в трудах православных богословов XIX–XX веков.

Почему я говорю о «тайне» Богоматери? Потому что, во-первых, понадобились долгие века, чтобы эта тайна открылась православному церковному сознанию. А во-вторых, она остается сокрытой от стороннего наблюдателя. Только католики разделяют с православными почитание Девы Марии, хотя, как известно, в некоторых аспектах это почитание у них существенно отличается от православных. Что же касается протестантов, то они вообще не находят оснований для какого-либо почитания Марии, исходя из принципа sola Scriptura («только Писанием»): согласно этому принципу, нормативным для христианина является исключительно то, что отражено в Священном Писании. А упоминания о Богородице в Священном Писании Нового Завета не дают достаточных оснований для того почитания, которым Она пользуется в православной и католической традициях.

В своем исследовании я основываюсь на источниках, в том числе тех, которые ранее не переводились на русский язык. Из книги внимательный читатель узнает много интересного, в том числе того, на что обычно не обращают никакого внимания.

Приведу лишь один пример. На всех древних иконах, фресках и мозаиках с изображением Благовещения Богородица изображена держащей в руках веретено и пряжу пурпурного цвета. Почему? Я неоднократно задавал этот вопрос разным людям, включая церковных иерархов и семинаристов. Ни один не смог мне ответить. А ответ заключается в следующем: в раннехристианском апокрифе «Протоевангелие Иакова» описывается Благовещение. И там упоминается, что в тот момент, когда Деве Марии явился ангел, Она ткала пурпурную завесу для Иерусалимского храма. Вот откуда пошел этот образ.

Но он имеет и богословский смысл. В Великом каноне Андрея Критского говорится: «яко от оброщения червленицы, Пречистая, умная багряница Еммануилева, внутрь во чреве Твоем плоть исткася». Уверен, что большинство слушателей и читателей канона просто не понимают, о чем идет речь. А между тем, здесь использована метафора: плоть Богочеловека Христа зародилась во чреве Богородицы подобно пурпурной ткани.

— Каких новых книг ждать Вашим читателям в ближайшее время?

— Одна книга сейчас в печати, другая сдана в производство. Обе написаны за период пандемии. Первая называется «Святые наших дней». В ней я рассказываю о шести святых людях, с которыми мне довелось лично встречаться и общаться: архимандрите Кирилле (Павлове), архимандрите Иоанне (Крестьянкине), святителе Зиновии (Мажуге), преподобном Гаврииле (Ургебадзе), преподобном Паисии Святогорце и архимандрите Софронии (Сахарове). Кто-то из них уже канонизирован, кто-то, надеюсь, будет причислен к лику святых со временем. В книге я делюсь своими воспоминаниями о них, рассказываю об их жизненном пути, рассматриваю их проповеди и богословские труды.

Вторая книга называется «Тайна семи звезд». Это сборник рассказов и очерков о людях, живших в разное время и разных обстоятельствах. Аудиоверсии нескольких рассказов публиковались в интернете, другие рассказы и очерки еще нигде не публиковались. К художественной прозе я обращаюсь впервые. Название книги заимствовано из Апокалипсиса, а в качестве эпиграфа я выбрал слова: «…Ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени, и соделал нас царями и священниками Богу нашему».